стих

День Памяти

Мы помним тот праздник, не помним причину,
Не помним того, как нас предки спасли.
Как шли, умирая, спасали Отчизну
От гибели и геноцида Войны.

А мы ведь могли попасть в Красную книгу,
Как "вид", уничтоженный "видом" другим.
Теперь ветераны забыты, забиты
А те, кто способны помочь - дураки.

Теперь наши вещи пестрят черно-жёлтым,
Мы носим знак доблести, чести в бою,
А мы заслужили? Какого, блин, чёрта?
Не праздник, день Памяти тех, кто в раю!

Я убит подо Ржевом,
В безыменном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва,
Я не видел той вспышки,--
Точно в пропасть с обрыва --
И ни дна ни покрышки.
И во всем этом мире,
До конца его дней,
Ни петлички, ни лычки
С гимнастерки моей.
Я -- где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я -- где с облачком пыли
Ходит рожь на холме;
Я -- где крик петушиный
На заре по росе;
Я -- где ваши машины
Воздух рвут на шоссе;
Где травинку к травинке
Речка травы прядет, --
Там, куда на поминки
Даже мать не придет.

Подсчитайте, живые,
Сколько сроку назад
Был на фронте впервые
Назван вдруг Сталинград.
Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю,
Наш ли Ржев наконец?
Удержались ли наши
Там, на Среднем Дону?..
Этот месяц был страшен,
Было все на кону.
Неужели до осени
Был за ним уже Дон
И хотя бы колесами
К Волге вырвался он?
Нет, неправда. Задачи
Той не выиграл враг!
Нет же, нет! А иначе
Даже мертвому -- как?
И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она -- спасена.
Наши очи померкли,
Пламень сердца погас,
На земле на поверке
Выкликают не нас.
Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам -- все это, живые.
Нам -- отрада одна:
Что недаром боролись
Мы за родину-мать.
Пусть не слышен наш голос, --
Вы должны его знать.
Вы должны были, братья,
Устоять, как стена,
Ибо мертвых проклятье --
Эта кара страшна.
Это грозное право
Нам навеки дано, --
И за нами оно --
Это горькое право.
Летом, в сорок втором,
Я зарыт без могилы.
Всем, что было потом,
Смерть меня обделила.
Всем, что, может, давно
Вам привычно и ясно,
Но да будет оно
С нашей верой согласно.

Братья, может быть, вы
И не Дон потеряли,
И в тылу у Москвы
За нее умирали.
И в заволжской дали
Спешно рыли окопы,
И с боями дошли
До предела Европы.
Нам достаточно знать,
Что была, несомненно,
Та последняя пядь
На дороге военной.
Та последняя пядь,
Что уж если оставить,
То шагнувшую вспять
Ногу некуда ставить.
Та черта глубины,
За которой вставало
Из-за вашей спины
Пламя кузниц Урала.
И врага обратили
Вы на запад, назад.
Может быть, побратимы,
И Смоленск уже взят?
И врага вы громите
На ином рубеже,
Может быть, вы к границе
Подступили уже!
Может быть... Да исполнится
Слово клятвы святой! --
Ведь Берлин, если помните,
Назван был под Москвой.
Братья, ныне поправшие
Крепость вражьей земли,
Если б мертвые, павшие
Хоть бы плакать могли!
Если б залпы победные
Нас, немых и глухих,
Нас, что вечности преданы,
Воскрешали на миг, --
О, товарищи верные,
Лишь тогда б на воине
Ваше счастье безмерное
Вы постигли вполне.
В нем, том счастье, бесспорная
Наша кровная часть,
Наша, смертью оборванная,
Вера, ненависть, страсть.
Наше все! Не слукавили
Мы в суровой борьбе,
Все отдав, не оставили
Ничего при себе.

Все на вас перечислено
Навсегда, не на срок.
И живым не в упрек
Этот голос ваш мыслимый.
Братья, в этой войне
Мы различья не знали:
Те, что живы, что пали, --
Были мы наравне.
И никто перед нами
Из живых не в долгу,
Кто из рук наших знамя
Подхватил на бегу,
Чтоб за дело святое,
За Советскую власть
Так же, может быть, точно
Шагом дальше упасть.
Я убит подо Ржевом,
Тот еще под Москвой.
Где-то, воины, где вы,
Кто остался живой?
В городах миллионных,
В селах, дома в семье?
В боевых гарнизонах
На не нашей земле?
Ах, своя ли. чужая,
Вся в цветах иль в снегу...
Я вам жизнь завещаю, --
Что я больше могу?
Завещаю в той жизни
Вам счастливыми быть
И родимой отчизне
С честью дальше служить.
Горевать -- горделиво,
Не клонясь головой,
Ликовать -- не хвастливо
В час победы самой.
И беречь ее свято,
Братья, счастье свое --
В память воина-брата,
Что погиб за нее.

