Пути Деоруса. Акт 1, Глава 1 Первый столб
Солнце клонилось к закату. Земли по обе стороны широкой, мощенной камнем дороги былиизрезаны тропинками, вившимися между пастбищами, пашнями, садами ивиноградниками. Тут и там, как грибы, торчали ветряные мельницы. Высокая траваколыхалась под порывами ветра, слышался низкий гул насекомых. Свежий бризприободрил уставшего путника: он втянул тонким носом прохладный воздух, несшийзапах дома, запах моря, которого странник не видел уже много месяцев. Худойсмуглый юноша остановился и прикрыл серые глаза. Он убрал черные кудри совспотевшего лба и перевесил тяжелую сумку на другую сторону. Пришлосьповозиться из-за шерстяного плаща с капюшоном, но плечо ныло уже почти так женевыносимо, как и стопы. Он чувствовал каждый камень сквозь тонкие сапоги исмог бы определить, что находится в одном дневном переходе от Белой столицыпросто по форме камней – ближе к городу они становились мельче. Если бы не цвет, то их можно было бы спутать сбрусчаткой Арватоса, откуда юноша и держал свой путь. От неприятныхвоспоминаний по спине пробежали мурашки.
“Соберись, Ганнон: если будешь вот так стоять, то упадешь прямо здесь — надо идти”, —внушал сам себе странник. Но получалось не очень: силы были уже на исходе. Онбыл рад покинуть бывшую столицу Деоруса, где провел несколько месяцев по долгуслужбы. Но теперь, на пороге родного города, куда путник так стремился, емувновь становилось тревожно. Доклад хозяину всегда выводил Ганнона изравновесия. С возложенной на него миссией он справился, но – как и всегда – несовсем так, как учили. Полумрак и мелкие камни под ногами оживили воспоминания:озирающийся курьер на службе заговорщиков, Ганнон тихо идет по его следу, чтобыдобыть последний кусочек мозаики. Легкое прикосновение, вспышка, и вот слугаизменников лежит в красной пыли Арватоса.
Память об использовании кольца отозвалась ноющей болью: юноша инстиктивно тронулбольшим пальцем средний, где обычно носил его. Ганнон сжал кулак, и почтиощутил рукоять кинжала, он вспомнил, как опустил руку, как ушел во тьму,оставив врага в живых. Юноша был уверен, что тот не видел его, но все равнотрепетал от страха, что хозяин прознает о проявленном милосердии. Все же,Ганнону удалось узнать, какие еще дома принимают участие в заговоре: гербы идевизы услужливо встали перед глазами, словно наяву. Еще не успевшая унятьсяболь в пальце разыгралась сильнее прежнего, подкатила тошнота. Дажевоспоминания об использовании кольца не могли ужиться с собственными умениямиюноши. «Еще одна причина опасаться хозяина…» — подумал путник, отгоняяназойливое видение.
Взбодриться юноше помог гнус, поднявшийся из травы, как только путник остановился. Спасаясьот надоедливых насекомых, он прибавил шагу и вскоре нагнал обоз, запряженныйдвумя волами. На телеге, склонив голову в соломенной шляпе, дремал торговец, вто время как два огромных белых быка продолжали тянуть вперед тяжело груженнуюповозку. Ганнон ускорился и обошел ее сбоку, благо дорога позволяла разъехатьсятрем таким. В повозке, помимо тканей и сундуков, были бочки с элем, амфоры свином и даже несколько бутылей зеленого стекла из-за Двуцветных гор.
Начало темнеть, и на небе стали загораться первые звезды. Вуаль Молка сплошнойнепроницаемой завесой наползала на небосклон с востока, закрывая мелкие огонькизвезд, но не очертания двух лун. Селана ярко сияла голубым посреди черноты.Вторая луна, Валхра, еле выделялась бледным желтым пятном. Ганнон перевелвзгляд с небесных светил вниз – на огоньки столбового постоялого двора, чтомаячили впереди. Сегодня был ровно год, как Валхра вспыхнула словно солнце,превратив ночь в день. Чего только не пророчили после этого невиданногозрелища: сошествие богов, вторжение демонов, исчезновение великого Шторма и то,что он расширится и поглотит острова-колонии. Но сменялись месяц за месяцем,ничего не происходило и тревожные разговоры становились все тише. Небосклон выгляделкак ему и было должно в это время года
Чтобы отвлечься от боли в стопах, Ганнон вспоминал уроки астрономии, которые старый братБоннар давал ему в те вечера, когда звезды успевали выглянуть до того, как монахзасыпал в обнимку с кружкой эля. Селана на вуали, Валхра в бледной фазе, значит,скоро из-за Завесы появится Путеводная Звезда, начнется сезон Приливного Ветра,и корабли с зерном будут прибывать из Колоний быстрее. Юноша перешел небольшойкаменный мост, что пересекал бурный приток реки Голоки. Кроме шума водыотчетливо различался звук невидимого в темноте, но находящегося явно где-тонеподалеку водяного колеса. Когда Ганнон покидал родной город несколько месяцевназад, этой мельницы еще не было.
