Яков делает движение головой, он увидел ее. Вот она, сидит,
прислонившись спиной к стволу, в расстегнутом ватнике, руки бессильно
раскинуты по сторонам, ноги поджаты. Она смотрит на нас, она еще живет,
если это называется жизнью, возле нее на снегу разбрызгана кровь, куда же
ты попала, Варвара, наверное, в ногу, Яков подходит к ней, все ближе,
ближе, он убьет ее ножом, она беззащитна теперь, сейчас он возьмет ее за
волосы и ударит ножом в горло, раз, другой, она не будет сопротивляться,
Василий берет ее лицо на прицел, Варвара разворачивается в сторону и
назад, я тоже целюсь девочке в лицо, хотя Василий с такого расстояния не
может промахнуться, ближе, еще ближе, и тут я вскрикиваю, я узнал ее, это
не она, это же не она, это Олена Медвянская, и сразу, как только я
вскрикнул, снегурочка прыгает на Якова, сверху, ногами, она прыгает ему на
шею, бьет его коленями и рвет рукой по лицу. Все происходит так быстро,
что никто не успевает среагировать, я стреляю, целясь выше, чтобы не
попасть в Якова, Василий отпрыгивает в сторону, чтобы найти лучший угол
обстрела, Яков валится в снег, всем своим грузным, могучим телом, валится
у ног Олены Медвянской, с винтовкой и ножом, кувырком летит снегурочка с
него за дерево, в сугроб, Василий стреляет, не целясь, я бросаюсь вперед,
та, вторая, Олена, поднимается мне наперерез от ствола, и я наотмашь бью
ее прикладом в зубы, несчастную Аленушку, я ломаю ей зубы, она падает, я
стреляю ей в грудь, раз, перевожу затвор, и еще раз. Пули пропарывают ее,
для нее это смерть, огромная, вечная, она, маленькая, и жила-то совсем
немного, я поднимаю голову, сбоку гремит выстрел, это Варвара, а я не
вижу, куда теперь стрелять, кругом черные стволы деревьев, Василий быстро
уходит, утяче переваливаясь, мелькая за стволами, на северо-запад, куда
ушла снегурочка.
...мы сразу поняли: это будет битва не на жизнь, а на смерть.
В первой избе, порог которой мы переступаем, Яков переворачивает ногой
лежащий на полу труп молодой женщины, хрупкие волосы осыпаются с ее
головы, как хвоя, лицо черным-черно, замерзла вытекшая из глаз кровь, Яков
склонился к ней, надавил на щеку пальцем, она хрустнула и провалилась, как
корочка угля на недогоревшем полене, мы понимаем, что это значит, это
значит ужас, который возвращается только раз во много веков.
- Снегурочка, - говорит Яков. Мог бы и не говорить, все и так поняли.
Снегурочка. Спаси нас, Господи.
Как неживые тени, крадемся мы утратившими форму улочками. Ее здесь
давно нет, но она могла устроить нам смертельную ловушку, очень мало на
свете есть существ безжалостнее и опаснее снегурочки. Появлению ее всегда
предшествует огромное количество сотворенного зла, она есть мера,
посылаемая потусторонними силами, чтобы человек не забылся и на
собственном затылке почувствовал ледяное дыхание вечной ночи. Кто позвал
ее, того наверняка уже нет на свете, но она не остановится теперь, она
будет кружить по земле, сея и сея смерть, пока ее саму не убьешь. Все эти
вставшие трупы, упыри да навки - лишь творения ее черной души, да, есть у
нее душа, непроницаемая, как колодец в глубину земли.
На окраине деревни, на покрытом снегом холме, мы находим ее следы,
тоненькую цепочку луночек в снегу, словно тут прошла лиса, и место, где
она стояла, глядя на дома, тогда еще живые, в окнах, наверное, горел свет,
дети играли в снежки, но она взяла и убила их, мертвой своей рукой,
превратила в выгоревшие куклы, не умеющие дышать. На вершине того холма
Василий достает деревянную стрелу и втыкает ее себе в щеку, кровь на
острие тянет на север, и мы быстро идем туда, проваливаясь по колени в
мягкий молодой снег, как голодные волки, идем убить ее или умереть.
На рассвете, посреди озимых полей, мы снова ловим ее следы, и вскоре
находим вытянутую ямку, где она спала. По ямке легко определить, что это
девочка среднего школьного возраста, у такой хоть шаги короче. Мы идем
дальше, не сбрасывая темп, потому что должны догнать ее раньше, чем она
заметит погоню. К одиннадцати часам утра мы находим свежий след, ведущий
прямо на север, может быть, она идет к полюсу, домой, сама хочет
исчезнуть, кануть в родное небытие? Около полудня след опять начинает
разметать, будто мы повернули назад, или время повернуло назад, но кровь
на стреле тянет на север, усталые, мы переходим на рысь, сменяя
передового, вот-вот мы должны ее нагнать, Василий пристально всматривается
в ровный седой горизонт, не появится ли там движущаяся точка, он
непрерывно должен следить за стрелой, потому что снегурочка может залечь в
снег, пропустить нас вперед, и тогда начать убивать. Начинает идти снег,
все гуще и гуще, поднимается ветер, лепящий хлопья в лицо, забивает рот и
ноздри, мы теряем скорость, в половину третьего стрела сворачивает на
северо-запад, она заметила нас! В туманных чащах метели снегурочка живет в
своей стихии, а мы слепы, в нескольких шагах уже невозможно стрелять, мы
падаем в снег и ползем, и каждый молится по-своему, Господи, кто бы ты ни
был, Дух или Зверь, защити нас.
