рассказ

«Если все донесения хотя бы наполовину лживы,

то любой военачальник, будь он семи пядей во лбу,

командует химерами и живет в фантастическом мире»

Е. Лукин.

Генерал приподнялся со своего места и отточенным за годы жестом навел на молодого адъютанта дуло револьвера. В небольшом тесном кабинете звук выстрела был неимоверно оглушающим, и я, чтобы не услышал генерал, тихо выругался, ощущая в ушах противный звон. Тело адъютанта завалилось на спину, из искореженной головы на затоптанный пол полилась толчками кровь.

Предупреждали же. Глупый, глупый идеалист.

- Пр-роклятые провокаторы, - прочитал я по губам генерала Якоби.

Якоби поставил револьвер на предохранитель и нервно бросил его на стол. Несмотря на свой небольшой рост и пушистые усы, придававшие ему сходство с моржом, смотрелся он сейчас пугающе. Еще больше уродовали генерала огромные синяки под глазами и изнеможенное бессонницей лицо, приобретшее желтовато-серый цвет. Из-под горы бумаг, занимавшей стол, была выужена зеленая металлическая кружка, которую только чудом не сбил на пол револьвер. Генерал посмотрел в нее, нахмурился и поднял голову.

- АдъютантСтим! – Якоби, наверное, крикнул, но я еще ничего не слышал. – Кофе, сахара меньше, полторы ложки сливок, дополнительно три таблетки энергетика, и дайте распоряжение выкинуть тело этой твари за борт.

- Мой генерал! – отозвался я, остановив щелкающего коммуникатором Якоби, - Смею доложить: кофе осталось на пять дней, сахара – на два дня, энергетиков – на семнадцать дней.

- Дьявол, как они собирались воевать… Джонсон! – прорычал генерал в ответ на писк коммуникатора, - Свяжись с «Цирцеей» и срочно ко мне с докладом. Твой приятельВашбёрн оказался красной крысой, и мне очень интересно знать, что ты об этом думаешь.

Писк в ушах прошел как раз в тот момент, чтобы я услышал ошарашенный, заикающийся голос Джонсона.

- То… то есть Сэм… Вы…

- Джонсон! Отвечай по форме, иначе мне может показаться, что ты тоже продался красным.

- Прошу прощения, мой генерал, - мрачно ответил Джонсон. – Сейчас буду.

- Отбой. – Якоби потыкал пальцем в возмущенно пищавший коммуникатор, - Фрисби! Доклад от отрядов истребителей: «Пиявки», «Черные птицы» и «Марсиане». Через пятнадцать минут в моем кабинете. Отбой.

Писк коммуникатора.

- Клинтон! Доклад по потерям, человеческие и технические ресурсы. Через сорок пять минут в моем кабинете. Отбой.

Писк коммуникатора.

- Вишневский! Доклад по снабжению, через час десять минут в моем кабинете. Отбой!

Я отдал честь и спиной вышел с кабинета, поняв, что дальнейших указаний не будет. В коридоре, ведущему к кабинету генерала, стояли Хитч и Киллиган. Пугливо сминая в руках берет, Хитч негромко, чтобы не было слышно в кабинете, спросил:

- Он его?..

Я кивнул. Хитч, даром что чернокожий, побледнел. Низкорослый электрик Киллиган поднял на меня патлатую, с сединой, голову.

- С концами. – проскрипел он. – Говорили же дураку, что Якоби ему, ослу такому, лишних дырок быстро наделает.

- Он еще Джонсона вызвал, - вполголоса добавил я, - Говорит, что хочет узнать его мнение о Сэме.

Не изменяясь в лице, Киллиган пожал плечами и, будто сделав вывод в задаче, констатировал.

- Джонсону тоже крышка.

- Может быть, он еще передумает, - подал голос Хитч, - Или Джонсон где-нибудь спрячется. Я бы прятался.

Местоимение «он» произносилось боязливо и осторожно, причем не только Хитчем и не только здесь. Весь экипаж в последние двенадцать дней, разговаривая между собой, не называл генерала иначе. Словно бы имя Эдварда Якоби, генерала Объединенной Конфедерации Земли, стало в один момент страшным ругательством.

- Ага, спрячешься ты от него. Он же всех на уши поставит... Да и не будешь ты прятаться. Ты же солдат. Человек с заштрихованной точкой зрения. Может, ты сейчаси думаешь, что спрятался бы. Но если он тебе прикажет прийти к нему – ты придешь. Да что там! Ты по приказу сам себя застрелишь…

- А ты нет, - огрызнулся Хитч.

- И я приду, - согласился Киллиган, - И Стим придет. Все придут и лягут. Вот Вашбёрн не пришел бы. И капитанФендер бы не пришел, и Гибсон… А где они теперь? За бортом все, в открытом космосе. Все там будем, раньше или позже.

Тут я вспомнил про то, что генерал приказал убрать тело Вашбёрна.

- Ребят, пожалуйста! Переоденьтесь в грязное и возьмите мешок. Нужно Сэма перенести в похоронную каюту, а я один не осилю.

Киллиган проворчал что-то нечленораздельное, а Хитч обреченно кивнул. Лицо чернокожего солдата стало приобретать нормальный цвет. Я обошел их и двинулся вперед по коридору, повернув в сторону склада.

***

…Тяжеловооруженный космический флагман* [флагман в космическом флоте – тяжеловооруженная боевая единица, несущая командный состав] «Химера». Чудо инженерной мысли специалистов Объединенной Конфедерации, отличающееся и удивительной маневренностью, и солидной броней. Вооружение флагмана пусть и не самое лучшее, но на довольно высоком уровне, апри желании он превращается в крепость, и способен выдержать шестимесячную осаду (а, как известно, коммунисты любят осаждать корабли). Самый вместительный склад припасов среди неторговых кораблей, качественнейшая система жизнеобеспечения и переработки отходов жизнедеятельности, восстанавливающая пятьдесят процентов потраченной на питье воды. Здесь же впервые была применена система псевдогравитации, которой на остальных кораблях вообще нет. Это почти произведение искусства, имеющее лишь пару изъянов.

***

Забрав на складе все, что было нужно, я тем же путем вернулся к кабине генерала. Там меня опять ждали. Киллиган в синем целлофановом комбинезоне, сидя возле стены, крутил в руках чудаковатый прибор, похожий на сильно выпотрошенную смесь мобильного телефона и ракетного двигателя, а на месте ушедшего Хитча стоял ко мне спиной, сжимая в руках папку, высокорослый Фрисби. Так как «Химера» имеет низкие потолки, Фрисби с его ростом приходилось постоянно сутулиться и держать голову наклоненной. Со временем он привык так ходить, и, внезапно для меня, стал необычайно похож на погнутую ураганом ель. Как я и думал, они переругивались. Просто с Киллиганом невозможно общаться иначе. Даже если ты подаришь электрику его мечту, он все равно будет ворчать и делать замечания.

- …Да что ты вообще можешь считать сейчас правильным, Фрисби? Дальше делать все по уставу космических войск?

- А что же? Мы – экипаж военного корабля, а экипаж должен…

- Плевать, что мы там должны. – оборвал Киллиган и,выудив из кармана отвертку, начал яростно ковыряться в своем чудо-приборе, - Вот гнида, посмотри. Контакт пропадает, да и плата греется. Как говорил мой учитель: «Такое мог спаять только полный селезень», упокой Господь его грешную душу… Знаешь, Фрисби, я в последнее время много думаю. Раньше-то времени у меня особого не было – то там ты нужен, то здесь. Носишься весь день. А сейчас – пробежался, проверил часа за три все и свободен. Делать нечего, а сутками чесать язык я не обучен. Вот сижу и думаю весь день. И кое-что надумал. Я ведь с молодости кому-то всегда что-то был должен. Учителям за воспитание должен: учись на пятерки и слушайся старших. Родителям за опеку должен:иди получай профессию, они тебя не для всякой ерунды воспитывали. Родине за защиту и покровительство должен: вали давай, защищай ее от коммунистической чумы, как гордый сын своего Отечества. А вот как так получилось, что я всем должен? Дьявол, я ведь у вас и гроша не занимал! Но даже и не об этом речь. Вот то, что сейчас с нами происходит. Ты говоришь: «экипаж должен». А кому мы сейчас должны?

- Себе мы должны, Джордж, себе. Очень легко все сделать так. Трупом больше, трупом меньше – ничего по сути не изменится. И в этом самая жуть. Что бы ни сделали - ничего не изменится. Знал бы ты, как мне это надоело: двенадцать дней подряд рассказывать небылицы и бояться, что он не поверит и пристрелит меня. А с другой стороны – ведь я кроме отчетов сейчас ничего не делаю. Связисты что-то там копошатся, пилоты тоже. Ты вон тоже занят. А я?

- В смысле?

- Я же с ума сойду! Так я хотя бы знаю, что есть опасность, в чем она заключается, и что надо пытаться по возможности спасти свою шкуру. В свободное время я пытаюсь придумать идеи нового отчета. Не поверишь – мне это даже немного нравится. Я же военный тактик, и ничего другого не умею. И когда я выхожу отсюда, я знаю, что выиграл для себя еще один день жизни. Но как только я не буду бояться, что мне пустят пулю в лоб… Вот тут мне крышка. От безделья сдохну.

Я знал, о чем они спорят. И, наверное, весь экипаж корабля переживал внутри себя этот спор – спор между совестью и здравым смыслом, между мировоззрением и реалиями. Мировоззрение сложено годами воспитания и службы, и каждый из нас знает свои функции, обязанности и права, каждый ощущает себя частью целого, и отход от этих знаний грозит вырвать тебя из этой такой привычной системы.Но реалии просты, и в этой простоте пугающие до той самой степени, когда от понимания бессмысленности любого твоего действия пропадает само желание бороться, которое, по сути, идет с нами всю нашу жизнь.

- Привет Фрисби! – сказал я, и долговязый тактик дернулся от неожиданности, - Извини, что напугал. Джонсон там?

- Да там уже, - проворчал снизу Киллиган.

Подняв голову, он увидел мое лицо и успокаивающе проскрипел:

- Да нет, живой еще. Надо будет спросить, что Джонсон такого ему втер, что тот сменил гнев на милость.

***

Среди препаратов, используемых в современной армии, одним из популярнейших является так называемый «Пантокол». «Пантокол» - один из лучших энергетиков, не вызывающих аддикции. Зарегистрирован случай, когда осажденные расположенной на Демосе колонии «Дарьино» солдаты Коммунистической армии прожили на «Пантоколе» две недели, продолжая боевые действия. Главное – помнить о побочных действиях препарата: потеря чувства времени, забывчивость,гиперактивность, рвота, резкая смена настроения, недоверчивость, спазмы кишечника, в крайне редких случаях – потеря критического мышления и появление сыпи в области промежности. Но побочные действия не страшны, если знать меру.

***

- …Таким образом, «Цирцея» сейчас пытается прорвать окружение противника в кооперации сотрядом «Черные птицы», производящим отвлекающие удары со стороны Фобоса. – тараторил Джонсон, вытянувшись в струну перед столом генерала, когда я протиснулся в каюту, - По сообщению капитана Бернса, им удалось нанести повреждение «Молоту Ленина» в районе стыковочного шлюза.

