Главная
>
Смешные картинки
>
story
>
рассказ
рассказ
Подписчиков: 14 Сообщений: 788 Рейтинг постов: 1,334.9
длиннопост песочница story рассказ фантастика
Космическая петля
«Привет, Мам. Мы не виделись столько лет, хотя для меня прошло не больше месяца. Жизнь сильно изменилась, и я едва теперь поспеваю за ее течением. Все вокруг стало не просто другим, а абсолютно другим.
Помнишь ли ты тот день, когда я радостный вбежал на кухню и обнял тебя так неожиданно, что ты расплескала чай? Тогда все было иначе...»
- Мама, мама, ты не поверишь! Меня приняли!
Я ворвался в дом, как сквозняк, как только открывается дверь или окно. Я знал, что она стоит сейчас на кухне, и потому бросился сразу туда. Она разливала по чашкам чай. Я подбежал к ней и обнял крепко-крепко. Моей радости не было границ.
- Куда тебя приняли, Джо? – спокойно спросила она, вытирая расплесканный чай. Она всегда была спокойна и рассудительна. Из эмоций она позволяла себе лишь теплую улыбку и крепкие объятия перед тем, как пойти спать.
- Неделю назад я подал заявление в программу исследования космоса, сегодня я получил подтверждение о зачислении меня в ряды добровольцев.
Лишь на секунду ее взгляд стал задумчивым и грустным. Потом все снова стало как всегда.
- Ты принял такое решение и ничего не сказал мне? Не подумай, я не виню тебя, и я не говорю, что я против твоего решения. Но не кажется ли тебе, что меня стоило бы поставить в известность чуть раньше, чем через неделю после осуществления своих задумок?
- Ну, Мам! - самым страшным наказанием для меня всегда было огорчить ее. А подобные расклады означали, что если она и не огорчена, то, во всяком случае, близка к этому. – Мам, там же конкурс один к пятнадцати тысячам. Я и подал-то заявление, не сильно веря в успех... А тебе не сказал, чтоб не сглазить. Ну, ты же знаешь, что есть такая примета. Ну, прости меня...
- Я не злюсь и не обижаюсь, чтобы прощать тебя. Ты взрослый мальчик и можешь сам принимать решения. Просто я надеялась, что ты меня предупредишь о подобном не в день отъезда.
- День отъезда через неделю, так что эта неделя в полном нашем распоряжении. Но и после моего отъезда я буду тебе регулярно писать.
- Через неделю? Странно, я слышала, что ребята из программы уезжают в тот же день...
- Мам, это обычные лаборанты и технари...
Язык, как говорила мне мама, мой враг. Я даже не договорил последнюю фразу, когда понял, что огорчил ее не на шутку. Ее глаза остановились в одной точке, а руки задрожали. Потом я заметил, как слезы стали собираться в уголках ее глаз и растекаться по векам. Капельки набухали, пока не набрали критическую массу, а потом низверглись вниз по лицу.
Я обнял ее и начал шептать что-то бессвязное и маловразумительное...
«Я только дважды за всю жизнь видел, как ты плачешь. Тогда был первый раз. А второй раз был перед запуском моего корабля. Ты тогда пришла в своем розовом костюме. А я был в синем мундире. Мы стояли друг рядом с другом и молчали. Я не знал, что тебе сказать, а ты пыталась улыбаться и боролась со слезами. Я поцеловал тебя на прощанье и сказал: «Я люблю тебя». А ты расплакалась и обняла меня...»
Ветер развевал мою челку. Я стоял на плацу, смотрел, как ветер треплет флаг. Флаг страны, которая первой открыла двигатели, способные совершить межзвездный перелет за короткое время. Флаг страны, которая осуществляла мечты человечества о путешествии к другим солнцам. Звездно-полосатый флаг моей Родины.
- Сержант Раш, - раздался за спиной голос рядового Хамерсворта. – Ваша мать приехала, сержант Раш.
- Спасибо, рядовой.
Я быстро пошел к проходным. Уже совсем скоро вылет, и мне хотелось бы больше времени провести с мамой. Она стояла в своем праздничном розовом костюме. Это был Костюм Особых Случаев. Только на самые ответственные мероприятия он доставался из шкафа.
- Привет, Мам!
Она улыбнулась и взяла меня за руку.
- Волнуешься? – спросила она.
- Только за тебя. Я ведь оставляю тебя на целый месяц.
Мама попыталась улыбнуться, но нижняя губа предательски дрожала. Я замолчал, не зная, что сказать, а она прижала мою ладонь к своей щеке. Я почувствовал влажные дорожки своей кожей. Так мы и простояли, казалось, целую вечность. А потом пришел Хамерсворт, чтобы проводить маму в зрительскую ложу. Я сказал: «Я люблю тебя». В этот момент слезы хлынули потоком, она обняла меня, потом развернулась и пошла за своим провожатым.