Ганнон поправил одежду так, чтобы не было видно спрятанного под ней кинжала. Должностьпозволяла ему наравне с благородными проносить оружие на столбовые дворы, нобез необходимости раскрывать себя не стоило. В сгущающихся сумерках он прошелмимо деревянного столба в два человеческих роста высотой, отмечавшего дневнойпереход посланника. След от удара меча – отметка о давнем походе легионеров,вырезанная высоко на столбе, – был заботливо покрыт дорогим монастырским лаком.Юноша был высок, но все же его рост не дотягивал до одного рубба. А ведьлегионер рубил на уровне груди. Ганнон сошел с дороги и по пологому склону добралсянаконец до двери постоялого двора. Как только он открыл дверь, его встретиливырвавшиеся наружу дым лучин, грохот посуды, смех и песни. Ноздри наполнилиароматы еды и питья, и в них Ганнон четко уловил запах брухта, от которогосводило челюсть, а рот наполнялся слюной.
Юноша вошел в зал, поискал глазами фигурку священной коровы Адиссы сбоку от входа ипровел пальцами по ее медной голове, отполированной до блеска многочисленнымипосетителями. Затем прошел вдоль стены из толстых бревен, мимо сундука дляоружия – тот был пуст – и присел за свободный стол так, чтобы видеть вход.
В центре на почетных местах за столом со свечами сидели четверо гонцов. Двоеуставших, но довольных парней передавали другим сумки и наставления.Рассказывали, от какого путевого столба шли и что видели на постоялых дворах.Их собеседники мрачно слушали и кивали. Вокруг стола вилось сразу несколькослужанок, желающих первыми успеть обслужить гонцов, как только те закончатпередавать дела. Хозяин – худощавый, лысый мужчина с висящими седыми усами –неодобрительно наблюдал за этим. Обделенные вниманием гости попроще – но неменее голодные – начинали серчать. Увидев нового гостя, одна из служанокотделилась от стайки и поспешила к Ганнону. На мгновение ее товаркиостановились, провожая расторопную девушку завистливыми взглядами, но вскорепродолжили осаждать верную добычу.
— Добро пожаловать в Первый Столб, господин! Изволите позвать вашего сменщика? — спросиладевушка. Она была стройной, ее черные волосы были разделены прямым пробором и собраныв две длинные тонкие косы. Живые карие глаза служанки ярко выделялись на бледномлице и с профессиональным любопытством осматривали одежду и сумки гостя.
— Не нужно… Как твое имя? — спросил Ганнон.
— Данора, господин.
— Данора, я не посланник, и сменщика у меня нет. — Говоря это, юноша по одной выкладывална стол три маленькие круглые зеленые монеты с отверстиями в центре, чтобы заинтересоватьими разочарованную девушку. — Принеси мне Походную похлебку, только без капусты!И кружку эля. Трех тарсов хватит?
—Есть бочонок прекрасного эля с Атора, я спрошу хозяина, открыли ли уже… — произнесладевушка и повернулась было в сторону общей залы.
—Данора! — Ганнон остановил ее и поманил к себе. — Не надо островного — ни кчему мне такая редкость. Принеси местного, берегового.
Послеэтих слов взгляд девушки потеплел, и наигранно гостеприимный тон сменилсяпо-настоящему радушным.
—Добро пожаловать домой, господин! Вы ведь будете ночевать? Узнать про комнату?— затараторила она.
—Нет, общей залы мне хватит, спасибо, — ответил Ганнон.
Девушка протянула ему третью монету обратно, но юноша только махнул рукой. Благодарнаяслужанка убежала выполнять заказ, а тем временем Ганнон осмотрел залу, быстро скользявзглядом по лицам остальных постояльцев: гонцы, пара торговцев зерном,священник в потертой белой рясе с золотой окантовкой и батраки с окрестных ферм,принадлежащих легионерам, хотя здесь их чаще называли Откликнувшимися. Онвернулся, и пора было снова привыкать к землям Виалдиса, упаси боги назвать егоТиарпором!
Спустя пару минут девушка показалась вновь: с подносом в руках, она ловко продвигаласьмежду посетителями, направляясь к Ганнону. Но, не дойдя одного стола, отдалазаказ торговцу зерном из Арватоса. Страждущий резко потянулся навстречувожделенному напитку и чуть ли не выхватил деревянную кружку из рук служанки.Тучный мужчина, зажмурившись, поднес эль прямо к красному носу и жадно втянулвоздух. Его лицо побледнело, глаза распахнулись.