Я почувствовал подступающий к горлу ком. Еще два дня назад Фрисби доложил, что «Молот Ленина» полностью уничтожен, а пятьдесят процентов «Черных птиц» нуждаются в долгосрочном ремонте. Однако, как это уже часто бывало, Якоби даже не обратил на это свое внимание. Он только разгладил торопливым нервным движением усы и, очень внезапно, рявкнул.

- А где уровень повреждений самой «Цирцеи»? Пытаешься утаить от меня, сучий сын?

- Зелено-желтый, мой генерал. У них немного повреждена обшивка на носу, срочный ремонт не требуется.

Генерал удовлетворенно кивнул. Его почти скрывало за грудой каких-то листов, планов и папок, сооруженной на столе. Иногда на этой макулатурной горе происходил небольшой обвал, и половина бумаг съезжала на пол. Хотя я находился в каюте генерала почти все эти дни, я совершенно не представлял, откуда он берет строительный материал для этого сооружения. Экипаж, который он приглашал, обычно приходил без каких-либо материалов, а тактики и офицеры свои доклады забирали обратно.

- Вы мне нравитесь, Джонсон. Вы – настоящий сын своего Отечества. Вы всегда готовы, не задавая глупых вопросов, выполнить приказ командования. Как говорится, сквозь огонь и лед… Именно такими сынами должна гордиться свободная Земля, свободная Конфедерация. Марс с его красным командованием не победит, пока у нас есть такие люди.

Возможно, мне показалось, что у Якоби, прозванного на Земле «стальным генералом», намокли глаза. Он наклонил голову, совершенно скрывшись за белой вершиной бумаг. Джонсон повернул голову в мою сторону и удивленно округлил глаза. Не думаю, что наш бедный тактик тяжелых космических единиц ожидал такой реакции. Тем временем из-за белой горы вновь раздался голос генерала:

- Однако и вы можете ошибиться, Джонсон. Да и я тоже. Кто бы мог подумать, что среди нас затесался предатель. Да и кто! Герой, участвовавший в битве за Луну и освобождении Третьей Космической армии. Три награды, одна – из рук самого Президента. Да, Джонсон, это ваш друг, Сэмюель Вашбёрн. Вы бы знали, что он мне нес! Пытался доказать, что битва закончена черт знает когда, а мы дрейфуем в открытом космосе! Как же плохо работает красная пропаганда. Правда, это ведь уже не первый случай на нашем корабле. Не так далее как… - мне не было видно, но я легко представил, как генерал нахмурился, - Когда? Когда же это было… Не могу понять. Да не суть. В общем, вы же знаете, почему я взял командование кораблем на себя?

Мы с Джонсоном одновременно кивнули, но генерал этого не видел и продолжил.

- Эта красная крыса тоже явилась сюда и несла какой-то провокаторский бред. Но я ему показал, как Родина наказывает таких ублюдков. Тем не менее. Джонсон, вы не виноваты, что ваш друг оказался предателем. То есть виноваты конечно. И, по идее, я должен был бы отправить вас на гауптвахту за недальновидность… Но я знаю, что Родина сейчас нуждается в таких, как я и вы. Поэтому идите и служите. Спасайте нашу страну. Вольно!

Джонсон отдал честь и вышел из каюты. Когда он проходил мимо меня, я увидел его лицо. Он был счастлив, безумно счастлив оттого, что взбалмошная Судьба подарила своему сыну еще один, лишенный в реальности всякого смысла, день жизни.

***

Как известно, тест-группа нашла у «Химеры» лишь два слабых места. Если не считать их, флагман можно было уничтожить, лишь разнеся его усиленными водородными зарядами. Ну а слабые места… Можно ли было вообще говорить о них, как о слабых местах? Судите сами. Первой такой точкойбыла слишком близко выведенная к поверхности брони антенна дальней радиосвязи, используемая для сообщения с Землей и подачи сигнала о бедствии. Простым зарядом ее достать было трудно, но если бы враг применил вместо обычных торпед проекторы короткоимпульсного поля, которые использовались крайне редко, то (возможно) была вероятность вывести ее из строя. При этом антенна ближней связи, используемая для кооперации кораблей во время боя, пострадать не могла. Второй слабостью корабля было небольшое отверстие между четырех двигательных сопел. Квадратный метр, не более. Попадание туда облегченной торпедой, используемой даже не для атаки корабля, а для сбивания истребителей, могло нарушить работу регулятора подачи топлива, после чего он либо перестал бы работать, либо просто-напросто начал непрекращаемую подачу в режиме дальнего полета, в котором маневрирование и повороты невозможны. Опасность более чем очевидна. Однако, учитывая размеры корабля и возможность применения такого типа зарядов, эксперты пришли к выводу, что вероятность данного поражения «Химеры» равна даже менее одной десятой процента. Совместное же поражение антенны дальней связи и регулятора подачи топлива вообще ими не рассматривалось, как невозможное в принципе.

***

Как только Джонсон вышел, Якоби вскочил со своего места, но, качнувшись словно пьяный, рухнул обратно.

- Дьявол… Спать хочется до сумасшествия, но нельзя. Решается судьба моей страны… - он повернул голову в мою сторону, - Адъютант! Вы принесли таблетки?

- Так точно, мой генерал!

Я водрузил на бумаги поднос с кофейником и синей коробочкой, на которой было выведено черным: «Пантокол». Гора опасно покачнулась, и генерал с ругательствами удержал поднос на месте. Нежно, словно боясь сделать больно, он открыл коробочку и, вытащив две таблетки, забросил их в рот. Опрокинув туда пару глотков из кофейника, Якоби крякнул и проговорил.

- Этот парень… Он тронул меня. Джонсон – настоящий солдат. Я… я очень давно придумал одну речь… И я думаю, что пора.

Одно резкое, красивое движение рукой – и гора бумаг, возвышавшаяся на столе, рухнула на пол, закрыв собой дорогой ковер. Толстые папки летели быстро и яростно, словно ракеты, а вот планы и карты задерживались в воздухе, оседая медленно и торжественно. Мне пришла в голову печальная мысль, что, как всегда, уборка этой макулатурной массы будет на мне. Генерал тем временем раскопал коммуникатор, нажал пару кнопок и заговорил.

- Солдаты! Друзья! Сегодня…

«Сегодня идет одна из самых важных битв в нашей жизни».

- …Идет одна из самых важных битв в нашей жизни! Мы все – гордые сыны своего Отечества. Да, мы разные внешне, но одно у нас общее – уважение. Уважение…

«Уважение перед теми, кто ведет нас, уважение перед приказом».

- …Перед теми, кто ведет нас, уважение перед приказом. Наша страна появлялась нелегко. Террористы, бандиты, коррупционеры – все они яростно сражались, пытаясь убить в зародыше свободную Конфедерацию. Объединение – это всегда страшно, но мы справились. И как только на нашей родной планете воцарился мир, появился новый враг, на этот раз из космоса. Коммунисты. Коммунисты – это…

О Господи, как мне надоела эта речь. Я знал ее почти наизусть, и сейчас вспоминал фразы еще до того, как их скажет Якоби.Двенадцатьдней, проведенных в пустом космосе, и в каждый из этих дней включалась корабельная связь, и голос Якоби, торжественный донельзя, нес одну и ту же чушь.

- Коммунисты – это безумные фанатики. Им только и нужно, что отобрать у нас все, что мы нажили непосильным трудом. Разорить, разрушить. Коммунизм – это не свобода, это ее отсутствие. Неудивительно, что это учение через столько лет возродилось на пустынном Марсе. Но опять же – кто дал коммунистам все, что они имеют? Мы! И теперь мы их накажем. Мы должны вырезать красную нечисть. Вперед, сыны Отечества! Главное – выполнить приказ.

Якоби удовлетворенно кивнул и отключил коммуникатор, а затем оглядел пол.

- Адъютант! Убрать этот бардак.

Я послушно наклонился и стал собирать документы. Собрав немного, я, как всегда, уносил ее из каюты в хранилище, а затем возвращался за новой порцией. Якоби все это время сидел за столом и чертил что-то на ватмане, бормоча про себя. Иногда он включал коммуникатор и требовал у кого-то передать сверхважные данные на «Цирцею», «Броненосца» или «Королеву Элизабет». Почти уверен – его даже не слушали, и лишь по привычке отвечали: «Так точно, мой генерал!».

***

Как известно, техническое превосходство – одно из главных качеств, способствующих будущей победе. Такими же качествами являются изобретательность командного состава и слаженность действий армии. Однако в космических сражениях исход битвы часто решался задолго до нее самой, в сборочных цехах, а иногда – на столах инженеров-кораблестроителей. С начала войны Конфедерации и Союза Марсианских Социал-Коммунистических Колоний строительство боевых космических кораблей шагнуло далеко вперед. В отличие от гражданского космического флота, оставшегося ущербным, флот боевой совершенствовался с каждым новым творением. Совершенным творением Объединенной Конфедерации стала «Химера».

Но кто сказал, что только Земля совершенствовала свои работы?

Марс, несмотря на производственную отсталость в этой области, довольно быстро догнал противника. Сказывались преимущества командно-административной системы. Вскоре Марс создал свой шедевр. Им оказался легкий истребитель ЛИУ 3021, прозванный «Гончей». ЛИУ 3021 был самым маневренным и дешевым истребителем своего времени. Штамповать его можно было сколько угодно. Посему количество истребителей в боевых соединениях Марса вскоре стало превышать количество истребителей Конфедерации в два раза. Благодаря этому, Марс разработал новую тактику ведения космических сражений, заключающуюся в массированном натиске «Гончих», многие из которых управлялись автопилотом, и, начиненные взрывчаткой, были сами по сути боевыми снарядами.

***

Пластиковый гроб с телом Вашбёрна, облаченным в синий мешок, закрыло полупрозрачной крышкой. Металлические «руки» похоронной системы взяли гроб и поставили вертикально. Тихо зажужжал конвейер, пластиковый ящик двинулся в сторону шлюза.

Я услышал, как за спиной начала плакать связистка Лиза. В похоронной каюте собралось человек двадцать (остальные просто не поместились бы, и им пришлось остаться на местах). Впереди меня, совсем рядом со шлюзом, спиной к остальным стоял Джонсон. Он как-то непривычно сгорбился, закрыл руками лицо. Когда гроб скрылся в шлюзе, его плечи начали тихо подергиваться. В этот же момент включились репродукторы, и из них начала выливаться музыка военного гимна Конфедерации, под которую было принято хоронить солдат. Откуда-то сзадипослышался хриплый голос Киллигана:

- Пит, умоляю, выключи это дерьмо. Накушались, хватит уже.

Парень по имени Пит рванул куда-то наружу, и через минуту музыка заглохла. Еще немного постояв, люди начали медленно выходить из похоронной каюты наружу, тихо переговариваясь. Где-то снаружи послышался зуммер, и голос Якоби, немного искаженный оцифровкой, пролаял:

- Фрисби! Доклад по снабжению корабля. Ко мне через пятнадцать минут. Отбой!

К этому моменту в комнате остались лишь я, Килиган и Джонсон, мывший лицо в расположенной в углу раковине. Электрик подошел ко мне. В руках у него до сих пор был этот непонятный механизм.

- Это не может так долго продолжаться, Роб, - обратился он ко мне. – Мы должны сделать что-то с генералом.

- Что именно? Убить его?

- Не обязательно. Я предлагаю просто забаррикадировать его в кабинете. Без таблеток, которые ты ему таскаешь, он отойдет черезсуток четверо. Это был бы гораздо лучший выход, чем то, что сейчас делаем мы. Приносим липовые доклады о уже давно проигранной битве. В это время попытаемся починить антенну. Роб, мы же уже все равно обречены. Что мы потеряем?