Сегодня папа снова пьяный
Пришёл домой. Опять бил мать.
Я разозлился, как ни странно
Вцепился маму защищать.

Его я шлёпал кулачками
И ножкой маленькой пинал.
Зачем он сделал больно маме?
А вдруг он что-то ей сломал?

Она лежит в углу у стенки,
Глаза закрыла, будто спит.
Все в синяках её коленки,
И ссадина на лбу блестит.

А я всё колочу пьянчугу,
Но он смеётся мне в глаза...
И как мне заломает руку!
Мне больно так! Не описать!
strashilka.com
Тут в дверь стучит к нам дядя Гриша
(Сосед, что выше этажом),
К нему навстречу папа вышел
С огромным кухонным ножом.

Я подбежал к любимой маме,
Хотел скорее разбудить,
Чтоб убежали мы с вещами
К любимой нашей тёте жить.

А мать глаза не открывает...
Да как так можно крепко спать?
И как она не замечает,
Что это пол, а не кровать?

И кажется, она не дышит,
А баловаться так нельзя!
Ах мама, мамочка! Не слышит...
Не открывает всё глаза!

И сердце моё вдруг зажалось,
Я, плача, мамочку будил.
Она никак не просыпалась...
Я приобнять её решил...

Я слышал шум там, в коридоре,
А дальше плохо помню я.
Другой сосед наш - дядя Боря
Всё повторял: "Полиция!"

Какая-то чужая тётя
Меня за руку повела...
Сейчас мы на её работе.
Другая тётя тут пришла,

Какие-то бумажки пишет,
Печально смотрит на меня.
Спросила: "Как ты, мальчик Миша?
Всё образуется на днях!

Твой папа больше не обидит -
Его надолго увезли.
Тебя он долго не увидит.
Ему там будет две статьи..

А твоя мама улетела
Туда, где свет, и где покой.
Но передать тебе велела -
Её душа всегда с тобой.

Тебя никто здесь не забудет.
Тебе Я буду помогать.
Наш сторож тебе папой будет.
А повариха здесь - всем мать.

Таких, как ты - детей, здесь много.
Заместо брата и сестры..
Пусть по-началу смотрят строго,
Но, в основном они добры!

Тебе кровать я застелила.
Пойдём, малютка, надо спать.
Давно уж ночка наступила.
Тебе давно пора в кровать..."

И отвела, и уложила,
И за собой прикрыла дверь.
А мне так не понятно было -
Я что, здесь буду жить теперь?

Куда же мама улетела?
Зачем оставила меня?
Она, быть может, заболела?
И может, навестит на днях?

Тут вдруг за дверью голос слышу
Отчётливо и хорошо:
"Уже ты уложила Мишу?
Там следователь к нам пришёл.

Сказал, что завтра мать хоронят,
Чтоб Миша ничего не знал.
Сказал, что завтра нам позвонит.
Свою нам помощь обещал.

Отца у Миши задержали,
И очень скоро будет суд...
И в детском садике сказали,
Что Миша оказался тут...

И голоса ушли. Укрылись,
А я заплакал чуть дыша.
И сердце так заколотилось,
Как-будто я бежал, спеша!

Я больше маму не увижу?
Она не улыбнётся мне?
Её я больше не услышу?
Я может сплю? Да! Я во сне!

Да! Точно! Как проснусь, я знаю,
За мною мамочка придёт,
И вместе с нею полетаем
Там, где она сейчас живёт...

А папу я скорей забуду.
Опять он будет маму бить..
И, когда вырасту, не буду
Я ни за что на свете пить!

Thomas Dylan – And Death Shall Have No Dominion

Конец придет всевластию смерти,
Нагие мертвецы сольются вместе.
С открытым ветром, с западной луной,
Когда исчезнут их обглоданные кости.
И под рукой и под ногами будут звезды,
Они сойдут сума оставив разум свой.
В пучину погрузятся чтоб воспрянуть вновь,
Любовники погибнут, но не сама любовь.
Конец придет всевластию смерти...