—Что за дрянь! Молк вас забери… — торговец прикрыл рот и нос рукавом, другойрукой отодвигая кружку. Ганнон с нескрываемым весельем помахал рукой служанке:
—Кажется, это мой! Неси скорее!
Девушка быстро переставила кружки между столом торговца и своим подносом, и, неразборчивопробормотав извинения, поспешила прочь от недовольного толстяка. Секунда, изаказ был на столе Ганнона: парящая миска с похлебкой и та самая кружказеленоватого эля. Юноша взял ее обеими руками и, глянув в сторону неудачливоготорговца, поднес напиток к самому носу и глубоко вдохнул. Аромат брухта былосложно представить человеку, которому посчастливилось не быть с ним знакомым:чаще его описывали как смесь рыбьей чешуи и горькой коры пустых кленов с Атора.Звучало мерзко, но для тех, кто вырос на побережье, где брухт добавляли в любуюстряпню, запах был так привычен, что становился почти незаметным. Стоило же им попробоватьеду через два-три столба от Белого Города, как отсутствие этого аромата давалоо себе знать: вся еда казалась жителям побережья безвкусной и сладковатой.
Перевалило за полночь, и зал потихоньку пустел. Посланники-сменщики ушли первыми,доставлять письма. Один за другим они гладили Адиссу и покидали гостеприимныестены. Их коллег развели по комнатам служанки. Ганнон выбрал лавку в углу: она хотьи стояла подальше от очага, но зато можно было сложить вещи к стене и непереживать за них. Сон, после долгого перехода, пришел быстро.
***
Ранним утром – едва только взошло солнце – Ганнона разбудило кряхтение хозяина, ходившегопо залу и наводившего порядок. Юноша резким движением сел на твердой лежанке,потянулся и растер затекшую поясницу. Хозяин обернулся на звуки и коротко кивнулгостю:
—Доброе утро, господин.
—Доброе, один трудишься? — Ганнон зевнул. — А что помощницы твои?
—Да! — Хозяин только раздраженно махнул рукой — Не до того им, видишь ли… Выгнатьбы в чем есть наружу, да посланников трогать не дозволено…
—Ну не вечно же им тут быть, пора и о будущем подумать. — Ганнон взял протянутуютрактирщиком кружку воды и отхлебнул. — Хорошие мужья – посланники. Недалекие,деньги получают большие и не тратят, пока заняты. Не пьют, пока работают, апотом, как ноги уже не те, – на покой.
—Ха, не пьют, пока работают! — Мужчина глянул на бочонки, сложенные в дальнемуглу. — Зато потом наверстывают! Некоторые за пару лет до смерти спиваются.
—Ну, так тоже неплохо, хозяин. — Юноша улыбнулся — Не все ж деньги пропитьуспеет, особенно если припрятать: писать-считать они не умеют.
—Хах, ну так-то, половина торговок, у которых я закупаюсь, – вдовы посланников. —Трактирщик провел рукой по усам, задумавшись. — Почтенные дамы они в Виалдисе…
—Ну вот и не обижай своих: повезет, так потом скидку сделают. — Ганнон закинулсумку на плечо, накренившись под ее тяжестью, но быстро восстановил равновесие.— Боги в помощь.
—Боги в помощь, — машинально ответил хозяин и, прислушавшись, добавил: — Нопомощь не всегда бесплатная.
—Неужто ты усомнился в чистоте бело-золотых? — Ганнон сделал акцент напоследнем слове.
—Хах, хм-м, боги в помощь тебе, господин, — повторил трактирщик, повернулсяспиной и ушел вглубь зала, явно не желая продолжать разговор.
Юноша провел указательным и среднимпальцами по спине Адиссы и начал открывать дверь, но помедлил, зажмурившись отсвета. С улицы донеслись крики.
Снаружи жрец в белом с золотой оторочкой одеянии служителя Ихариона яростно с кем-то спорило цене Посвящения ребенка. Ганнон решил пока не показываться и, глянув на фигуркукоровы, вздохнул и сделал один шажок за порог, уперевшись в дверь. Так он былне в доме, но все еще скрыт от наблюдателей, что стояли снаружи. О том, как этовыглядело изнутри таверны, юноша предпочитал не думать.
Напротив жреца стоял рослый мужчина, седой, но с прямой спиной и широкими плечами. Онслушал, сложив руки на груди, легкая улыбка усиливала морщинки, белой сеткойпокрывавшие смуглое от загара лицо. Позади него стояли двое: молодой мужчина и совсемеще паренек, едва отрастивший первые усы. Братья, не иначе: у обоих кудрявые светлыеволосы и глаза серые, как у отца. Хотя нет, младший был голубоглазым.