- Я не знаю. Может быть, ты прав. Ну а если не починим? Что тогда?

- Тогда мы умрем.– спокойно ответил Киллиган.

Я посмотрел на шлюз. Там, за бортом, висел в невесомости и пустоте пластиковый гроб с телом Вашбёрна, одного из самых смелых людей, которых я знал. Одного из немногих на корабле, которые попытались рассказать потерявшему связь с реальностью генералу правду о том, как во время бойни возле Фобоса коммунистическая армия с помощью поставленного на их «Чайку» вооружения и огромного роя истребителей смела за пятнадцать минут весь флот Конфедерации, одновременно атаковав с тыла «Химеру». А, как известно, у «Химеры» было лишь два слабых места… И волею случая по ним по обоим пришелся удар.

Вспомнилось, как «Химера» вдруг рванула в сторону, начиная сумасшедшее ускорение и улетая прочь от места сражения, оставляя марсианскую армию добивать поверженного противника. Нас даже не преследовали. А флагман несся, несся прочь от Земли, от Марса, улетая из зоны космических полетов. К Юпитеру. Вскоре топливо кончилось.

Фендер, капитан корабля, пришел к генералу, думая составить план дальнейших событий. Интересно, сильно ли он удивился, когда Якоби, уже перед этим накачавшийся энергетиков, потребовал у него доклад о ходе сражения?

- Все это так глупо… - оборвал мои размышления Джонсон, - Как вообще такое могло произойти?

- Могло и произошло, - ответил Киллиган, - Сейчас не надо думать, почему. Надо думать, что нам предпринять. И первое – надо убрать генерала. Иначе он нас всех тут перестреляет…

- Наверное, ты прав, - согласился я. – Сегодня мы закроем генерала.

В коридоре вновь раздался писк зуммера, и репродуктор передал ругань генерала и грохот выстрела.

Август 2013

Какой рассказ был у вас любимым...

Герберт Франке
Паразит поневоле
Пер. А. Холмской

Рут снова нарушила запрет жителей Сириуса. Она сорвала растение. Рут не только вырвала с корнем куст с глазастыми цветами-зонтиками, но и принесла его в дом. Более того, она не только принесла в дом удивительный куст, но и поставила его в комнате в вазе. В этой комнате она легла спать.

Когда Кумулус очнулся - он всегда впадал в шок от страха, - появилась боль. Она шла оттуда, где были исчезнувшие корни-руки. Нижняя половина его тела мокла в воде, наполнявшей брюхо какого-то незнакомого существа. Желтыми глазами-зонтиками Кумулус жадно ловил оранжево-красные лучи. Но водой и лучами сыт не будешь. Нужно скорее найти питательную почву! Щелочную, щелочно-земельную. Только она поможет исцелить его раны.

Цепляясь жгутиками за стенки ужасного брюха, Кумулус перевалился через острый край и начал поиски. Он был взволнован. Кругом чужая пустыня. Корни-руки Кумулуса, вызмеиваясь в разные стороны, искали пищу, но всюду натыкались на что-то холодное и жесткое вместо привычной податливой и мягкой магнезитовой почвы. Кумулусу стало страшно, он не ощущал ни капли живительного тепла. Но почему? Ведь из глубины почвы всегда тянет теплом.

Ветвистое тело Кумулуса, покачивая золотистыми зонтиками, медленно передвигалось по твердому полу. Вдруг Кумулуса остановил шорох. Глаза его прореагировали на нечто привлекательное, исходившее от странного вытянутого предмета. Туда! Вертикальное препятствие не остановило Кумулуса. Собрав все силы, с невероятным трудом он карабкался вверх и, достигнув цели, сразу понял, что потрудился не зря. Это было нечто теплое и мяг кое. Как только Кумулус запустил в него корни, он сразу почувствовал желанный вкус. Соли кальция! По листьям и стеблям разливалась сытость, а с ней прибывали силы. Раны прорастали новыми корнями, они медленно и осторожно погружались в теплую глубину. Немного беспокоила непривычная обстановка, но лучше быть сытым, чем, изнывая от боли, висеть и полоскаться в воде или ползти по безжизненной пустыне.

Рут спала беспокойно. Мучили сны, страшные, сжимавшие душу. Силясь открыть глаза. Рут почувствовала на плече что-то странное и чужое - мягкий неприятный комок. Еще в полусне девушка попыталась освободить плечо. Но сорвать комок оказалось не так-то просто. Он держался, как приклеенный, и чем резче дергала Рут, тем больнее было руке. Боль окончательно прогнала сон. Девушка наконец открыла глаза и застыла в недоумении и страхе: на ее левом плече распушилось то самое растение, которое она сорвала и поставила в воду. Рут вскрикнула, попыталась встать и не смогла. Левая рука словно отнялась. Чтобы ее поднять, нужны чудовищные усилия. А во всем теле парализующая усталость. Рут уткнулась в подушку и безудержно зарыдала.

В таком состоянии, в слезах и отчаянии, нашла ее Дженни, пришедшая узнать, почему Рут не вышла к завтраку. Дженни охватил ужас, но она немедленно кинулась на помощь подруге. Двумя руками она вцепилась в переплетение листьев и рванула изо всех сил. Рут закричала: пронзительная боль впилась в сердце.

Дженни побежала за врачом.

Доктор Форд был хирургом. При малейшем намеке на хирургическое вмешательство он с воодушевлением пускал в ход скальпель.

- Немедленная операция! Тут и рассуждать не о чем.

Но, сделав снимок, врач крепко задумался.

- Корни достигли аорты. Оперировать слишком поздно. Здесь медицина бессильна.

- Может быть, местные жители знают, как помочь Рут, высказала робкую надежду Дженни.

Их хозяин, старый, похожий на козла человечек, увидел растение на плече у Рут. В его глазах мелькнула сердитая тень:

- Он сам сюда пришел?

Люди в недоумении уставились на хозяина. Тонкой плетеной сеткой он окутал стебли и листья существа, вросшего в плечо Рут. А потом заговорил тихо и ласково:

- Твое место не здесь. Как ты попал в комнату? Это люди, они ничего плохого тебе не сделают. Вылезай-ка отсюда. Там, на дворе, теплая, мягкая почва. Давай я отнесу тебя туда!

Легкими прикосновениями хозяин вывел Кумулуса из неподвижности. По поверхности листьев пробежала дрожь. Качаясь, повернулись желтые зонтики. Из плеча девушки вдруг показался один корень, за ним другой, третий... Корни изгибались, вытягивались, словно силясь найти опору, и, не найдя ее, завивались кольцами.

Хозяин снял Кумулуса с плеча Рут и осторожно понес его в сад, к овальной площадке, сплошь покрытой желтыми зонтиками и жемчужно-желтыми шариками. Он поместил Кумулуса на свободное место и стал наблюдать, как тот, потягиваясь от удовольствия, погружает в почву корни.

"Ну, здесь я все уладил", - подумал козлобородый человечек и посмотрел на своих гостей, стоявших перед домом. В его взгляде не осталось и следа прежнего дружелюбия.

Почему все так упорно пытаются нас убить? Ведь мы совершенно не агрессивны! Говорю вам как зелёный слизень в не знаю каком поколении.
На самом деле мы никогда не хотели никого убивать. Просто у всех слизней лишь один способ выразить свою любовь: обняться. Ну и заодно обильно выделить слизь на своего избранника. И заметьте, вы сами нас провоцируете! Ну не родился ещё слизень, которому не нравилось бы тепло. А вы тёплые. Чего вы думаете мы по ночам исчезаем? От хорошей жизни? А вот фиг вам, холодно нам просто.

А еда? Жёлуди — это редкостная гадость, можете сами как-нибудь попробовать. Но нам ещё повезло. Лавовые слизни вон вообще лаву жрут и не жалуются. А наша Матка слизней думаете просто так после гибели делится? Не-е-е, мои наивные теплокровные друзья, это всё из-за грибов.

Так вот, о чём это мы.. Ах да, о еде и провокациях. На самом деле, мы в принципе всеядны. Можем усваивать хоть радиацию, хоть лаву. Но у каждого из нас есть тайная страсть. Мы любим грызть кирки. Ну чего вы вылупились-то так? Да, у них очень прикольная форма, плюс они очень мило щекочут изнутри.

Ещё мы любим грызть шарики. Особенно красные. Факелом закусить — тоже дело. Мы много чего любим. А вы это носите всё и сразу! И ещё удивляетесь, что к вам лезут обниматься. Мы-то на поверхности ещё более-менее сдерживаемся. А наши голодные подземные родственники... в общем, не удивительно, что они так кидаются. Они бы и с высунутым языком ещё бегали и хвостом виляли. Только нет у нас этого. Только обильно обслизить вас можем. Но это любя. Честно!

А вы на нас с мечами да мушкетами... Только один человек к нам хорошо относился. Дроздом его, кажется, звали. Или как-то так. Большой дом был и несколько загонов с слизнями. А у двери ещё было написано гордое «слизолог». На самом деле, ничего он о слизнях толком не знал, но как-то неловко было бы его разуверять.

Но не смотря на все странности (а может и из-за них), он нам понравился. По крайней мере, нашу любовь к киркам он уловил быстро и стал их нам давать на завтрак. Кирки в молоке, представляете?! Играл с нами. Пытался натравливать на кроликов. А мы бы и рады, но они такие мелкие, что в нас проваливаются. К тому же, невкусные.

А потом к нему пришёл какой-то незнакомец, закидал весь дом динамитом и вылил пять вёдер лавы. Много ни в чём неповинных слизней отправилось к Богу Слизней в тот день. Вот такие люди нам не нравятся. Мы в принципе не против погибнуть во имя любви или ещё чего-нибудь такого, но быть залитым лавой просто так?! А вообще людей мы любим. Просто своей, слизьей любовью.

Спизжено с Террария Вики для вас, реакторчане.

Клиент всегда прав
Рыцарь ещё раз сверился с картой. Определённо, это было то самое место. Ветхий склеп с выбитой дверью и гнилыми ступеньками доверия не внушал. Он тяжело вздохнул, поправил рюкзак и принялся спускаться...

- Ну... понимаете... - рыцарю было немного неловко.
- Да-да? - вампир заинтересованно придвинулся.
- Я слышал... поверьте, я понимаю, это, вероятно, всего лишь слухи...
- Ну что же?
- Ну многие говорят, что вы, в некотором роде...
- Да говорите же!
- Ну многие говорят, что вы - мазохист!
- О!
- Я не настаиваю на этой версии!
- И вы в это верите??
- Ну не то, чтобы, но вы должны понять, ведь...
- Да, это так.
- ...слухи достаточно... Что?!
- Я сказал - "Да, это так". Вы моете уши?
- Да, два раза в день... Постойте, так вы этого не отрицаете?
- Ну что вы. Зачем же?
- Ну.. обычно люди пытаются скрыть такие наклонности, если понимаете, что я имею в виду..
- Вы правы. Но вы упускаете небольшую деталь.
- Э?
- Я в некотором роде - не человек!
- О! Весомый аргумент.
- Это всё, что вы хотели узнать? Видите ли, я, если вы заметили, только что проснулся...
- Я заметил. - поспешно выпалил рыцарь.
- Когда я просыпаюсь, я имею обыкновение есть...
- Ну я могу немного подождать, пока вы поедите, и тогда...
- Вы не поняли. Я - не человек. Помните? И я хочу есть. Вы имеете представление, что едят вампиры?
- Ну, вы ведь понимаете, это смотря какие вампиры. Вариантов достаточно много. Вот например высшие обычно пьют кровь, хотя... О!
- Я вижу, вы поняли. Так так ближайший источник пищи сейчас сидит прямо передо мной, я не имею выбора. Заранее прошу прощения..

