Он сглотнул слюну и продолжал.
- Ну, и одет он, конечно, был. Все мы, ведь, ходим в черном, ну, или джинсы, там, синие у нас, у нормальных людей. Все остальное черное или серое. А этот сразу бросился в глаза, тварь. Куртка у него была желтая. Штаны красные. Ботинки - что и глаз не отвести. Борода. И усы – как будто выёбывается. А все вместе вызывали такую гармонию, что прямо злость брала. И я его хуй знает, зачем пошел за ним следом. Потому что всё во мне вскипело. Такая ненависть.
Войдя в метро, он не как все, - встал в очередь, не как простые люди, а, падла, пошел к автомату, даже наушники не вынул для приличия, и сунул туда деньги, и получил жетоны. Сразу. Ведь он словно всех их наебал, этих простых людей, что там давились. Бабки, там, блокадницы, ветераны. И они тоже на него с неприязнью, дескать – дохуя умный? Кинул жетон и живо встал на экскаватор. Я следом перепрыгнул.
Достает телефон, и сразу начинает интернет. Это тоже злит. У меня, в моих ебенях, интернет три раза в неделю, как горячая вода. А у него сразу и в метро. Понимаете? Любого это выбесит. Ну, зачем тебе в транспорте интернет? Не мог до квартиры дотянуть?
Вдруг он так живо по ступеньке между людей пошел – у меня так никогда не получалось. Как рыба в воду. А я ведь обязательно кого-нибудь локтем двину. Такой он ловкий. Хоть и лет ему сорокет где-то, а живота-то нет. Как так получается? У меня брат – тридцать пять, а уже лысый и с пузом. Ну, думаю, долго ты будешь мое терпение испытывать?
Спустились вниз только – сразу поезд. Он – туда. Я следом. А место-то одно. Он сел. Ну, думаю, гнида, допрыгаешься ты у меня. Стал сбоку. Входит женщина. И что бы вы думали? Первый, сука, вскочил, и ей место уступает. Много ли ума надо, не севши, уступить? А она ему, тварь беременная, еще и улыбается. И он ей. Это всё во мне так и всклокотало. Знает ли, думаю, твой ёбарь, как ты чужому глазки строишь? Понимаете?
На Невском он вышел. Если бы куда дальше поехал, я бы, может, и простил. Но, сука, на Невском! В самом центре города. Иду за ним, уже ничего не соображая. Выходит в двери. Стоит баба, такой красоты неописуемой, что я и вымолвить не могу. Не очень высокая, худенькая. Личико – вылитый ангел. Волосики белые, как у младенца. Глаза – озера лесные. И сразу к нему. Целует в губы, обнимает, и говорит: «Ну, я теперь тебя никому больше не отдам. Никакой Оли из Лондона». Он её обнял. А я совсем уже не соображаю, нож вынул, и ну, его бить в почки, на, получай, гадина, сука, сдохни, тварь. Тыкал, тыкал, тыкал. Пока не оттащили.
Такая история, гражданин начальник. Нет. Трезвый ни в одном глазу. А откуда такая неприязнь – ума не приложу. Отпусти, а? Я тебе семьдесят тысяч дам. Восьмерку свою продам, Колян напротив семь косарей даёт. В хорошем состоянии. А?
Totten köpf
03.Jul.201520:41
Здравствуй, если ты еще админ, не вздумай банить цветных, иначе ты потеряешь своего поклонника в моем лице!
Ответить
Твинк Онеги
03.Jul.201520:30
Доброго дня, Сплитэ) Тут какие-то местные сумасшедшие глотку дерут, мол, забаньте цветных, ко-ко-ко. Ну они того, хром
- Ну, и одет он, конечно, был. Все мы, ведь, ходим в черном, ну, или джинсы, там, синие у нас, у нормальных людей. Все остальное черное или серое. А этот сразу бросился в глаза, тварь. Куртка у него была желтая. Штаны красные. Ботинки - что и глаз не отвести. Борода. И усы – как будто выёбывается. А все вместе вызывали такую гармонию, что прямо злость брала. И я его хуй знает, зачем пошел за ним следом. Потому что всё во мне вскипело. Такая ненависть.
Войдя в метро, он не как все, - встал в очередь, не как простые люди, а, падла, пошел к автомату, даже наушники не вынул для приличия, и сунул туда деньги, и получил жетоны. Сразу. Ведь он словно всех их наебал, этих простых людей, что там давились. Бабки, там, блокадницы, ветераны. И они тоже на него с неприязнью, дескать – дохуя умный? Кинул жетон и живо встал на экскаватор. Я следом перепрыгнул.
Достает телефон, и сразу начинает интернет. Это тоже злит. У меня, в моих ебенях, интернет три раза в неделю, как горячая вода. А у него сразу и в метро. Понимаете? Любого это выбесит. Ну, зачем тебе в транспорте интернет? Не мог до квартиры дотянуть?
Вдруг он так живо по ступеньке между людей пошел – у меня так никогда не получалось. Как рыба в воду. А я ведь обязательно кого-нибудь локтем двину. Такой он ловкий. Хоть и лет ему сорокет где-то, а живота-то нет. Как так получается? У меня брат – тридцать пять, а уже лысый и с пузом. Ну, думаю, долго ты будешь мое терпение испытывать?
Спустились вниз только – сразу поезд. Он – туда. Я следом. А место-то одно. Он сел. Ну, думаю, гнида, допрыгаешься ты у меня. Стал сбоку. Входит женщина. И что бы вы думали? Первый, сука, вскочил, и ей место уступает. Много ли ума надо, не севши, уступить? А она ему, тварь беременная, еще и улыбается. И он ей. Это всё во мне так и всклокотало. Знает ли, думаю, твой ёбарь, как ты чужому глазки строишь? Понимаете?
На Невском он вышел. Если бы куда дальше поехал, я бы, может, и простил. Но, сука, на Невском! В самом центре города. Иду за ним, уже ничего не соображая. Выходит в двери. Стоит баба, такой красоты неописуемой, что я и вымолвить не могу. Не очень высокая, худенькая. Личико – вылитый ангел. Волосики белые, как у младенца. Глаза – озера лесные. И сразу к нему. Целует в губы, обнимает, и говорит: «Ну, я теперь тебя никому больше не отдам. Никакой Оли из Лондона». Он её обнял. А я совсем уже не соображаю, нож вынул, и ну, его бить в почки, на, получай, гадина, сука, сдохни, тварь. Тыкал, тыкал, тыкал. Пока не оттащили.
Такая история, гражданин начальник. Нет. Трезвый ни в одном глазу. А откуда такая неприязнь – ума не приложу. Отпусти, а? Я тебе семьдесят тысяч дам. Восьмерку свою продам, Колян напротив семь косарей даёт. В хорошем состоянии. А?