Все трое были одеты в практичную темную одежду, а отец и старший сын еще и в плащи-пенулы:серо-зеленого морского цвета, закрывавшие грудь и скрепленные на левом плече застежкамис гербом благородного дома — Откликнувшиеся Морского Легиона. Лицо старшего сынауже было тронуто ветрами, на поясе висел короткий широкий меч, у его отца –такой же, но с богато украшенным эфесом. Парням не удавалось хранить то жеспокойствие, что и главе семейства: слушая самозабвенную речь жреца, они то идело переглядывались, посмеивались и закатывали глаза.
—…в святом Арватосе и на всех Ступенях проводил я этот обряд, — священник едвазаметно помедлил, — благородный господин, и пожертвование, установленноеэдиктами Белого Совета, не подлежит обсуждению. Никто из благородных: ниСлышавшие, ни даже Видевшие не позволяли себе торговаться со слугой Ихариона, —он возвысил голос, — Отца Ангелов и Солнца. И чтобы Кл… — тут жрец осекся.
Младший сын легионера широко раскрыл глаза, от резкого выдоха расширились ноздри. Отец,не оборачиваясь, взял старшего за плечо и хорошенько сжал. Рука сына застыла, едваначав путь к рукояти меча.
—От-клик-нувшиеся, — медленно произнес старый моряк, — не уступают благородствомостальным домам Деоруса, святой отец. — Лицо и голос его оставались спокойными,но в глазах появились холодные огоньки. — И мы не оспариваем цену в серебре —только в куруме.
—Один тан на один лан, какие тут вопросы?.. — проворчал священник, не отводявзгляда. Ганнон про себя отметил, что жрец не лишен мужества.
—Да, так написано в… — заговорил было младший сын, но отец резко прервал его пощечиной.
—Тихо! Не в кирасе еще, чтобы мне перечить! — прикрикнул отец, встряхивая ладонь.Бедняга-сын отошел на шаг, склонив голову и не смея притронуться к щеке, пока главасемьи не отвернулся. Старший брат сжал губы, но промолчал.
—Скажите, святой отец, а куда вы держите путь после нас? — как ни в чем небывало спросил старый легионер.
—Хм, очевидно, что направляюсь я в Тиарпор… — Жрец почувствовал, что егозавлекают в ловушку.
—В Виал’дис, кхм, то есть в Белый Город. — Мужчина на секунду перешел набереговой говор. — Отлично! — Он улыбнулся. — Знаете что, негоже нам споритьиз-за цен, да тем более с Белым Советом. Мы заплатим серебром — столько,сколько написано, чтобы уж точно – пять ланов.
Вответ на это жрец только закрыл глаза и громко выдохнул: с эдиктами он споритьне мог.
—…нуили четыре тана, как я и предлагал. В Белом Городе еще ждут приливной ветер… —продолжил легионер.
—И у вас еще осталось серебро, не всё курум?
—Найдется, святой отец.
—Селана велит нам быть смиренными, — со все еще закрытыми глазами проговорилжрец, подставив ладонь.
—А Гартола – благодарными, — произнес старый моряк и положил в протянутую руку четырекрупных зеленых кругляша с квадратными отверстиями в центре.
Священник взял монеты, повернулся и пошел в сторону дороги. Трое Откликнувшихся смотрели емувслед. Жрец направился к своей повозке. Проходя мимо столба, он сплюнул, почтизамарав основание. В этот раз к мечу потянулась уже рука отца. Впрочем, он быстроподавил вспышку гнева.
—Отец, это уже слишком! — воскликнул старший сын, которому хватило ума подождатьдо конца разговора. От злости молодой легионер аж раскраснелся. — Вы же слышали:он хотел назвать нас Кликой!
—Ты уже в кирасе, но за Посвящение твоего сына платить нам с матерью, такчто не учи меня, — яростно прошептал отец. — И не кричи: нас могут услышать.
Ганнон,не показывавшийся из-за приоткрытой двери, одобрительно кивнул. Легионер жепродолжал наставлять своих отпрысков:
—Мы получили, что хотели, а связываться с церковником из Арватоса опасно, дажетут.
—Белый жрец – не Черный, кровь течет... — тут пощечина досталась и старшемусыну. Он отошел, держась за щеку.
—Не поминай их всуе, никогда, слышишь?! Одно дело поглумиться над алчностью Белого,но богохульства я не потерплю. — Воин впервые за все время разговора по-настоящемувышел из себя. – Это основы мира!