- Стойте!! - рыцарь стоял, вжавшись в угол. Было ощущение, что он освоил азы телепортации.
- Ну зачем же так кричать? Все вы одинаковы.. А ведь у меня сложилось впечатление, что я говорю с интеллигентным человеком. Нет же, вы решили всё испортить..
- Подождите минутку, - уже спокойнее продолжил рыцарь, - я хочу вам предложить нечто, от чего вы не сможете отказаться!
- Ну опять всё повторяется. Вы хотите посулить мне золотые горы? Или свою службу? Ну сами подумайте - к чему мне всё это?
- Я могу вам немного помочь с вашим увлечением! - выпалил рыцарь.
- Может вы хотите привести мне... Простите, что вы сказали?
- Ну я думаю, мог бы вам немного подыграть, если вы понимаете, что я имею в виду...
- Простите, я спросонок не слишком быстро соображаю..
- Я думал, вы сказали, что вы мазохист.
- Да я так и сказал. Но при чём здесь вы?
- Ну я мог бы показать вам пару новых штук, понимаете меня? - рыцарь хитро подмигнул
- Зачем же.. О! Кажется я вас понял, - вампир взглянул на рыцаря, его глаза алчно блеснули. - Ну и что же вы можете предложить честному вампиру?
- Ну у меня есть немного предметов, которые вас могли бы заинтересовать. - рыцарь пнул рюкзак, что-то негромко звякнуло.
- Понимаете, - вампир рассеяно взглянул на рыцаря, - я не ел уже очень, очень долго. И я ЗВЕРСКИ голоден. Могу я вас попросить рассказывать немного побыстрее?
- Не хотелось бы казаться невежливым, - рыцарь немного спал с лица, но голос был твёрд, - но сначала мне хотелось бы убедиться в вашей платёжеспособности...
- Юноша, вы уверены, что не перепутали склепы? - вампир вяло зевнул. Зрелище было более чем внушительное. - Я, знаете ли, высший вампир. Вы собрались мне что-то продавать?
- Именно! - рыцарь смотрел на вампира честными глазами
- Вы понимаете, что если вы просто останетесь живы, это будет для вас большая удача?
- Что? - рыцарь удивлённо уставился на вампира - А! Понимаю вашу точку зрения! Давайте посмотрим с другой стороны. Если вам понравится то, что я предлагаю, я могу организовать вам оптовые поставки. По специальной цене, понимаете меня? А если вы мной... гм... отобедаете, не получите больше ничего, верно?
- Юноша, да вы наглец, - в глазах вампира блеснуло нечто, похожее на интерес. Он сунул руку за пазуху и рассеяно достал немалых размеров мешочек. - Вот.
Мешочек упал на стол и глухо звякнул.
- У вас ведь есть хотя бы чеснок? - вампир скептически улыбнулся.
- За кого вы меня принимаете? - рыцарь скорчил обиженную гримасу, - конечно же у меня есть отборнейший чеснок! Мне от его запаха самому не по себе, честное слово!
- Ну так что же вы стоите?? Давайте сюда!
- С удовольствием!
- Хрум-хрум-хрум...
- Ну и как вам?
- А-а-а-а-а-а-а-а-а!!! Это не с чем несравнимое жжение! Да-а-а-а-а-а.... Откуда чеснок, дружище?
- Сам выращиваю. - скромно потупился рыцарь. - У меня небольшой огородик, у дома..
- Да вы профессионал, друг мой! У вас же есть ещё?
- К сожалению с собой - нет. Если желаете, я пришлю вам после пару ящиков отборного. Сейчас же могу предложить... Мммммм, что тут у меня? Да, вот! Бутылка отличной святой воды!
- Ну наливайте же! - вампир чуть ли не подпрыгивал от нетерпения.
- Заметьте, это вода - 1250 года разлива! Освящалась лично Святым Карлом!
- Вы хотите сказать..
- Да-да! Вы не ослышались! Тем самым Святым Карлом! Бутылка, можно сказать, коллекционная. Поверьте, мне она нелегко досталась и жаль с ней расставаться. Но за скромное вознаграждение в пятьдесят золотых...
- Это же грабёж!
- Постойте! Я конечно же могу предложить попроще, освящённую обычным священником. Но вы ведь ценитель, должны понимать.. Качество! - рыцарь всем видом показал отвращение к дешёвой продукции неизвестного священника.
- Хорошо, уговорили, - вампир был польщён, - давайте вашу коллекционную.
Послышался звон отсчитываемых монет.
- Ну у вас же есть чистая кружка? Ужасно! Это оскорбление, наливать воду в столь неподобающий сосуд.. Ну ладно, давайте уж.. - рыцарь налил полную кружку, подставленную вампиром. - Ну, оцените продукт!
- Буль-Буль-Буль...
- Ну и каково вам?
- О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!!!
- Простите, что вы сказали? - Рыцарь прочистил ухо.
- Это самая... забористая... святая вода, которую я когда-либо пивал!! - с трудом прохрипел вампир, - Святой Карл держит марку!
- Конечно, вы ведь должны понимать - репутация мастера! - рыцарь широко улыбнулся.
- Ну наливайте же ещё!
- Одну минуту! Разве я не сказал вам? Не сказал??
- Что, простите?
- Пятьдесят золотых - это за один стакан.
- Да вы из меня душу вытрясете, простите за каламбур.. Хорошо, давайте!
Стук монет.
- Ну же, пейте. Выдохнется, будет не так хороша.
- Буль-буль-буль...
- Святой Карл - мастер мирового класса, верно?
- Да-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!! Ох... простите...
- Ничего-ничего... - рыцарь слегка ударил по заложенному уху, - я ведь понимаю.
- Что, бутылка закончилась? Как жаль...
- Знаете, пятидесятый год сейчас особенно редок, но могу вам предложить пятьдесят первый, у меня ещё есть пару бутылок на складе. Поверьте, он ничуть не хуже!
- Верю на слово! - вампир поднял руки, - Давайте продолжать праздник!
- Что... А, понимаю! - рыцарь по пояс закопался в свой необъятный рюкзак, - Где-то здесь.. А вот, могу предложить вам..
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!
- Хм.. Что вы... О! Простите! - рыцарь проворно спрятал руку с крестиком за спину.
- Ох... Ничего... Не поймите неправильно, это было приятно, но немного неожиданно, если вы понимаете, что я имею в виду.
- Да-да, конечно, - рыцарь не выглядел смущённым, - Как вы уже поняли, это нательный крестик. Честно скажу, достоверно не известно, кому он принадлежал. Он попал ко мне через третьи руки. Но он чрезвычайно мощен, как вы уже успели заметить. Достигается это за счёт того, что с него ещё не совсем стёрлась кровь верующего, его носившего...
- Что вы говорите? Можно посмотреть ещё раз?
- Пожалуйста-пожалуйста!
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!
- Разглядели?
- Ммммммм... Увидел краем глаза.. Вы правы - он очень силён. Как я понимаю, как на него попала та самая кровь, у вас лучше не спрашивать? - гнусно ухмыльнулся вампир
- Мы отлично понимаем друг друга! - не менее гнусно ухмыльнулся рыцарь.
- Сколько же вы хотите за этот замечательный образец прекрасного?
- Сколько? - отозвался торговец
- Ну я мог бы дать... Эй, постойте, я спросил цену!
- Ну... в таком случае - двести!
- Крестик неизвестного верующего? Побойтесь Бога, - на этом слове вампира передёрнуло, - максимум семьдесят!
- ОКРОВАВЛЕННЫЙ крестик! - расставил акценты Рыцарь, - Сто пятьдесят!
- Сойдёмся на ста?
- Хорошо, но вы меня разорите, - вполне натурально пустил слезу рыцарь, - Держите.
- А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
- О, простите! Я заверну.
- Фух... С вами приятно иметь дело..
- Если хотите за пять золотых могу продать для него чехол.
- Чехол?
- Для вашего удобства.
- Нет, спасибо. Что ещё предложите?
- Ну как хотите. - Рыцарь обиженно закопался в рюкзак. - А, вот! Свет!
- Свет?
- Ну да, ультрафиолетовая лампа! - рыцарь гордо извлёк странный прибор.
- Простите, мне вредит лишь солнечный свет. К лампам я отношусь спокойно.
- Нет, вы не поняли. Это УЛЬТРАФИОЛЕТОВАЯ лампа!
- О?
- Она будет на вас действовать так же, как и обычный свет. Плюс вот здесь регулируется ширина выходящего луча. Это для того, если вы захотите немного прижечь конкретное место, понимаете, о чём я?
- О! - вампир выглядел очень заинтересованным, - Ну так чего же вы ждёте, светите!
- Нууу... Понимаете, после того, как я посвечу на вас, вы будете представлять довольно неприглядную картину..
- О! Понимаю. - вампир немного смутился, - Но как же проверить?
- Ну... может, немножко..
- Мммм... Давайте вот сюда.. На кончик мизинчика..
- Как пожелаете!
- ААААААААААААААА!!!!!! Твою мать, это же свет!!!
- Но я ведь вам так и сказал, помните?
- О! Простите, рефлексы... Замечательно! Сколько?
- Ну... тысяча, я думаю...
- Кровопица!! - вампир возмущённо вскочил на ноги
- О, не стоит так волноваться! В эту цену входят шесть батареек! А когда они сядут, я готов вам предоставлять новые за специальную цену, - рыцарь подмигнул.
- Мммм... Ну стоит об этом подумать... Я думаю, возьму.
Стук монет.
- Это всё? - вампир заинтересованно посмотрел на рюкзак рыцаря.
- Что вы, за кого вы меня держите???
- О, простите, я не это имел в виду...
- Да ладно, я не злопамятный, - голос из рюкзака доносился глухо, - Вот ещё замечательная штука. Серебряная цепочка! Высшей пробы! У меня лучший поставщик на континенте, уж поверьте!
- О! Позволите взглянуть?
- Конечно-конечно! Желание клиента - закон!
- Ай-ай-ай-ай-ай... Жжётся как...
- Обратите внимание, на обратной стороне - шипы. Для эстетов, так сказать, если развернёте вот так...
- А-а-а-а-а-а-а-а!!!
- Теперь вы понимаете, верно?
- Ух, это же третьесортное серебро! Вы хотите меня обмануть??? - вампир недобро оскалился.
- Гм.. А вы можете определять это... ээээ... на ощупь? Полезнейшее умение!
- О, да! Понимаете, это ведь совсем разные ощущения! От чистейшего серебра отнимаются конечности, а вот если... гм... я думаю, вам это не интересно...
- Да нет, что вы! Знаете что? Я вам оставлю эту цепочку в подарок от фирмы!
- О!
- Взамен вы не могли бы определять пробу некоторых спорных серебряных вещей? О, не беспокойтесь, это будет не часто! Один-два раза в месяц, не больше!
- Не возражаю! - вампир выглядел польщённым. Цепочку он аккуратно сложил на стол.
- А теперь - пик программы! - рыцарь бережно вытянул из рюкзака довольно внушительную коробочку, - Набор осиновых колышков!
- О!
- Именно! Ручная работа! Осину растят в специальных условиях, говорят, она особо убойна. - рыцарь открыл коробочку, - Видите, здесь пять колышков, разного размера. Поверьте, каждый замечательно сбалансирован. Каждый делал мастер. Вот, видите клеймо? Эти колышки - не на каждый день, понимаете? За ними нужен соответствующий уход.
Вампир смотрел на колышки влюблёнными глазами.
- И сколько? Сколько вы просите за это чудо? - его голос слегка дрожал
- Понимаете, вы должны знать, сколько сейчас стоит осина. На самом деле в стране сейчас очень напряжённо с осиновыми лесами, он пилятся всяким сбродом, а затем не остаётся материала для настоящих мастеров. Также работа мастера стоит недёшево. А транспортировка? А уход? Ну и...
- Просто назовите цену! - вампир не отрывал взгляда от заветной коробки.
- Ну... Думаю пять тысяч будет достаточно, чтобы покрыть убытки...
- Хорошо. Позвольте испробовать?
- Держите, - на лице рыцаря было сожаление, клиент готов был дать и больше.
- ...
- Эй?
- ...
- Простите, что с вами?
- ...