прислонившись спиной к стволу, в расстегнутом ватнике, руки бессильно
раскинуты по сторонам, ноги поджаты. Она смотрит на нас, она еще живет,
если это называется жизнью, возле нее на снегу разбрызгана кровь, куда же
ты попала, Варвара, наверное, в ногу, Яков подходит к ней, все ближе,
ближе, он убьет ее ножом, она беззащитна теперь, сейчас он возьмет ее за
волосы и ударит ножом в горло, раз, другой, она не будет сопротивляться,
Василий берет ее лицо на прицел, Варвара разворачивается в сторону и
назад, я тоже целюсь девочке в лицо, хотя Василий с такого расстояния не
может промахнуться, ближе, еще ближе, и тут я вскрикиваю, я узнал ее, это
не она, это же не она, это Олена Медвянская, и сразу, как только я
вскрикнул, снегурочка прыгает на Якова, сверху, ногами, она прыгает ему на
шею, бьет его коленями и рвет рукой по лицу. Все происходит так быстро,
что никто не успевает среагировать, я стреляю, целясь выше, чтобы не
попасть в Якова, Василий отпрыгивает в сторону, чтобы найти лучший угол
обстрела, Яков валится в снег, всем своим грузным, могучим телом, валится
у ног Олены Медвянской, с винтовкой и ножом, кувырком летит снегурочка с
него за дерево, в сугроб, Василий стреляет, не целясь, я бросаюсь вперед,
та, вторая, Олена, поднимается мне наперерез от ствола, и я наотмашь бью
ее прикладом в зубы, несчастную Аленушку, я ломаю ей зубы, она падает, я
стреляю ей в грудь, раз, перевожу затвор, и еще раз. Пули пропарывают ее,
для нее это смерть, огромная, вечная, она, маленькая, и жила-то совсем
немного, я поднимаю голову, сбоку гремит выстрел, это Варвара, а я не
вижу, куда теперь стрелять, кругом черные стволы деревьев, Василий быстро
уходит, утяче переваливаясь, мелькая за стволами, на северо-запад, куда
ушла снегурочка.
В первой избе, порог которой мы переступаем, Яков переворачивает ногой
лежащий на полу труп молодой женщины, хрупкие волосы осыпаются с ее
головы, как хвоя, лицо черным-черно, замерзла вытекшая из глаз кровь, Яков
склонился к ней, надавил на щеку пальцем, она хрустнула и провалилась, как
корочка угля на недогоревшем полене, мы понимаем, что это значит, это
значит ужас, который возвращается только раз во много веков.
- Снегурочка, - говорит Яков. Мог бы и не говорить, все и так поняли.
Снегурочка. Спаси нас, Господи.
Как неживые тени, крадемся мы утратившими форму улочками. Ее здесь
давно нет, но она могла устроить нам смертельную ловушку, очень мало на
свете есть существ безжалостнее и опаснее снегурочки. Появлению ее всегда
предшествует огромное количество сотворенного зла, она есть мера,
посылаемая потусторонними силами, чтобы человек не забылся и на
собственном затылке почувствовал ледяное дыхание вечной ночи. Кто позвал
ее, того наверняка уже нет на свете, но она не остановится теперь, она
будет кружить по земле, сея и сея смерть, пока ее саму не убьешь. Все эти
вставшие трупы, упыри да навки - лишь творения ее черной души, да, есть у
нее душа, непроницаемая, как колодец в глубину земли.
На окраине деревни, на покрытом снегом холме, мы находим ее следы,
тоненькую цепочку луночек в снегу, словно тут прошла лиса, и место, где
она стояла, глядя на дома, тогда еще живые, в окнах, наверное, горел свет,
дети играли в снежки, но она взяла и убила их, мертвой своей рукой,
превратила в выгоревшие куклы, не умеющие дышать. На вершине того холма
Василий достает деревянную стрелу и втыкает ее себе в щеку, кровь на
острие тянет на север, и мы быстро идем туда, проваливаясь по колени в
мягкий молодой снег, как голодные волки, идем убить ее или умереть.
На рассвете, посреди озимых полей, мы снова ловим ее следы, и вскоре
находим вытянутую ямку, где она спала. По ямке легко определить, что это
девочка среднего школьного возраста, у такой хоть шаги короче. Мы идем
дальше, не сбрасывая темп, потому что должны догнать ее раньше, чем она
заметит погоню. К одиннадцати часам утра мы находим свежий след, ведущий
прямо на север, может быть, она идет к полюсу, домой, сама хочет
исчезнуть, кануть в родное небытие? Около полудня след опять начинает
разметать, будто мы повернули назад, или время повернуло назад, но кровь
на стреле тянет на север, усталые, мы переходим на рысь, сменяя
передового, вот-вот мы должны ее нагнать, Василий пристально всматривается
в ровный седой горизонт, не появится ли там движущаяся точка, он
непрерывно должен следить за стрелой, потому что снегурочка может залечь в
снег, пропустить нас вперед, и тогда начать убивать. Начинает идти снег,
все гуще и гуще, поднимается ветер, лепящий хлопья в лицо, забивает рот и
ноздри, мы теряем скорость, в половину третьего стрела сворачивает на
северо-запад, она заметила нас! В туманных чащах метели снегурочка живет в
своей стихии, а мы слепы, в нескольких шагах уже невозможно стрелять, мы
падаем в снег и ползем, и каждый молится по-своему, Господи, кто бы ты ни
был, Дух или Зверь, защити нас.
Илья Масодов - Сладость губ твоих нежных