—Я и не… — начал было оправдываться молодой человек, но, встретив разъяренныйвзгляд отца, покорно умолк. Старик вздохнул и позволил себе немного ссутулитьплечи.
—Понял я, о чем ты говорил. За предложение пустить кровь Белому тебе бы ещеотвесить, но он и правда чуть не оплевал столб, так что ты отделался одной.
Ганнон раскачался на одной ноге так, чтобы со стороны казалось, что он выходит из глубиныкомнаты, а не с порога.
—…впомощь тебе, хозяин – громко проговорил он, обернувшись, как будто прощаясь страктирщиком. Трое Откликнувшихся резко повернулись в его сторону. Юношаизобразил смущение и испуг от неожиданного внимания, почтительно склонил головуи опустил глаза.
—Доброго дня, почтенные, — сказал Ганнон, глядя в землю и немного картавя наманер жителя Неардора, благо смуглая кожа и темные волосы позволяли сойти за путешественникаиз-за Гор. — Далеко ли отсюда до Тиарпора? — Как и жрец, он использовал староеимя торговой столицы.
Легионеры,застигнутые его выходом врасплох, немного расслабились. Отец все же смерилчужака подозрительным взглядом. Старший сын немного поежился от звука «р» вназвании города. Слово взял любопытный младший:
—Доброго дня, господин! Ой, то есть почтенный. До города совсем недалеко: одинстолбовой переход, но он самый короткий, потому что первый, он не равен дневномупереходу по самой дороге от первого до второго столба… — зачастил паренек. Старшийбрат заулыбался, а отец прикрыл глаза, взявшись двумя пальцами за переносицу.
—Книгочей наш хочет сказать, что за полдня дойдешь, — прервал он младшего сына. —Скажи, почтенный, ты посланник?
«Не верит, что я чужеземец. Решил, что донесу за яму на его участке дороги», —подумал Ганнон, поправляя тяжелую сумку. Вместо ответа он сделал шаг вперед и,прищурившись, посмотрел на застежку плаща.
—Дом Лизарис, «Сквозь волны и шторма», — быстро прочитал он вслух мелкие буквы. Ибудто невзначай поинтересовался: — Ваши земли у Каменной Реки? — Так иногданазывали великую дорогу между двумя крупнейшими городами.
Старый воин, избавленный от подозрений, ответил чуть более мягким голосом:
—Да, несколько лиг Тропы Легионера между первым и вторым столбом. Как твоепутешествие?
—Благодарю, почтенный, спокойное и ровное.
От своей повозки к ним возвращался жрец. Он, наконец, откопал в большом ворохе вещейна телеге принадлежности, нужные для обряда. Ганнон увидел, что внимание мужчинпереключилось на священника, но не хотел выдавать, что слышал их разговор. Онпродолжил смотреть на своих собеседников, изобразив легкое недоумение. Первымна него снова обратил внимание младший:
—Господин… почтенный, вы должны нас простить: тут наш, ну, мой племянник, сынбрата, — он махнул рукой в его сторону, — ждет Посвящения, а это – тотсвященник, которого ждем мы.
—Примите поздравления. — Ганнон приложил правую руку к груди и поклонился, всееще изображая иноземца. — Я пойду своей дорогой.
—Да, боги в помощь, — резко бросил отец, не отводя взгляда от переваливающегосясвященника. Его старший сын улыбнулся и кивнул в ответ на поздравления, амладший неловко повторил поклон за Ганноном.
Юноша повернулся и быстрым шагом направился к дороге. Через минуту он уже одолелподъем, и перед ним открылся вид на великий город. Широкая дорога под егоногами – мощенная камнем, выбеленным морским ветром, – уходила вдаль доогромных южных Зерновых врат. Мощные стены защищали со стороны земли город, раскинувшийсявдоль морского побережья. К западу от города – на холме – возвышался гигантскиймаяк, служивший домом Морскому Легиону. Рядом с ним швартовались боевыетриремы. Отдельная небольшая бухта, оборудованная под причал всего лишь одного громадногокорабля, сейчас пустовала.
На востоке, бросая вызов маяку, на скалистом берегу моря стоял родовой замок правителейДеоруса, который служил еще и твердыней для Откликнувшихся из Земного Легиона. Уподножия замка протекала река Голока, разделяя город надвое. Устье реки какбудто пробили в белых прибрежных скалах. Местные верили, что так оно и было вовремена богов.
Обстановка у внешних стен города не внушала радости: возле Зерновых врат творилосьнастоящее столпотворение. А ведь сезон Прилива еще только приближался. Оценив ситуацию,Ганнон решил попытать счастья у западных врат — Рыбных, путь к которым лежалчерез пляж. Он проверил тонкий длинный кинжал под плащом, убедившись, что оружиене видно, но дотянуться до него легко. Кольцо было при нем, но юноша старалсяне надевать его без надобности. Он и так был изможден дорогой.