Рыцарь тяжело вздохнул. Вампир сидел в кресле с колышком в груди и блаженной улыбкой на лице. Высшего это конечно же не убьёт, но пару суток пролежит. Мог бы сначала хотя бы проводить гостя...
Рыцарь наклонился, достал из кармана у вампира ещё один мешочек с золотом, не глядя высыпал в карман, затем достал из рюкзака бумагу, карандаш и принялся писать.
"Уважаемый мистер вампир. Я взял на себя смелость забрать у вас пять тысяч, причитающиеся мне за Осиновые Колышки. Простите мою дерзость, но я немного торопился. Если вам что-нибудь понадобится, пишите в село Пурдеево Рыцарю, почтальон знает. Прайс со списком предоставляемых мною товаров и инструкцию к ультрафиолетовой лампе оставляю на столе. С уважением, Рыцарь.
P.S. После применения колышки необходимо тщательно промыть в холодной чистой воде, насухо протереть и высушить в тёмном помещении."
Перечитав ещё раз, рыцарь завязал рюкзак, крякнув, набросил его на плечи и зашагал к выходу. За эту ночь ему предстояло посетить ещё пару потенциальных клиентов.

"Фу, да что же вы помешались на сыре» - думала мышь, заприметив ловушку. Обойдя мышеловку она побежала к столу и вскоре цепляясь острыми коготками, взобралась наверх. Хозяева жилища часто оставляли еду на столе: фрукты хлеб и прочие вкусности, так что проблем с питанием мышь не испытывала.

Доедая сочную виноградину, мышь услышала шорох за спиной. Она резко обернулась. Перед ней стояла молодая девушка с занесенной в руке банкой. Мгновенье и грызун оказался под колпаком.

Оставив попытки выбраться, мышь успокоилась и продолжила доедать виноград. Девушка осторожно подсунула под банку картонку и перенесла мышку в другую комнату. Там стояла просторная клетка для мелких животных с ходами, домиком и колесом.

Посадив туда свою новую подругу, девушка насыпала ей корма и налила свежей воды. Мышь долго сопротивлялась неволе, но вскоре начала кушать и спустя время стала совсем ручной...

Однажды к девушке пришел молодой человек. Мышь понимала, что разговор о ней. Ее часто обсуждали люди, приходившие в дом. Но не каждый осмеливался протянуть ей руку или тем более подержать. Почти все полтора года, что мышь жила в клетке ее не выпускали. Она привязалась к девушке и доверяла ей полностью. Именно это и обсуждали люди. Молодой человек доказывал, что открыв клетку, девушка потеряет своего друга, т.к. мышь тут по принуждению.

Замок открыли. Вот он путь к свободе. Лицо хозяйки, выражающее волнение и довольная физиономия ее гостя. Мышь ушла...

Потом вернулась, измазала все своим говном и выбросилась из окна.

СВОБОДНАЯ КОНКУРЕНЦИЯ

- Здравствуйте. Я из фирмы "Репутация". Черный и серый пиар.
- Черный и серый - кто?
- Это предвыборный штаб?
- Да!
- А вы?..
- А я им тут еду готовлю.
- Тетка, позови кого-нибудь грамотного, только быстро.
- Павел Игнатьевич, к вам пришли!
Входит Павел Игнатьевич.
- Здравствуйте. Я из фирмы "Репутация". Черный и серый пиар. Результат гарантируется.
- Подробнее.
- Про серый или про черный?
- Про черный. Но чтоб совсем.
- О! Будьте покойны. Полное моральное уничтожение конкурента. Создание темной биографии со свидетельствами и документами. Воровство в школе, шизофрения, вхождение в секту свидетелей Иеговы, продажа Родины, детский онанизм - на выбор заказчика.
- Расценки?
- От штуки до ста.
- До ста?
- Сто - это сюжет в вечерних новостях.
- Хорошо, но только, чтобы - главный сюжет!
- Да на здоровье! Можно сделать так, чтобы никаких других новостей в этот день вообще не было. Но это уже двести.
- А если оптом? Вот всё, что вы сказали - секта, онанизм, продажа Родины, но оптом? Чтобы он уже не поднялся.
- В шесть ноликов уложимся.
- Миллион? Это несерьезный разговор.
- Вы же хотите, чтобы он не поднялся.
- Хочу. Кстати... Одну секундочку. (В трубку). Алло! Серега, узнай, сколько стоит замочить? Физически, физически! Всё равно, кого - вообще, человека! Жду. (Посетителю). Сейчас сверим цены. (В трубку). Что? Спасибо. (Вешает трубку). Вам вышел облом. За миллион я могу замочить его без всякого пиара вместе с предвыборным штабом и избирателями.
- Это демпинг!
- Это рынок.
- Хорошо, восемьсот.
- Это несерьезный разговор.
- А сколько же вы предлагаете?
- Оптом?
- Да.
- С продажей Родины и онанизмом?
- Да!
- Триста!
- Это несерьезно.
- Триста от силы.
- Сейчас я отсюда выйду, пойду к нему - и через пять минут онанизм будет у вас.
- Нет!
- Даже не сомневайтесь. Плюс зеленое знамя ислама в спальне и совращение малолетних по государственным праздникам.
- Нет!
- Завтра в вечерних новостях. Не пропустите.
- Хорошо, пятьсот.
- Скотоложство, дом на Багамах и родство с Чикатило.
- Семьсот тысяч, и по рукам.
- Я знал, что мы договоримся.
- Только вот все это: ислам, скотоложство и Чикатило, - тоже ему!
- А ему не много?
- В самый раз.

Роберт Силверберг
"Увидеть невидимку"
пер. В.Баканов
И меня признали виновным, приговорили к невидимости на двенадцать месяцев, начиная с одиннадцатого мая года Благодарения, и отвели в темную комнату в подвале суда, где мне, перед тем как выпустить, должны были поставить клеймо на лоб.
Операцией занимались два государственных наемника. Один швырнул меня на стул, другой занес надо мной клеймо.
- Это совершенно безболезненно, - заверил громила с квадратной челюстью и отпечатал клеймо на моем лбу. Меня пронзил ледяной холод, и на этом все кончилось.
- Что теперь? - спросил я.
Но мне не ответили; они отвернулись от меня и молча вышли из комнаты. Я мог уйти или остаться здесь и сгнить заживо - как захочу. Никто не заговорит со мной, не взглянет на меня второй раз, увидев знак на лбу. Я был невидим.
Следует сразу оговориться: моя невидимость сугубо метафорична. Я по-прежнему обладал телесной оболочкой. Люди ~могли~ видеть меня - но не имели ~права~.
Абсурдное наказание, скажете вы? Возможно. Но и преступление было абсурдным: холодность, нежелание отвести душу перед ближним. Я был четырехкратным нарушителем, что каралось годичным наказанием. В должное время прозвучала под присягой жалоба, состоялся суд, наложено клеймо.
И я стал невидим.
Я вышел наружу, в мир тепла. Только что прошел полуденный дождь. Улицы подсыхали, воздух был напоен запахом свежей зелени. Мужчины и женщины спешили по своим делам. Я шел среди них, но меня никто не замечал. Наказание за разговор с невидимкой - невидимость на срок от месяца до года и более, в зависимости от тяжести нарушения. Интересно, все ли так строго
придерживаются закона?
Я ступил в шахту лифта и вознесся в ближайший из Висячих садов. То был Одиннадцатый, сад кактусов; их причудливые формы как нельзя лучше соответствовали моему настроению. Я вышел на площадку, приблизился к кассе, намереваясь купить входной жетон, и предстал перед розовощекой, пустоглазой женщиной.
Я выложил перед ней монету. В ее глазах мелькнуло подобие испуга и тут же исчезло.
- Один жетон, пожалуйста, - сказал я.
Никакого ответа. За мной образовалась очередь. Я повторил просьбу. Женщина беспомощно подняла глаза, затем уставилась на кого-то сзади меня. Из-за моего левого плеча протянулась чья-то рука и положила перед ней монету. Женщина достала жетон. Мужчина, стоявший за мной, взял жетон, опустил его в автомат и прошел.
- Дайте мне жетон, - потребовал я.
Другие отталкивали меня. И ни слова извинения. Вот они, первые следствия невидимости. Люди в полном смысле слова смотрели на меня как на пустое место.
Однако вскоре я ощутил и преимущества своего положения. Я зашел за стойку и попросту взял жетон, не заплатив. Так как я невидим, никто меня не остановил. Сунув жетон в прорезь автомата, я вошел в сад.
Вопреки ожиданиям, прогулка не принесла мне успокоения. Нахлынула какая-то необъяснимая хандра и отбила охоту любоваться кактусами. На обратном пути я прижал палец к торчащей колючке; выступила капля крови. Кактус по крайней мере еще признавал мое существование. Но лишь для того, чтобы больно уколоть.
Я вернулся к себе. Дом был полон книг, но сейчас они меня не привлекали. Я растянулся на узкой кровати и включил тонизатор в надежде побороть овладевшую мной апатию. Невидимость...
Собственно, это ерунда, твердил я себе. Мне и раньше не приходилось полностью зависеть от других. Иначе как бы я вообще был осужден за равнодушие к ближним? Так что же мне надо от них сейчас? Пускай себе не обращают на меня внимания!
Мне это только на пользу. Начать с того, что меня ожидает годичный отдых от работы. Невидимки не работают. Да и как они могут работать? Кто обратится к невидимому врачу, или наймет невидимого адвоката, или передаст документ невидимому служащему? Итак, никакой работы. Правда, и никакого дохода, что вполне естественно. Зато не надо платить за квартиру - кто будет брать плату с невидимых постояльцев? К тому же невидимки могут ходить куда им заблагорассудится бесплатно. Разве я не доказал это недавно
в Висячем саду?
Невидимость - замечательная шутка над обществом, заключил я. Выходит, меня приговорили всего-навсего к годичному отдыху. Не сомневаюсь, что получу от этого массу удовольствия.
Однако не следовало забывать о реальных неудобствах. В первый же вечер после приговора я отправился в лучший ресторан города в надежде заказать самую изысканную еду, обед из нескольких десятков блюд, а затем исчезнуть в момент, когда официант подаст счет.
Не тут-то было. Мне не удалось даже сесть. Битых полчаса я стоял в холле, беспомощно наблюдая за метрдотелем, который с безучастным видом то и дело проходил мимо меня. Совершенно ясно, что для него это привычная картина. Если даже я сяду за столик, это ничего не даст - официант просто не примет мой заказ.
Можно, конечно, отправиться на кухню и угоститься, чем душа пожелает. При желании мне ничего не стоит нарушить работу ресторана. Впрочем, как раз этого делать не следует. У общества свои меры защиты от невидимок. Разумеется, никакой прямой расплаты, никакого намеренного отпора. Но в чем обвинить повара, если тот ненароком плеснет кипяток на стену, не заметив стоящего там человека? Невидимость есть невидимость, это палка о двух концах.
И я покинул ресторан.
Пришлось довольствоваться кафе-автоматом поблизости, после чего я взял такси и поехал домой. Хорошо хоть, что машины, как и кактусы, не отличали подобных мне. Однако вряд ли одного их общества на протяжении года будет достаточно.
Спалось мне плохо.
Второй день невидимости был днем дальнейших испытаний и открытий.
Я отправился на дальнюю прогулку, предусмотрительно решив не сходить с тротуара. Мне часто доводилось слышать о мальчишках, с наслаждением наезжающих на тех, кто несет клеймо невидимости на лбу. Их даже не наказывали за это. Такого рода опасности умышленно создавались для таких, как я.
Я шагал по улицам, и толпа передо мной расступалась. Я рассекал толчею, как скальпель живую плоть. В полдень мне повстречался первый товарищ по несчастью - высокий, плотно сбитый мужчина средних лет, преисполненный достоинства, печать позора на выпуклом лбу. Наши глаза встретились лишь на миг, после чего он, не останавливаясь, проследовал дальше. Невидимка, естественно, не может видеть себе подобных.
Меня это только позабавило. Я пока еще смаковал новизну такого образа жизни. И никакое пренебрежение не могло меня задеть. Пока не могло.

