Стрельцы мутные были, с брожением умов. Петр за ними с детства наблюдал (неосознанно):
15 мая Петр был свидетелем убиения боярина Матвеева. В ту минуту, когда началось кровопролитие, он вместе с матерью находился на Красном крыльце.
1982...15 мая утром мятеж вспыхнул. Стрельцы в полном вооружении побежали со всех сторон к Кремлю. Начались убийства, при которых мятежники действовали, очевидно, по предварительно составленному плану, руководствуясь списком жертв, на котором было обозначено не менее 46 лиц. Многочисленной толпой стрельцы явились у Красного крыльца перед Грановитой Палатой и громко требовали головы Нарышкиных, погубивших будто бы царевича Ивана. Напрасно им был показан царевич Иван в доказательство, что он жив и здоров и что никто его не «изводил»; напрасно выходили к толпе, стараясь ее успокоить, Матвеев и царица Наталья с юным царем Петром. Когда начальник стрелецкого приказа князь Михаил Юрьевич Долгорукий грозно крикнул на стрельцов и велел им немедленно удалиться, его схватили, сбросили с крыльца вниз на подставленные копья и изрубили бердышами. Царица Наталья спешила укрыться с царевичами во внутренних покоях Кремля. Всякая деятельность правительства прекратилась. Не было никого, кто бы мог или захотел принять какие-либо меры против мятежников. (Рассказ Матвеева в изд. Сахарова, 16)
После кровопролития еще несколько дней Петр оставался царем один. На деле, однако же, с самого начала бунта вся власть находилась в руках царевны Софьи
Приходилось наградить мятежников, которые во время бунта «положили меж собою ничьих домов не грабить», и казнили тех, кто нарушал это правило. 19 мая солдаты и стрельцы пришли ко дворцу и просили выдать следуемые им деньги в количестве 240 000 рублей. Затем они требовали, чтобы имения убитых вельмож были конфискованы и розданы мятежникам. Наконец, они указали на некоторых вельмож, которых должно сослать (Соловьев, XIV, Приложение, XL)
Стрелецкое войско, начальником которого сделался Иван Андреевич Хованнеин, было удостоено почетного названия Надворной пехоты
Смута кончилась торжественным объявлением заслуг стрельцов. Они сами требовали такого объявления. 6 июня жалованной грамотой, за красной печатью, от имени обоих царей злодейства стрельцов были объявлены «побиением за дом Пресвятой Богородицы» и в честь полков Надворной пехоты велено было на Красной площади, близ Лобного места, воздвигнуть каменный столб с прописанием мнимых преступлений несчастных жертв трехдневного бунта, при строжайшем запрещении попрекать стрельцов изменниками и бунтовщиками. О Долгоруких было сказано, что они не слушались указов государя; Ромодановский был обвинен в изменнической отдаче Чигиринской крепости туркам; Матвеев назван «отравщиком» и проч.
Кроме того, стрельцам дарованы разные льготы, прибавлено жалованье, ограничена служба; запрещено полковникам употреблять стрельцов в свои работы или наказывать их телесно без царского разрешения (Жалованная грамота в Актах архивной экспедиции, IV, 361)
«Благоразумный читатель! Читаючи сего писания, не удивляйся. Правда есть тому всему; понеже для науки и обычая в иные государства детей своих не посылают, страшась того: узнав тамошних государств веру и обычаи, начали бы свою веру отменять и приставать к иным и о возвращении к домам своим и к сородичам никакого бы попечения не имели и не мыслили»(Катошихин, гл. IV, 24)
«И я, грешник, в первое несчастие определен», — говорил один из молодых русских дворян, отправленных за границу учиться. Другой писал из-за границы к родственникам: «Житие мне пришло самое бедственное и трудное…» (Voltaire. Hist, de Pierre le Grand. Paris, 1803, II, 208)
Нелегко расставались молодые русские аристократы с родителями. Едва ли кто из них знал какой-нибудь иностранный язык. Большей частью они были женаты, имели детей, занимали должности стольников и сановников. Нелегко было царедворцам, привыкшим к праздной жизни, учиться ремеслу матросскому. К тому же им грозили строгими наказаниями в случае неуспешного учения, неудовлетворительных свидетельств со стороны иноземных наставников(донесения Плейера у Устранена, III, 633)
Наука определена самая премудрая; хотя мне все дни своего живота на той науке себя трудить, а не принять будет, для того — не знамо учиться языка, не знамо науки». Другие жаловались на морскую болезнь и т.п (Пекарский. Наука и литература при Петре Великом, I, 141—142)
Были случаи сопротивления русских, которых заставляли учиться за границей; рассказывали об одном русском дворянине, отправленном в Венецию ради учения, что он из ненависти к чужбине и из опасения впасть в ересь латинян не выходил из своей комнаты (Штелин. Анекдоты о Петре Великом. Москва, 1830, III, 5 ).
