Легенда о Гремячей башне. В одном из самых живописных уголков древнего Пскова, там, где река Псков / Псков :: Россия :: копипаста :: Гремячая башня :: легенды

Гремячая башня входила в систему оборонительных сооружений Окольного города Псковской крепости.

Дата основания:1525 год (правление Василия III)

Расположение: на правом берегу реки Псковы

Архитектор: предположительно Иван Фрязин

Высота:20 м,

Диаметр у основания: 15 м

Количество ярусов:6

Башня имеет множество различных подземных ходов, многие из которых не исследованы и по сей день.

Гремячая или Кислинская башня поначалу называлась Космодемьянской -по имени ранее существовавшего здесь Косьмодомианского монастыря. Настоящая Гремячая башня находилась здесь же, над Гремячими воротами, а когда её разрушили, название перешло на Космодемьянскую.

Когда-то, давным-давно, псковичи не только сеяли хлеб, занимались ремеслом и торговлей, строили дома и храмы, растили детей. Едва ли не постоянно, с мечом в руках, приходилось отражать им набеги рыцарских и прочих орд, вбивших себе в головы несбыточную мысль завладеть свободолюбивым народом.
Так было и в тот раз: словно стая коршунов, налетели на древний град злые, беспощадные тевтоны. Только выбрали, поганые, удобную для себя минуту. Застав псковичей врасплох, тевтоны в короткой, но жестокой схватке овладели городом, перебив немногочисленную дружину, а израненного, теряющего сознание псковского Князя схватили, заковали в тяжелые цепи и привели к самому магистру Тевтонского ордена. Надеялись, убогие, что преклонит колена гордый Князь, признает свое поражение и запросит о пощаде.
Но только не добился, как ни старались палачи-подручные, разъяренный магистр от Князя; ни гросьбы о пощаде, ни рабской покорности; даже стона его не услышали.
Приказал тогда магистр своим псам-рыцарям выстроить на крутом берегу реки, там, где воды Псковы разбиваются о серый каменистый выступ, высокую-превысокую башню и заточить в нее мужественного пленника, чтобы тот постоянно видел и слышал с высоты темницы муки и страдания своего народа.
Уж год прошел, и даже больше, а псковичи все терпели издевательства, изнывали от тяжкого ярма орденских поработителей, и все чаще с надеждой обращали взоры к неприступной тюрьме, где томился закованный в железо, но не сломленный Князь. Каждый стон, каждая обида, нанесенная его народу, доносилась до сердца Князя сквозь толщу каменных стен, жгучей болью отдаваясь в изболевшейся душе. И поднимался он тогда с холодного каменного пола, подходил, гремя тяжкими оковами, к узкому проему окна-бойницы и обращался к псковичам с призывом восстать против ненавистных захватчиков, не щадить жизней ради обретения долгожданной свободы.
Призывы Князя подслушали тевтонские стражники и донесли об этом своему начальнику. Рассердился тот и испугался одновременно и в паническом страхе перед восстанием приказал тайно умертвить непокорного Князя.
Но ничто уже не могло остановить бурной волны народного гнева. Каждый, кто только мог держать в руках оружие, бросился на заклятых врагов; не было под рукой оружия - голыми руками терзали закованных в броню тевтонцев. Долго, яростно, молча бились псковичи с врагами целый день, не остановились и темной ночью. И уже чуть было не взяли тевтоны верх над восставшими.
Но тут произошло чудо. Ослепительная молния разрезала напополам ночное черное небо, и не успели стихнуть последние раскаты оглушительного грома, как на стене, на самом верху башни, появилась тень Князя. Смертельный ужас объял тевтонов, а ободренные псковичи с удвоенной силой бросились на врага, разбили его наголову и изгнали далеко за пределы псковской земли.
Правда, много и псковичей полегло в той страшной битве. Всех их с почестями похоронили на каменистом речном выступе, возле стен построенной башни-темницы. Вспомнили псковичи и своего верного Князя и хотели найти его тело, чтобы предать земле. Но пусто было в башне, только тяжелые, поржавевшие цепи змеями распластались на каменном полу.
С тех пор слава великая о Князе стала передаваться из поколения в поколение, дошла и до наших дней. Только не всякий о том знает. Но зато каждый год, в ночь смерти народного героя, доносится из башни тихий и печальный звон. Многие утверждают, что самолично слыхали его. А башню оттого и стали называть в народе Гремячей.