На третьей неделе я заболел. Недомогание началось с лихорадки, затем появились резь в животе, тошнота и другие угрожающие симптомы. К полуночи мне стало казаться, что смерть близка. Колики были невыносимы; еле дотащившись до ванной, я заметил в зеркале свое отражение - перекосившееся от боли, позеленевшее, покрытое капельками пота лицо. На бледном лбу маяком пылало клеймо невидимости.
Долгое время я лежал на кафельном полу, безвольно впитывая в себя его холод, прежде чем в голову мне пришла страшная мысль: что, если это аппендицит?! Воспалившийся, готовый прорваться аппендикс?
Ясно одно: необходим врач.
Телефон был покрыт пылью. Никто не удосужился его отключить, но после приговора я никому не звонил и никто не смел звонить мне. Умышленный звонок невидимке карается невидимостью. Друзья - во всяком случае, те, кто считался моими друзьями, - остались в прошлом.
Я схватил трубку, лихорадочно тыкая пальцем в кнопки. Зажегся экран, послышался голос справочного робота.
- С кем желаете беседовать, сэр?
- С врачом, - едва вымолвил я.
- Ясно, сэр.
Вкрадчивые, ничего не значащие слова. Роботу не грозила невидимость, поэтому он мог разговаривать со мной.
Вновь зажегся экран и раздался заботливый голос врача:
- Что вас беспокоит?
- Боль в животе. Возможно, аппендицит.
- Мы пришлем человека через...
Врач осекся. Промах с моей стороны: не надо было показывать ему свое сведенное судорогой лицо. Его глаза остановились на клейме, и экран потемнел с такой быстротой, словно я протянул врачу для поцелуя прокаженную руку.
- Доктор... - простонал я, но экран был пуст.
Я в отчаянии закрыл лицо руками. Это уже чересчур. А как же клятва Гиппократа? Неужели врач не придет на помощь страждущему?
Но Гиппократ ничего не знал о невидимках, тогда как в нашем обществе врачу запрещено оказывать помощь человеку с клеймом невидимости. Для общества в целом меня попросту не существовало. Врач не может поставить диагноз и лечить несуществующего человека.
Я был предоставлен сам себе.
Это одна из наименее привлекательных сторон невидимости. Вы можете беспрепятственно войти в женское отделение бани, если пожелаете, но и корчиться от боли вы будете равно беспрепятственно. Одно вытекает из другого. И если у вас случится прободение аппендикса, - что ж, это послужит предостережением другим, которые могут пойти вашим преступным путем.
К счастью, со мной этого не произошло. Я выжил, хотя мне было очень худо. Человек может выдержать год без общения с себе подобными. Может ездить в автоматических такси и питаться в кафе-автоматах. Но автоматических врачей нет. Впервые в жизни я почувствовал себя изгоем. К заболевшему заключенному в тюрьме приходит врач. Мое же преступление недостаточно серьезно, за него не полагается тюрьма, и ни один врач не станет облегчать мои страдания. Это несправедливо! Я проклинал тех, кто придумал такую изощренную кару. Изо дня в день я встречал рассвет в таком же одиночестве, как Робинзон Крузо на своем необитаемом острове. И это в городе, где жило двенадцать миллионов душ!

Как описать частые смены настроения и непостоянство поведения за те месяцы?
Бывали периоды, когда невидимость казалась мне величайшей радостью, утехой, бесценным сокровищем. В такие сумасшедшие моменты я упивался свободой от всех и всяческих правил, опутывающих обыкновенного человека.
Я крал. Я входил в магазин и брал, что хотел, а трусливые торговцы не смели помешать мне или позвать на помощь. Знай я, что государство возмещает подобные убытки, воровство приносило бы мне меньше удовольствия. Но я об этом не знал и продолжал воровать.
Я подсматривал. Я входил в гостиницы и шел по коридору, открывая наугад двери. Некоторые комнаты были пусты. В некоторых были люди.
Богоподобный, я наблюдал за всем, что происходило вокруг. Дух мой ожесточился. Пренебрежение обществом - преступление, за которое меня покарали невидимостью, - достигло небывалых размеров.
Я стоял на пустынных улицах под дождем и поливал бранью блестящие лики вознесшихся к небу зданий.
- Кому вы нужны? - ревел я. - Не мне! Ну кому вы нужны?!
Я смеялся, издевался, бранился. Это был некий вид безумия, вызванный, полагаю, одиночеством. Я врывался в театры, где, развалясь в креслах, сидели любители развлечений, пригвожденные к месту мельтешащими трехмерными образами, и принимался выделывать дурацкие антраша в проходах. Никто не шикал на меня, никто не ворчал. Светящееся клеймо на моем лбу помогало им держать свое недовольство при себе.
То были безумные моменты, славные моменты, великие моменты, когда я исполином шествовал среди праха земного и каждая моя пора источала презрение. Да, сумасшедшие моменты, признаю открыто. От человека, который несколько месяцев поневоле ходит невидимым, трудно ждать душевного равновесия.
Впрочем, правильно ли было называть такие моменты безумными? Скорее я испытывал состояние глубокой депрессии. Маятник несся головокружительно. Дни, когда я чувствовал лишь презрение ко всем идиотам, которых видел вокруг, сменялись днями невыносимой тяжести. Я бродил по бесконечным улицам, простаивал под изящными аркадами, не сводил глаз с серых полос шоссе, где яркими штрихами стремительно проносились автомобили. И даже нищие не подходили ко мне. А вам известно, что среди нас есть нищие, в наш-то просвещенный век? Раньше я этого не знал. Теперь же долгие прогулки привели меня в трущобы, где исчез внешний лоск, где опустившиеся старики с шаркающей походкой просили подаяния.
У меня не просил никто. Однажды ко мне приблизился слепой.
- Ради всего святого, - взмолился он, - помогите купить новые глаза...
Первые слова, обращенные ко мне за многие месяцы! Я полез в карман за деньгами, готовый отдать ему в благодарность все, что у меня есть. Почему нет? Что мне деньги? Я могу в любой момент взять их где угодно. Но не успел я достать монеты, как какая-то уродливая фигура, отчаянно перебирая костылями, втерлась между нами. Я услышал сказанное шепотом слово "Невидимый", и вот уже оба заковыляли прочь от меня, словно перепуганные крабы. А я оставался на месте, глупо сжимая деньги в кулаке.
Даже нищие... Дьяволы! Придумать такую пытку!
Так я снова смягчился. Куда девалась моя надменность! Я остро чувствовал свое одиночество. Кто мог обвинить меня тогда в холодности? Я размяк, я был готов впитывать каждое слово, каждый жест, каждую улыбку, патетически жаждал прикосновения чужой руки. Шел шестой месяц моей невидимости.
Теперь я ненавидел ее страстно. Все радости, которые она сулила, оказались на поверку пустыми, а муки невыносимыми. Я не знал, сумею ли вытерпеть оставшиеся полгода. Поверьте, в то тяжкое время мысль о самоубийстве не раз приходила мне в голову.
И наконец я совершил глупый поступок. Как-то раз во время бесконечных прогулок мне навстречу попался другой Невидимый, третий или четвертый за все шесть месяцев. Как уже не раз бывало с другими, наши взгляды на миг настороженно скрестились; затем он опустил глаза и обошел меня. Это был стройный узколицый молодой мужчина, не старше сорока, с взъерошенными каштановыми волосами. У него был вид ученого, и я еще удивился - что же он такое совершил, чтобы заслужить невидимость. Мною овладело желание догнать его и расспросить, узнать его имя, и заговорить с ним, и обнять его.
Все это строжайше запрещено. С Невидимым нельзя иметь никаких дел - даже другому Невидимому. Особенно другому Невидимому. Общество отнюдь не заинтересовано в возникновении каких-либо тайных связей среди своих отверженных.
Мне это было известно.
Но, несмотря ни на что, я повернулся и пошел следом за ним.
На протяжении трех кварталов я держался шагах в пятидесяти позади. Повсюду, казалось, сновали роботы-ищейки; они мгновенно засекали любое нарушение своими чуткими приборами, и я не смел ничего предпринять. Но вот он свернул в боковую улочку, серую от пыли пятисотлетней давности, и побрел ленивым шагом никуда не спешащего Невидимки. Я поравнялся с ним.
- Постойте, - негромко сказал я. - Здесь нас никто не увидит. Мы можем поговорить. Мое имя...
Он круто повернулся, охваченный неописуемым ужасом. Его лицо побелело. Какую-то секунду он не сводил с меня глаз, затем рванулся вперед.
Я загородил ему путь.
- Погодите. Не бойтесь. Пожалуйста...
Он попытался вырваться, но я опустил руку ему на плечо, и он судорожно дернулся, стряхивая ее.
- Хоть слово... - взмолился я.
Ни слова. Ни даже глухого "Оставьте меня в покое!" Он обогнул меня, побежал по пустой улице, и вскоре топот его ног затих за углом. Я смотрел ему вслед и чувствовал, как нарастает внутри меня всепоглощающее одиночество.
Потом пришел страх. Он не нарушил закон, а я... я увидел его. Следовательно, я подлежал наказанию, возможно, продлению срока
невидимости. По счастью, вблизи не было ни одного робота-ищейки.
Повернувшись, я зашагал вниз по улице, стараясь успокоиться. Постепенно я сумел взять себя в руки. И тут понял, что совершил непростительный поступок. Меня обеспокоила глупость собственной выходки и, еще более, ее сентиментальность. Так панически потянуться к другому Невидимому, открыто признать свое одиночество, свою нужду - нет! Это означало победу общества.
С этим я смириться не мог.
Случайно я вновь оказался около сада кактусов. Я поднялся наверх, схватил жетон и вошел внутрь. Некоторое время я внимательно смотрел по сторонам, прежде чем мой взгляд остановился на гигантском, восьми футов высотой, уродливо изогнутом кактусе, настоящем колючем чудовище. Я вырвал его из горшка и принялся ломать и рвать на части; тысячи игл впились в мои руки. Прохожие делали вид, будто ничего не замечают. Скривившись от боли, с кровоточащими ладонями, я спустился вниз, снова одетый в маску
неприступности, за которой скрывалось одиночество.
Так прошел восьмой месяц, девятый, десятый... Весна сменилась мягким летом, лето перешло в ясную осень, осень уступила место зиме с регулярными снегопадами, до сих пор разрешенными из соображений эстетики. Но вот и зима кончилась. На деревьях в парках появились зеленые почки. Синоптики устраивали дождь трижды в день.
Срок моего наказания близился к концу.
В последние месяцы невидимости я жил словно в оцепенении. Тянулись дни, похожие друг на друга. Однообразие существования привело к тому, что мой истощенный мозг отказывался переваривать прочитанное. Читал я судорожно, но неразборчиво, брал все, что попадалось под руку: сегодня труды Аристотеля, завтра библию, еще через день - учебник механики... Но стоило мне перевернуть страницу, как содержание предыдущей бесследно ускользало из памяти.
Признаться, я перестал следить за ходом времени. В день окончания срока я находился у себя в комнате, лениво листая книгу, когда в дверь позвонили.
Мне не звонили ровно год. Я почти забыл, что это такое - звонок. Тем не менее я открыл дверь.
Передо мной стояли представители закона. Не говоря ни слова, они сломали печать, крепящую знак невидимости к моему лбу. Эмблема упала и разбилась.
- Приветствуем тебя, гражданин, - сказали они мне.
Я медленно кивнул.
- Да. И я приветствую вас.
- Сегодня одиннадцатое мая 2105 года. Твой срок кончился. Ты отдал долг и возвращен обществу.
- Спасибо. Да.
- Пойдем, выпьем с нами.
- Я бы предпочел воздержаться.
- Это традиция. Пойдем.
И я отправился с ними. Мой лоб казался мне странно оголенным; в зеркале на месте эмблемы виднелось бледное пятно. Меня отвели в близлежащий бар и угостили эрзац-виски, плохо очищенным, крепким. Бармен дружески мне ухмыльнулся, а сосед за стойкой хлопнул меня по плечу и поинтересовался на кого я собираюсь ставить в завтрашних реактивных гонках. Я ответил, что не имею ни малейшего понятия.
- В самом деле? Я за Келсо. Четыре против одного, но у него мощнейший спурт.
- К сожалению, я не разбираюсь.
- Его какое-то время здесь не было, - негромко сказал государственный служащий.
Эвфемизм был недвусмыслен. Мой сосед кинул взгляд на бледное пятно на моем лбу и тоже предложил выпить. Я согласился, хотя успел почувствовать действие первой порции. Итак, я перестал быть изгоем. Меня видели.
Однако я не посмел отказаться - это могут истолковать как проявление холодности. Пять проявлений недружелюбия грозили пятью годами невидимости. Я приучил себя к смирению.

