Ну так не живи, делов-то. Тем более такой шанс выпал - в больнице лежишь. Десять шагов до инфекционки, облизнуть ручку двери и помереть с палактом "Стыдно, что я в этой стране жил!" Ну или дедка попроси тебе капельницу пережать - он старый ветеран, у него рука не дрогнет :)

Только в России ли?

Имя сестра, имя!
Унылые картинки мы и сами копипастить умеем.

"Ну, вы могли бы забрать меня в тюрьму"... ...после этого полицейский произвел арест. Подкаблучник!

Главное иметь хорошие... ммм... карабины.

Последний раз взглянув с мольбой на меня, Барамбаев повернулся
затылком.
Я скомандовал:
- По трусу, изменнику Родины, нарушителю присяги... отделение...
Винтовки вскинулись и замерли. Но одна дрожала. Мурин стоял с белыми
губами, его прохватывала дрожь.
И мне вдруг стало нестерпимо жалко Барамбаева.


От дрожащей в руках Мурина винтовки словно неслось ко мне: "Пощади его,
прости!"
И люди, еще не побывавшие в бою, еще не жестокие к трусу, напряженно
ждавшие, что сейчас я произнесу: "Огонь!", тоже будто просили: "Не надо
этого, прости!"
И ветер вдруг на минуту стих, самый воздух замер, словно для того,
чтобы я услышал эту немую мольбу.
Я видел широченную спину Галлиулина, головой выдававшегося над
шеренгой. Готовый исполнить команду, он, казах, стоял, целясь в казаха,
который тут, далеко от родины, был всего несколько часов назад самым ему
близким. От его, Галлиулина, спины доходило ко мне то же: "Не заставляй!
Прости!"
Я вспомнил все хорошее, что знал о Барамбаеве, вспомнил, как бережно и
ловко, словно оружейный мастер, он собирал и разбирал пулемет, как я
втайне гордился: "Вот и мы, казахи, становимся народом механиков".
...Я не зверь, я человек. И я крикнул:
- Отставить!
Наведенные винтовки, казалось, не опустились, а упали, как чугунные. И
тяжесть упала с сердец.
- Барамбаев! - крикнул я.
Он обернулся, глядя спрашивающими, еще не верящими, но уже
загоревшимися жизнью глазами.
- Надевай шинель!
- Я?
- Надевай... Иди в строй, в отделение!
Он растерянно улыбнулся, схватил обеими руками шинель и, надевая на
ходу, не попадая в рукава, побежал к отделению.
Мурин, добрый очкастый Мурин, у которого дрожала винтовка, незаметно
звал его кистью опущенной руки: "Становись рядом!", а потом по-товарищески
подтолкнул в бок. Барамбаев снова был бойцом, товарищем.
Я подошел и хлопнул его по плечу:
- Теперь будешь сражаться?
Он закивал и засмеялся. И все вокруг улыбались. Всем было легко...
Вам тоже, наверное, легко? И те, кто будет читать эту повесть, тоже,
наверное, вздохнут с облегчением, когда дойдут до команды: "Отставить!"
А между тем было не так. Это я увидел лишь в мыслях: это мелькнуло, как
мечта.
Было иное.
...Заметив, что у Мурина дрожит винтовка, я крикнул:
- Мурин, дрожишь?
Он вздрогнул, выпрямился и плотнее прижал приклад; рука стала твердой.
Я повторил команду:
- По трусу, изменнику Родины, нарушителю присяги... отделение... огонь!
И трус был расстрелян.
(с) Александр Бек. "Волоколамское шоссе"

А! Вот что у меня визитка с телефоном и пометкой "круглосуточно" к страховке прицеплена! :)
Спасибо, бро! Доходчиво.