Так или иначе, идти предстояло через весь город с запада на восток: Через портовыйрайон в гору, где располагались Внутренний рынок и Великий Храм, затем мимокварталов знати вниз к реке и, наконец, на другой берег – к замку. Ганнонсвернул с дороги налево, направившись вниз по склону по одной из многочисленныхтроп, ведущих к побережью.
Выбранная тропа петляла, и ее поверхность была не самой ровной, но этот путь выводил напляж ближе всего к воротам. Вскоре каменистая почва сменилась песком. Слева вдольпляжа ходили бедняки, собирая комья зеленых водорослей, которые выносил прибой,и складывали их в кучи чуть дальше от берега, словно стога сена. Детиперебирали водоросли, радостный мальчишка бежал к родителям, держа в рукемаленький кусочек янтаря. Мокрые стога влажно блестели и почти не источализапаха. А вот те, что подсохли и потемнели от солнца, уже ощутимо пахли. «Брухт– дар Гароны», — пробормотал юноша и ускорил шаг. Все хорошо в меру, особеннозапах «морской приправы». Мужчины, женщины и дети, одинаково чумазые, с руками,разъеденными солью, с любопытством разглядывали необычного странника серыми,как штормовое море, глазами.
Полоса песка становилась уже, и по правую руку начали появляться грубые хижины изплавника и плетня, обмазанного глиной. Сюда стаскивали янтарь, высушенныеводоросли и моллюсков, жгли костры и готовили еду.
Впереди образовалось небольшое столпотворение: жрец и жрица Гирвара в одинаковыходеяниях цвета кости заканчивали раздавать залежавшееся зерно. Не пройти. Слугиуже сложили все прочие вещи и – с особым благоговением – убирали в сундук весыи гири, символ рождения и смерти. Береговой люд, перебивая друг друга, чуть неплача и размахивая маленькими детьми перед бесстрастными лицами жрецов,пытались выбить себе еще подачку. Но сундук неумолимо захлопнулся, и служителикульта, синхронно развернувшись, направились в сторону ворот. Вслед за ними,взявшись за боковые ручки сундука, пыхтя от напряжения, поспешили слуги.
Как только благодетели отвернулись, наступила тишина. Детей опустили на песок, и терезво разбежались по своим делам. Страсти в толпе разгорелись вновь так жебыстро, как и улеглись: начался дележ. Тут уже было не до слезливых историй —дело пахло массовой дракой.
Один из береговых, одетый в бриджи и жилетку на голое тело, невысокий жилистыймужчина с копной всклокоченных седых волос и огромным носом, похожим на грушу,вскинул вверх руку и закричал неожиданно звучным голосом.
—Всё! Ну-ка угомонились, демоны, Мархокар вас сожри! — Он быстрым шагом рассектолпу и растолкал в разные стороны самых яростных спорщиков. Народ притих. —Бахан! — мужчина подозвал к себе рослого парня. Высокий, широкоплечий, но оченьсильно горбящийся, он подошел и молча поглядел на вожака. Тот продолжил: — Берисвоих бесполезных братьев, и живо тащите все зерно под навес. Потом найди Валку,пусть начинает готовить: чую, эта куча двух дней не проживет. Нам хорошего недают, а на Гирсосе ничего хорошего и не растет — диво, что еще в море не гниет,как рожа Баала.
Ганнон поежился от упоминания демонов, но удержал себя от того, чтобы сотворитьохранный жест. Местных же внушительный список богохульств ничуть не смущал. Четверопарней принялись таскать зерно, а прочие береговые начали расходиться. Богохульник,явно довольный собой, похлопал себя ладонями по голому животу, упер руки в бокаи осмотрел своих подопечных, все ли при деле. Затем он развернулся и направилсяуже было прочь, но его взгляд уперся в Ганнона.
—Ба, хедль! Здравствуй, как это у вас говорят, почтенный! Как там житье с тойстороны гор?
Все воззрились на чужака. Ганнон отметил, что вожак не вооружен — в такой одежденичего не спрятать, а из десятка береговых, вскрывавших раковины, у троихширокие ножи из хорошего железа. Только вот кучки моллюсков рядом с ними былисильно меньше, чем у их коллег с паршивым инструментом.
—Кони ходят, Молк их водит! — громко и с улыбкой ответил Ганнон и, широкораскрыв серые – такие же, как у местных – глаза, сделал шаг навстречу,показывая пустые руки. — Мне откуда знать, я там и не бывал никогда! —продолжил он, растягивая гласные, как и все прибрежные жители.