Возвращение к прежней жизни вызвало множество неловких ситуаций. Встречи со старыми друзьями возобновление былых знакомств... Я находился в изгнании год, хотя и не сменил места жительства и возвращение далось мне не легко.
Естественно, никто не упоминал о невидимости. К ней относились как к несчастью, о котором лучше не вспоминать. В глубине души я называл это ханжеством, но делал вид, что так и должно быть. Безусловно, все старались пощадить мои чувства. Разве говорят тяжелобольному, что он долго не протянет? И разве говорят человеку, престарелого отца которого ждет эвтаназия: "Что ж, все равно он вот-вот преставится"?
Нет. Конечно, нет.
Так в нашем совместно разделяемом опыте образовалась эта дыра, эта пустота, этот провал. Мне трудно было поддерживать беседу с друзьями, особенно если учесть, что я выпал из курса современных событий; мне трудно было приспособиться. Трудно.
Но я не отчаивался, ибо более не был тем равнодушным и надменным человеком, каким был до наказания. Самая жестокая из школ научила меня смирению.
Теперь я то и дело замечал на улицах невидимок; встреч с ними нельзя было избежать. Но, наученный горьким опытом, я быстро отводил взгляд в сторону, словно наткнувшись на некое мерзкое, источавшее гной чудовище из потустороннего мира.
Однако истинный смысл моего наказания дошел до меня на четвертый месяц нормальной жизни. Я находился неподалеку от Городской Башни, возвращаясь домой со своей старой работы в архиве муниципалитета, как вдруг кто-то из толпы схватил меня за руку.
- Пожалуйста, - раздался негромкий голос. - Подождите минуту. Не бойтесь.
Я поднял удивленный взгляд - обычно в нашем городе незнакомые не обращаются друг к другу. И увидел пылающую эмблему невидимости. Тут я узнал его - стройного юношу, к которому я подошел более полугода назад на пустынной улице. У него был изможденный вид, глаза приобрели безумный блеск, в каштановых волосах появилась седина. Тогда, вероятно, его срок только начинался. Сейчас он, должно быть, отбывал последние недели.
Он сжал мою руку. Я задрожал. На сей раз мы с ним находились не на пустынной улице. Это была самая оживленная площадь города. Я вырвался из его цепких рук и сделал шаг назад.
- Не уходите! - закричал он. - Неужели вы не сжалитесь надо мной? Ведь вы сами были на моем месте!
Я сделал еще один нерешительный шаг - и вспомнил, как сам взывал к нему, как молил не отвергать меня. Вспомнил собственное страшное одиночество. Еще один шаг назад.
- Трус! - выкрикнул он. - Заговори со мной! Заговори со мной, трус!
Это оказалось выше моих сил. Я более не мог оставаться равнодушным. Слезы неожиданно брызнули у меня из глаз, и я повернулся к нему, протягивая руку к его тонкому запястью. Прикосновение словно пронзило его током. Мгновением позже я сжимал несчастного в объятьях, стараясь успокоить, облегчить его страдания.
Вокруг нас сомкнулись роботы-ищейки. Его оттащили. Меня взяли под стражу и снова будут судить: на сей раз не за холодность - за отзывчивость. Возможно, они найдут смягчающие обстоятельства и освободят меня. Возможно, нет.
Все равно. Если меня приговорят, я с гордостью понесу свою невидимость.

Глава 1. Вступление.
В дождь как-то особенно легко пишется. То-ли из-за мерного успокающего шума капель, то-ли из-за желания сидеть дома и никуда не выходить.

Тот вечер не был исключением. Очнулся я когда уже совсем стемнело. Работа над очередной статьей как забвение - сразу и не поймешь сколько прошло времени, а порой и где ты находишься. Давно и крепко подсевший на кофе организм требовал новую дозу, и повинуясь этому позыву а медленно побрел на кухню.
Что-то очень маленькое стукнулось о крышку стола пока я наливал кипяток, и если бы за окном светило солнце, я бы вряд-ли услышал этот стук за шумом машин. Должно быть сквозняк уронил что-то с полки.

Вернувшись к столу я обнаружил маленькую черную пластиночку, размером с пол ногтя и толщиной не больше миллиметра.
-Пора бы поставить на окно сетку, -подумал я тогда. Это был не первый случай когда с улицы мне в комнату залетал мусор, но обычно это это были старые листья или же дохлые насекомые. Я уже собрался было выбросить эту пластиночку в мусор, как вдруг что-то блеснуло на ее обратной стороне. Под светом лампы моему взору открылись несколько близко посаженных друг к другу медных контакта. Никакой дополнительной информации на пластиночке не было.
-Где-то я это видел…

Как же знакомо выглядела эта штучка. Но я не мог вспомнить ничего столь же крохотного. Наконец, просидев минут 10 силясь определить что это за устройства я высыпал на стол содержимое коробочки в которой хранился всякий технологический хлам, начиная от болтиков и заканчивая выдранными из сломанных телефонов камерами. Наверное, у каждого, кто регулярно обновляет свою электронику есть такая коробка.

-Слишком толстое, слишком длинное. А это вообще что? - сразу вспомнились времена когда я сидел с мамой на кухне и перебирал гречку.
Наконец, на глаза попалась флешка, которую обычно ставят в телефоны. Расположение контактов было один-в-один, разве что взявшаяся ниоткуда пластинка была обрезана везде где можно, и тоньше примерно в полтора раза.
-А вот это уже интересно.
Еще минут десять понадобилось, чтобы крепко усадить новоявленную флешку в переходнике. В ход пошли обструганные спички, порванные бумажки и немного клея. В этот момент меня уже не отпускало ощущение, что это чей-то розыгрыш. Мои друзья горазды на такие вещи. Как то раз, мне пришлось 10 часов выдалбливать из бетона “подарок” от друзей, который оказался ничем иным как фотографией двух молодых людей быдловатого вида в деревянной рамочке. Внизу же красовалась красноречивая надпись, дословно которую я стесняюсь воспроизвести, но суть ее была в том, что я неудачник.
Но чтобы так заморочиться - это что-то новенькое. Хотя, попасть флешкой в полуоткрытое окно второго этажа не такая уж и трудная задача.
Ожидая очередной подколки, я вставил импровизированный накопитель в ноутбук. Как ни странно, размер его был всего 10 килобайт, а внутри находился один лишь текстовый файл, который был назван моим именем. Взяв в руку телефон и набрав номер друга, который по моему мнению это все устроил, я стал читать что же придумал он в этот раз. Но телефон не долго оставался в моей руке. Через 10 секунд он валялся на полу, а голос друга на другом конце пытался что-то мне сказать.
Наверно, таким удивленным мое лицо видели лишь в 5 лет, когда на моих глазах клоун в цирке проделывал всевозможные фокусы, казавшиеся на тот момент высшей возможной магией. Строчка за строчкой документ раскрывал содержимое моей новенькой статьи, дописанной 20 минут назад. Если вы скажите, что это какой-то компьютерный вирус, который взял содержимое последнего открытого файла и сунул в документ - спешу вас разубедить. Я сторонник “старых” методов написания текстов. Аккуратно уложенные листы с новой статьей, повествующей о вреде всепроникающих в нашу жизнь технологий, лежали по правую руку от меня.
Вслед за текстом моей статьи следовал другой, написанный на ломаном английском, с вкраплением неизвестных слов и оборотов. Как оказалось, письмо предназначалось не столько мне, сколько всему человечеству. Я попытаюсь максимально точно передать то, что хотел сказать автор послания.

Глава 2. Письмо.