С незапамятных времен в тайном, спрятанном глубоко под землей склепе Гремячей башни, за двумя тяжелыми железными дверями стоит гроб, установленный на крытом черным бархатом постаменте. В гробу лежит совсем юная красавица, княжеская дочь. Красавицу ту будто бы в свое время прокляла родная мать, за что - неизвестно: то ли ослушалась родительского наказа, то ли по другой какой причине. Только лежит она теперь без движения в золоченом саркофаге в самом расцвете девичьих сил, с открытыми глазами и ярким румянцем на щеках, не в силах вымолвить ни звука.
Все пространство зловещего и вместительного склепа занимают бочки с золотом, вплотную подступившие к гробу, а вход в башню и склеп стережет нечистая сила.
Однако есть средство расколдовать злые чары, наложенные на княжну. Для этого надо, чтобы отыскался добрый молодец, который смог бы 12 дней и ночей кряду отчитать без отдыха псалтырь над изголовьем девушки. Злые чары тогда рассеются, нечистая сила отступится, и тому молодцу достанется красавица в жены вместе со всем золотом склепа.
Многие горячие молодые головы в попытке разбогатеть пытались выполнить условия заклятья, но едва приближались ночной порой к заветному месту, как такой жуткий страх закрадывался в душу, что навсегда пропадала охота и к золоту, и к красавице, - своя жизнь дороже!
И все же однажды выискался такой отчаянный смельчак. Ровно в полночь подошел он к башне. С грохотом упали перед храбрецом замки и цепи, со страшным скрежетом отворились железные двери, открывая юноше путь к таинственной усыпальнице. По сырым, заплесневелым ступенькам, обдаваемый замогильным холодом, спустился молодец в склеп и замер пораженный.
Прямо на него был устремлен молящий взор прекрасных очей молодой княжны-красавицы, лежащей в золоченом гробу. Боль, отчаяние, надежда смешались в ее молчаливом взгляде, и заробевший было юноша, покоряясь ему, достал из кармана заранее припасенный псалтырь и стал по нему читать.
Как только начал юноша читать, страшнее видения стали осаждать его со всех сторон. Вся нечисть, что находилась в башне, словно сговорилась между собой в изощренных попытках вселить ужас в душу читающего, показывая всю гнусность, мерзость и отвратность своей сатанинской натуры. А молодец крепился изо всех сил, старался не смотреть по сторонам, чтобы не видеть всей этой гадости, и все читал, читал, читал... Шесть дней и ночей отчитал, а когда пошли седьмые сутки, не выдержал и задремал. В ту же минуту ликующая нечисть со злобным воем набросилась на юношу и выбросила вон из башни. Только и успел он заметить скорбно-безутешный взгляд красавицы княжны.
Нашли его ранним утром возле самого края обрыва без чувств. Двое суток после своего неудачного похода юноша не мог вымолвить ни слова. Да и оправившись, не прожил долго и вскоре умер.
А красавица княжеская дочь так и осталась в мрачном подземелье и поныне лежит там, окруженная золотом и нечистой силой, в надежде, что сыщется однажды юноша и сумеет освободить ее от злых чар. Вот этот-то звон золотых монет и слышат иногда в полночь некоторые псковичи.

На окраине бывшего старого города, на Мишариной горке, стоит церковь Иоанна Богослова. Построена церковь была давно, никто и не помнит когда, а вот престольный праздник исправно отмечали каждый год. В один из таких праздников и приключилась однажды с неким мастеровым история, ставшая позднее предметом частых пересудов.

Жил да был в Пскове мастеровой, запамятовали, как его звали. Так вот, каждый год гостил наш мастеровой в день апостола Иоанна Богослова у своих родственников, что жили на Мишариной горке. Дело привычное и по тем временам даже несколько обязательное. Так тянулось из года в год, может, и сейчас продолжалось бы, да положил конец гостеванью мастерового случай. Вот какой.
Тот год ничем не отличался от остальных, и начало праздника не предвещало ничего плохого. Отгостил мастеровой день и, что греха таить, подпил малость по случаю праздника и приятной компании. Но на ногах стоял крепко и облика человеческого не терял - знал меру. Ну, а раз подпил, то и припозднился.
В гостях хорошо, но пора и честь знать, надо идти домой в город, а дело-то уже к ночи было. Идет наш мастеровой потихоньку, настроение - лучше некуда, погода - и того краше: тихая майская ночь, соловьи насвистывают, и наш мастеровой негромко напевает какую-то песню незатейливую. Вдруг смотрит, навстречу двое знакомых вышагивают, должно быть, тоже из гостей идут.
- А-а, земляк! Здорово! - радостно захлопали они его по спине.
- Здоровы будете, земляки! - ответствует мастеровой.
- Куда путь-дорогу держишь?
- Да вот, домой пробираюсь. Отгостевал малость.
- Успеешь еще дома побывать. Зайдем-ка, брат, да выпьем с нами еще за компанию, - предложили земляки мастеровому.
- Отчего не зайти, зайдем, - соглашается мастеровой, - не знаю вот только куда.
- Это уже наша забота, - говорят земляки и берут мастерового под руки.
Идут и заходят в какой-то кабак, оказавшийся неподалеку. Мастеровой и ведать не ведал, что есть такой. Открывают дверь, проходят, садятся за стол. На столе появилось вино, закуска. Разлили вино по рюмкам. Земляки сами пьют и мастерового угощают:
- Да ты пей, брат, не стесняйся.
А того долго упрашивать не надо. Скинул картуз с головы, положил на лавку, пригладил волосы. Одной рукой за рюмку взялся, а другой машинально, по привычке, перекрестился по провославному обычаю. Не успел мастеровой персты от груди отнять, как все разом исчезло с его глаз: и стол, и вино, и земляки, а сам он очутился - ни за что не - поверите - на самом верху Гремячей башни. Без картуза и с обглоданной костью в руках. У бедного мастерового от страха волосы на голове дыбом поднялись и хмель мгновенно улетучился, как и не пил вовсе. Дошло до него, что земляки бесовским отродьем оказались, принявшим облик его знакомых. Только крестное знамение и спасло его от худшего...
Сняли мастерового с башни только утром, когда люди на работу пошли да его наверху заглядели.
С той поры наш мастеровой навсегда заказал себе ходить в гости на Мишарину горку в день Иоанна Богослова. А ежели кто из любопытства попросит рассказать его о забавном приключении, сердито хмурится и переводит разговор на другое.