—Кони… Молк… — Вожак согнулся и захохотал, похлопывая себя по коленям. — Ух, этоя запо-о-мню! — Он вытер слезинку. — Но, скажи-ка, согрешила мать твоя с неардо,не иначе? Больно рожа у тебя темная, чистый хедль!
Ганнонс облегчением улыбнулся. «В следующий раз можно и постоять у Зерновых», —пообещал он себе.
—Звать меня Аторец. — Вожак встал сбоку от Ганнона и положил локоть тому наплечо: мужчине пришлось постараться, ведь он был на голову ниже юноши. — Пойдемвыпьем. А как тебя звать, земляк?
Ганнон мысленно перебирал имена своих обычных личин, но, как назло, нужна быламестная. Он слишком долго пробыл в Арватосе и «запылился», как бы сказали тут, вприбрежных землях. Пауза затянулась.
—Наггон, — брякнул он.
—Ба, это что ж за имя такое?
—Папаша с Неардора наших имен не знал, но хотел назвать по-береговому. Как он запомнил,так меня и записали в храме… А ты сам — с острова, что ли, с Атора? — поспешилсменить тему Ганнон.
—Не-е, ты что! Береговой краб, настоящий. Просто эль варю не хуже лесорубов этих,и такой же веселый! — Аторец улыбался во все десять зубов, явно довольныйсобой. – Что стоим-то — пойдем в дом!
Вместе они прошли по пляжу до жилища Аторца. «Дом» представлял собой навес, песок подкоторым устилала старая солома. По периметру были разложены мешки. Под темкраем навеса, что был ближе к морю, стоял деревянный ящик. К его поверхностибыла приклеена смолой скрученная из высохших водорослей фигурка, смутнонапоминающая корову.
Сбоку от навеса выстроились целые и побитые глиняные амфоры, наполненные булькающейжижей, похожей на кашу. Некоторые сосуды находились в тени, другие были открытысолнцу. На песке тут и там отпечатались круглые следы от них. Аторец подошел кодной из амфор, наклонился и прислушался, потом засунул палец в жижу и облизал.После недолгого раздумья он перетащил сосуд в тень и накрыл тряпицей.
Далее Аторец направился к месту, где в песок были вбиты палки, образуя треноги.Наверху каждой были растянуты тряпицы, провисающие под весом влажного брухта. Снижней стороны ткани скапывала густая зеленая жидкость, собираясь в миске напеске. Береговой не стал пробовать ее на вкус, а лишь вдохнул, наклонившись надсамой большой треногой. Он присел на корточки и аккуратно зачерпнул воду изямки, выкопанной рядом с треногами. В руках у него осталось с дюжину крошечных –с ноготь – белых ракушек, которые мужчина добавил к брухту на треноге,хорошенько помяв получившуюся жижу. Все это время он как будто не замечалсвоего спутника, полностью погрузившись в процесс. Но, закончив дело, Аторец резкоповернулся и громко провозгласил:
—Что Гирвару негоже, а Гартоле не жалко!
Ганнон вздрогнул от неожиданности, но быстро сообразил, о чем говорил береговой.
—Зерно от жрецов и брухт – дар моря, — проговорил он, и его собеседникодобрительно закивал. — Я смотрю, тут не один дар моря. — Юноша указал наракушки.
—Секретный этот, как его… — Аторец заговорщически подмигнул, — для остроты.
Он взял одну из амфор и поднес поближе к своему жилищу. Не заходя под навес,выудил из ящика две глиняные кружки. Затем поставил их на грубые доски и щедроразлил густой – с комками – напиток. Аторец взял одну кружку, кивнул на вторуюи с гордостью произнес:
—Лучшее, что есть. Не жалел ингр… ингри… ингре-диен-тов! – Последнее словодалось ему с трудом.
Ганнон,вспоминая торговца зерном из Первого Столба, который чуть не выпил его эль с брухтом,задумался о божественной справедливости. Запах пойла Аторца был не чета тонкомуаромату напитка из трактира. Ганнон сделал шаг вперед и, наклонив голову, зашелпод навес, после чего провел пальцами по фигурке коровы и взял кружку в руку.Хозяин, прищурившись, внимательно – словно заново – рассмотрел гостя. Он шагнулпод навес и тоже тронул голову Адиссы. После непродолжительного замешательства Аторецподнял кружку повыше.
—Добро пожаловать, гость. Молк меня забери, в камень преврати, если не накормлю,не напою, спать не уложу, — произнес он скороговоркой и, залпом выпив эль, взглянулна Ганнона поверх кружки. Смотрели на него и ребята с ножами. Не похоже, чтобыих волновали законы гостеприимства. Жизнь юноши зависела от расположенияглаваря береговых бандитов.