Мое имя не так важно, я профессор физики калифорнийского университета. Важнее знать откуда я, а точнее из какого времени. Немногие смогут поверить в то, о чем я сейчас расскажу, но на вас я надеюсь. Если я угадал все верно, сейчас вы как раз закончили писать статью, которую я разместил выше. Пусть вас это не пугает, не ищите камер или жучков, то, что вы делаете сейчас, для меня уже давно минуло. Сейчас конец 2088 года. Я бы назвал это время закатом человечества, точнее закатом человечности.
Почему я выбрал именно вас? Ваши взгляды на жизнь, ваши статьи (часть из которых вы еще не написали), довольно четко описывают ситуацию, которая произойдет очень скоро, разве что в жизни все будет гораздо смелее, чем вы себе это представляете. К тому же вы имеете хорошую черту оставлять точную дату написания статьи, вплоть до минут. Добавим к этому известность вашего адреса и фотографии рабочего кабинета - и вы идеальный кандидат из небольшого списка, который мне удалось составить.
Ваше человечество стоит на пороге открытий, которые перевернут все представление о гуманности, ценности человеческой жизни.
Оговорюсь сразу, что я очень стеснен в возможностях передачи информации. Я постарался выбрать минимальный возможный для вашего времени носитель информации, на который вы обратите внимание. Как вы, наверное, уже знаете, перемещения во времени возможны, но невероятно затратны в плане энергии. Если мое послание дойдет до вас, это будет означать, что моя реальность уничтожена, и написана заново - вами. Надеюсь написана лучше, чем наша. Почти 1,5 года мне понадобилось чтобы рассчитать положение земли и вашего стола в частности в нужный момент времени. Еще 3 - чтобы накопить энергию для перемещения, ведь необходимое ее количество растет практически экспоненциально от массы перемещаемого объекта и расстояния, на которое его надо переместить. Насколько мне известно, это первый и пока единственный практический опыт. Насколько успешный - судить вам. А теперь то, ради чего я вам пишу.

Все начиналось как невинное развлечение. У вас, наверно, уже каждый знает, про очки виртуальной реальности. Забавная штука, не правда ли? Это же абсолютно другой уровень интерактивного вовлечения, новый опыт и возможности! Спешу вам доложить, что эта штука понравилась не только игрокам, но и военным, а как вы знаете, если военные за что-то берутся, то прогресс в этой области не заставит себя ждать. Прошло не так много времени, как военные ученые научились обманывать мозг. Сначала - боль. Солдаты, погруженные в симуляцию, стали чувствовать на себе вражеские порезы, выстрелы, боль от оторванных конечностей. Вслед за болью пришло осязание. К виртуальным предметам стало возможным прикоснуться.
На этом этапе непосредственное участие тела было необходимо. На следующем- уже нет. Мозг изучили настолько, что участие периферийной нервной системы стало ненужным. Выход технологий на общий рынок был неизбежен, и, как вы наверное догадались, это перевернуло все сферы жизни человека - от труда до развлечений.
Наконец, в середине пятидесятых военные рассекретили новую технологию. Воздействие специального препарата вкупе с дополнительными электрическими разрядами делало мозг быстрее в тысячи раз. Этот момент я бы назвал переломным.

Основная проблема того времени - перенаселенность. Несмотря на все меры, принимаемые государствами, население планеты перешагнуло отметку 8 млрд, а затем 9 и 10. Природные ресурсы были практически исчерпаны. Снабжать такое количество человек натуральными продуктами просто не представлялось возможным, генно-модифицированная продукция стала основной пищей. Лишь высшие слои населения могли позволить себе здоровую еду. Спид - чума 20 века, рак - 21го. Люди умирали от рака по нескольку тысяч человек в час.
Новая военная технология нашла себе применение. Неизлечимо больным людям предлагалось прожить долгую и успешную жизнь… правда виртуальную. Человек мог сам решить кем он хочет стать, чего достичь и как умереть. Из его мозга удалялись воспоминания о сделке, после чего он погружался в виртуальный мир, где волшебным образом излечивался, достигал любых высот и спокойно умирал. Разработанная для этого симуляция внешне была неотличима от реальности, подстраивалась под желания больного и предоставляла все, что тот пожелает. Под конец человеку вводился препарат умерщвлявший его.

Технический прогресс породил и другую проблему - тотальную безработицу. большинство обслуживающих профессий перестало существовать. ¾ планеты погрузились в нищету, а в странах 3го мира и вовсе 95% людей не видели нормальной жизни. Тяжелые времена охватили города и страны. Людям приходилось выживать практически любой ценой. Преступность достигла невиданных прежде высот, суды проходили на месте, за 10 минут. Тюрьмы были переполнены, улицы кишели бездомными, которые норовили украсть все, что плохо лежит.
И правительства пошли на невиданные меры: виртуальная “жизнь” стала доступна для всех желающих. Стоит ли говорить, что почти никто не соглашался? Люди верили в будущее, надеялись на то что они выберутся из этой трясины. Да, были отрешенцы, но их количество было ничтожно мало, и в основном это были забитые люди, которые практически не усугубляли ситуации.
Выход был найден, и довольно быстро. Представьте, что вам предлагаю купить арбуз по цене дома. Конечно никто в здравом уме не согласится. А что если вам дадут увесистый кусок этого арбуза просто так? Без всяких обязательств? Откажетесь ли вы? Конечно нет! Ведь это арбуз ценой с дом, а тут кусок - бесплатно! По всему миру пошла невиданных размеров агитация попробовать симуляцию совершенно бесплатно. Причем представлялось это не иначе, как путешествие, курорт, отдых. Стоит ли говорить, что измученные жизнью люди толпами повалили за новыми ощущениями, центры били забиты, очереди тянулись на многие кварталы.
Мне как-то удалось побывать на одном из таких сеансов. Каждая комната была строго изолирована, причем настолько, что даже звук не проходил сквозь стены. Через нос к мозгу подводились электроды. Они были практически не видны глазу и чрезвычайно гибки.
Обычно участники, как их называли, ложились в приподнятом состоянии, они хотели попробовать другой жизни, ожидали новых ощущений. И так и было, они их получали. Вся хитрость плана заключалась в том, что человеку не просто предоставляли отдых, но давали ему шикарную жизнь, с полым вовлечением. За час в реальном мире человек добивался невиданных для себя высот, становился нужным, важным, в полном достатке. В симуляции для него проходил год.
Надо было видеть глаза людей, только-что отключенных. Представьте, что в одну секунду у вас забирают все, оставив грязную одежду и пару баксов в лучшем случае. Осознание приходило по-разному. Некоторые смеялись, принимая все за сон, другие рыдали, кричали, метались, некоторые впадали в сильнейший ступор и не могли сдвинуться с места долгое время. Единицы сходили с ума. Но всех объединяло одно: как только осознание приходило полностью, как только человек понимал, что его ждет за дверью, он слезно умолял вернуть его туда, где осуществились все его мечты, в тот мир. Теперь его настоящая жизнь казалась для него не больше чем шуткой, чьим то злым розыгрышем, а по-настоящему он жил там…
Я провел в центре около 10 часов, видел сотни комнат, тысячи людей. Ни один из них не покинул здания живым. Ни у кого не хватило воли вернуться в свою жизнь. Что с ними происходило потом? Человек был готов отдать все, чтобы вернуться в симуляцию. Дрожащими руками он накорябывал подпись на каком-то документе, даже не читая его. Это было разрешение на использование его органов после смерти. Труп вывозили в цеха, в которых я не был, что там происходило мне не известно. Ходили слухи, что когда все банки органов были заполнены, людей просто сжигали.
Буйство длилось недолго. Для всех стало очевидно: что-то нечистое происходило за мощными бетонными стенами. Если кому-то удавалось выйти оттуда, это был уже другой человек. Взгляд его был подавлен, он смотрел на окружающих как на волков, будто это они лишили его всего. В лучшем случае о возвращался в симуляцию через пару-тройку дней, в худшем - его труп находили где-нибудь в подворотне. С каждым днем очереди становились меньше и меньше. Через месяц в каждом центре в день набиралось не больше сотни человек… Все вернулось на круги своя.

Окончательное разложение общества началось в Индии. К тому моменту жизнь человека уже не была чем-то личным. В базах данных хранилась информация чуть ли не о каждом шаге человека, начиная с его рождения. На основе этих данных каждому жителю индии присвоили коэффициент, который варьировался от 0 до 10. Строился он на основе возраста, судимостей, стажа работы, полезности обществу, физического состояния. Даже привычки имели свой вес при построении этого значения. Те, кто получил коэффициент ниже 1, приговаривались к принудительному прохождению симуляции с дальнейшей смертью. В основном это были люди сидящие в тюрьмах. Большинство встретило эту инициативу если не положительно, то как минимум нейтрально. Тогда мало кто думал о последствиях, многие вздохнули с облегчением. Уровень преступности резко пошел на спад, так как коэффициент был динамическим, и мог меняться в зависимости от поступков человека. Наступило затишье в преддверии бури.

Когда правительство осознало, что этих мер недостаточно, коэффициент начал расти. Сначала он поднялся до 1.1, не прошло и года как он достиг отметки в 2 пункта. Через 7 лет перевалил за 5. Изначально, ниже этой отметки было 60% населения, сейчас же их было лишь 5%. Измученный и испуганный народ не мог ничего сделать. Крепко вооруженная армия, солдатам которой предоставлялся пожизненный рейтинг 9, подавляла любые восстания. Надо ли говорить, что практически ни одна страна не стала вмешиваться в то, что там происходило? Большинство из них сами были в критическом состоянии, и то, что происходило в Индии лишь шло им на пользу. До поры-до времени. Люди стали бежать из страны сотнями тысяч, укрепление границ почти ни к чему не привело.
Примеру индии стали следовать и другие страны. В основном - африканские. Все проходило по одному и тому же сценарию. Рост коэффициента - бегство населения.
Наконец, 5 лет назад последние бастионы рухнули. В мире не осталось ни одной страны, в которой бы не было коэффициента. Где-то он был выше, где-то ниже, но был везде. Сейчас население планеты немногим ниже 5 миллиардов человек, ресурсов все так же не хватает. Точнее нет, для выживания их хватит всем, но человеческая жизнь за последние годы обрела настолько малый вес, что теперь комфортное существование немногих важнее простого существования всех. При рождении каждый стал получать коэффициент, который меняется по мере развития, но до 18 лет никак не влияет на жизнь владельца.
Времена жестких репрессий прошли. Теперь лишь ночью к вам могут приехать, тихо увезти, оставив родным, если таковые имеются, лишь уведомление. Коэффициенты продолжают расти. На сотые, порой тысячные доли. Люди перестали держаться друг за друга. Те у кого высокий коэффициент стараются не замечать тех, кто на грани гибели. Вы не услышите на улице детских криков, сейчас почти никто не рожает. Каждый ищет возможности увеличить свой рейтинг, порой за счет других. Некоторые стараются скрыться, уйти в леса, и кое-кому это даже удается. Хотя стоит беженцам организовать хоть какую захудалую деревушку - в считанные часы от нее не останется и следа. Мы на грани вымирания. Вымирания как люди.

Сейчас я пишу вам эти строки, и даже не могу быть уверен, что я не внутри симуляции. Мои мотивы просты, я хочу, чтобы в новой вселенной люди знали о последствиях, о том, что случится, если не начать принимать меры. Это послание - все что я могу сделать. Остальное ложится на ваши плечи. Постарайтесь не допустить того, что вас ждет.

Эпилог
Кроме этого у меня ничего нет. Вы можете не верить мне, можете считать за идиота. На всякий случай я проверил комнату, но не обнаружил ни камер, ни других подобных устройств. Мне хочется верить, что это все-таки чей-то розыгрыш, что нет никакого старика из будущего, и чья-то больная фантазия просто решила поиздеваться над таким впечатлительным человеком, как я. Но даже если есть малейшая вероятность того, что это может случиться в реальности, мы должны беспокоиться об этом уже сейчас.