15 мая Петр был свидетелем убиения боярина Матвеева. В ту минуту, когда началось кровопролитие, он вместе с матерью находился на Красном крыльце.
1982...15 мая утром мятеж вспыхнул. Стрельцы в полном вооружении побежали со всех сторон к Кремлю. Начались убийства, при которых мятежники действовали, очевидно, по предварительно составленному плану, руководствуясь списком жертв, на котором было обозначено не менее 46 лиц. Многочисленной толпой стрельцы явились у Красного крыльца перед Грановитой Палатой и громко требовали головы Нарышкиных, погубивших будто бы царевича Ивана. Напрасно им был показан царевич Иван в доказательство, что он жив и здоров и что никто его не «изводил»; напрасно выходили к толпе, стараясь ее успокоить, Матвеев и царица Наталья с юным царем Петром. Когда начальник стрелецкого приказа князь Михаил Юрьевич Долгорукий грозно крикнул на стрельцов и велел им немедленно удалиться, его схватили, сбросили с крыльца вниз на подставленные копья и изрубили бердышами. Царица Наталья спешила укрыться с царевичами во внутренних покоях Кремля. Всякая деятельность правительства прекратилась. Не было никого, кто бы мог или захотел принять какие-либо меры против мятежников. (Рассказ Матвеева в изд. Сахарова, 16)
После кровопролития еще несколько дней Петр оставался царем один. На деле, однако же, с самого начала бунта вся власть находилась в руках царевны Софьи
Приходилось наградить мятежников, которые во время бунта «положили меж собою ничьих домов не грабить», и казнили тех, кто нарушал это правило. 19 мая солдаты и стрельцы пришли ко дворцу и просили выдать следуемые им деньги в количестве 240 000 рублей. Затем они требовали, чтобы имения убитых вельмож были конфискованы и розданы мятежникам. Наконец, они указали на некоторых вельмож, которых должно сослать (Соловьев, XIV, Приложение, XL)
Стрелецкое войско, начальником которого сделался Иван Андреевич Хованнеин, было удостоено почетного названия Надворной пехоты
Смута кончилась торжественным объявлением заслуг стрельцов. Они сами требовали такого объявления. 6 июня жалованной грамотой, за красной печатью, от имени обоих царей злодейства стрельцов были объявлены «побиением за дом Пресвятой Богородицы» и в честь полков Надворной пехоты велено было на Красной площади, близ Лобного места, воздвигнуть каменный столб с прописанием мнимых преступлений несчастных жертв трехдневного бунта, при строжайшем запрещении попрекать стрельцов изменниками и бунтовщиками. О Долгоруких было сказано, что они не слушались указов государя; Ромодановский был обвинен в изменнической отдаче Чигиринской крепости туркам; Матвеев назван «отравщиком» и проч.
Кроме того, стрельцам дарованы разные льготы, прибавлено жалованье, ограничена служба; запрещено полковникам употреблять стрельцов в свои работы или наказывать их телесно без царского разрешения (Жалованная грамота в Актах архивной экспедиции, IV, 361)
«Благоразумный читатель! Читаючи сего писания, не удивляйся. Правда есть тому всему; понеже для науки и обычая в иные государства детей своих не посылают, страшась того: узнав тамошних государств веру и обычаи, начали бы свою веру отменять и приставать к иным и о возвращении к домам своим и к сородичам никакого бы попечения не имели и не мыслили»(Катошихин, гл. IV, 24)
«И я, грешник, в первое несчастие определен», — говорил один из молодых русских дворян, отправленных за границу учиться. Другой писал из-за границы к родственникам: «Житие мне пришло самое бедственное и трудное…» (Voltaire. Hist, de Pierre le Grand. Paris, 1803, II, 208)
Нелегко расставались молодые русские аристократы с родителями. Едва ли кто из них знал какой-нибудь иностранный язык. Большей частью они были женаты, имели детей, занимали должности стольников и сановников. Нелегко было царедворцам, привыкшим к праздной жизни, учиться ремеслу матросскому. К тому же им грозили строгими наказаниями в случае неуспешного учения, неудовлетворительных свидетельств со стороны иноземных наставников(донесения Плейера у Устранена, III, 633)
Наука определена самая премудрая; хотя мне все дни своего живота на той науке себя трудить, а не принять будет, для того — не знамо учиться языка, не знамо науки». Другие жаловались на морскую болезнь и т.п (Пекарский. Наука и литература при Петре Великом, I, 141—142)
Были случаи сопротивления русских, которых заставляли учиться за границей; рассказывали об одном русском дворянине, отправленном в Венецию ради учения, что он из ненависти к чужбине и из опасения впасть в ересь латинян не выходил из своей комнаты (Штелин. Анекдоты о Петре Великом. Москва, 1830, III, 5 ).