Он собрал всю выдержку и разом выпил предложенный напиток. Склизкие комки зернапришлось дожевывать, а морской запах заполнил рот и ноздри, на секунду оглушиввсе чувства и заставив юношу полностью погрузиться в себя. Этот напиток былодновременно и похож на тот, что Ганнон пил раньше, и нет. Ароматы, в обычномэле бывшие лишь легкими оттенками, превращались в солирующие партии и самираскрывались уже новыми нотками, но через мгновение в дело вступил вкус, которыйи раньше был сильнейшим, а в пойле Аторца достигал чудовищной силы. Проглотивнапиток, несчастный смог-таки вдохнуть: морской воздух огнем прошелся пораздраженному морской пряностью носу. Ганнон закашлялся и смутно услышал смех,а потом ощутил похлопывание по плечу. Слезящимися глазами он встретилодобрительный взгляд хозяина.
—Наш, береговой, видно! — Аторец присел напротив, скрестив ноги. – Чужак бы такне сдюжил. Ну, давай, расскажи, что видел? В Неардоре, говоришь, не был, ну а вКрасном Городе был, в Арватосе-то? Башня там у Черных высоченная, как хрен уБарбатоса, или брешут?
—Да Барбатос сам про свой хрен брешет, у него ремесло такое, — подавляя отрыжкуответил Ганнон. Аторец оценил остроту и коротко хохотнул. Юноша почти оправилсяот напитка и снова вошел в роль собеседника богохульника. — Но Черная Башня иправда есть, почти до неба достает.
—Что ж, выше Крепости нашей? — почти обиженно спросил хозяин.
—Да.
—И выше маяка?!
Ганнон кивнул и грустно пожал плечами. Аторец, что-то бормоча и покачивая головой,потянулся к амфоре, чтобы налить еще.
—Хозяин, подожди! — окликнул его Ганнон, огляделся по сторонам и взял небольшую бутыль,первой попавшуюся под руку. — Попотчевал, и хватит, не могу же я весь лучшийэль выпить. Давай другого, попроще.
—Этот… я бы тебе не советовал, — с сомнением сказал Аторец, поглядывая настаканы, стоявшие на ящике возле фигурки.
Ганнон осторожно принюхался, ожидая худшего, но аромат оказался на удивление приятным:слабые нотки кислого зерна и брухта терялись на фоне сладковатого запаха, онникак не мог определить, чего именно... Как будто смешались все известные ему ароматыцветов и фруктов. Ганнон уверенной рукой протянул амфору хозяину. Тот, смеривглазами ящик, посмотрел на юношу и прищурился:
—Гость просит?
—Да. — Ганнон все еще держал сосуд на вытянутой руке.
—Тогда Адисса не велит отказывать. — Хозяин плеснул по небольшой порции в каждуюкружку. Не успел он притронуться, как Ганнон уже осушил свою.
Юноша ощутил подъем, сердце забилось быстрее, пульс отдавался в висках, глазах и впальцах, а потом наступило… Нет, не расслабление – ясность ума и спокойствие.Нужно было уходить, он слишком задержался. Скоро местные устанут ждать, пока ихвожак играет с добычей.
—Хозяин, боги в помощь, — сказал Ганнон, поставив кружку обратно на ящик рядом совторой, нетронутой, и положил палец на голову фигурки. Аторец водрузил своюруку сверху, не давая юноше убрать его пальцы.
—Да что ты так торопишься? Не рассказал же еще ничего… А Ступени? А жрецов черныхвидал в Красном Городе?
—Хватит! Мне нужно в город! — твердо произнес Ганнон, и собственный голос гулкоотозвался в его голове, а виски запульсировали болью. Аторец отпустил руку и секундпять таращился на юношу стеклянными глазами. Потом он несколько раз моргнул ипроговорил:
—Дай хоть провожу, чтобы сброд наш к тебе не пристал.
Остаток пути береговой провел молча, он шагал слева и немного впереди, то и делопотряхивая головой. Местные провожали пару подозрительными взглядами, ноприближаться не рисковали. Когда они дошли до вырубленной в скале каменнойлестницы, что вела к площадке перед воротами, Аторец немного пришел в себя. Оногляделся по сторонам и немного смущенно проговорил:
—Ну, так ты это… землякам-то поможешь? Вон сколько добра у тебя из путешествия,ты ж видишь, мы небогатые. Отсыпь чего у тебя там.
Юноша вздохнул и с усилием подвинул сумку, дав спутнику посмотреть. Аторец глянул,затем уставился на Ганнона ошалевшими глазами и приложил палец ко лбу, сотворивохранный жест от нечистой силы. Не произнеся больше ни слова, береговой бандитповернулся и почти что бегом отправился восвояси.
Отличный комментарий!