Я проводил ее взглядом и пошел к кораблю. До запуска оставалось каких-то двадцать минут. Обслуживающий персонал торопился покинуть площадку, собственно, перед кораблем уже никого не было, и я почувствовал себя как одинокий ковбой посреди опустевшего города, выходящий на дуэль. Для полной картины не хватало перекати-поля пролетающего через дорогу. Вместо противника в конце улицы стоял мой звездолет. И я пошел ему навстречу.
В корабле тоже было пусто и тихо. На мостике горел экран связи с командным пунктом, который по совместительству играл роль зрительской ложи. Мама уже была там. Рядом с ней я заметил президента. Он что-то говорил ей, а она, казалось, была в другом месте. Отсчет пошел.
«Два месяца подготовки и две недели своего разведывательного полета я верил, что мне повезло больше всех на свете. Из сотен тысяч претендентов именно мне выпала честь лететь в первый полет к ближайшей планетарной системе со схожими с солнечной системой параметрами. Я должен был стать первым, кто откроет и разведает планету, пригодную для колонизации. Я был горд собой. И надеялся, что ты разделяешь мою гордость.»
Где-то в середине 15 дня полета звук эйонных двигателей изменился. Это значило, что корабль перешел в маневровый режим. Мы на околопланетарной орбите! Я побежал на мостик. Компьютер уже включил сканирование планеты. Ошеломляюще! Планета так была похожа на Землю! Конечно, это была не Земля. Судя по картинке на этой планете было 4 материка, которые занимали около половины всей поверхности. Остальную площадь покрывал океан. Атмосфера по газовому анализу тоже была очень похожа на земную. Удивительно похожа. Биосканнер показал, что планета густозаселена различными организмами разных размеров.
Мы облетели планету несколько раз, но следов вмешательства в природу так и не обнаружил. Это была девственная планета, неоскверненная техногенной рукой. Вдоль берегов не было видно городов, а на орбите сканнер не обнаружил посторонних тел. Лишь небольшое количество астероидов, указывающих на то, что некогда у этой планеты был один или несколько естественных спутников. Тогда я выбрал место и отдал приказ на посадку.
Корабль сел около берега реки в лесистой местности. Здесь все было под рукой: и пробы почвы, и пробы воды. Мне надо было провести все анализы и возвращаться обратно. Меня ждали еще пятнадцать дней полета домой. Но когда все пробы были собраны, я не удержался от соблазна прогуляться по берегу реки, подышать свежим воздухом.
Я прошел где-то около километра, когда странные кусты привлекли мое внимание. Их ветви как-то странно и замысловато переплетались. Я никогда не видел подобного и потому пошел посмотреть поближе. Неожиданно заросли зашевелились и из них вышел странный зверь. У него была странная синяя с желтым шерсть, а голова была как глаз у стрекозы. Еще более неожиданным для меня стало то, что зверь поднял передние лапы и начал дергать себя за фасеточную голову.
«Помнишь, Мам, как мы ходили с тобой на пчелиную ферму? Там у всех работников были странные костюмы со странными сетчатыми головными уборами. По крайней мере тогда мне они показались странными. Это потом дяденька-экскурсовод, объяснил нам, что эти шляпы защищают людей от укусов пчел...»
Зверь оказался вполне себе человеком. Это было настолько шокирующим, что я стоял и не мог пошевелиться. Значит, планета заселена! Более того, заселена людьми!
- Добрый день, - обратился ко мне этот человек. Зря он так. После того, как я услышал, что он говорит на одном со мной языке, мой шок только углубился.
Видя, мое недоумение, и что я не отвечаю, таинственный пчеловод пробормотал что-то вроде: "Ох, ты ж горюшко..." Потом поклонился в пояс, показал на себя пальцем и раздельно произнес: "Джор-джи-о". Это выглядело столь нелепо, что я расхохотался.
«Ох, Мам, в ту минуту я поверил во все истории одновременно: и в то, что мы созданы, и в то, что мы прилетели с другой планеты, и в то, что история человечества развивается по спирали, и человек уже однажды открывал путь к звездам. Я никак не мог придумать, с чего начать.»
- Меня зовут, Джо Раш, - сказал я, оклемавшись от шока. – Я прилетел к вам с другой планеты.
Джорджио фыркнул от смеха, но тут же взял себя в руки и уже серьезно сказал:
- Успокойся парень, с какой «другой планеты»? Посмотри на меня, посмотри на себя. Оглянись вокруг. Земля – единственная обитаемая планета в пространстве.
Я начал было спорить с ним, но он повернулся и пошел обратно в свои кусты. А через минуту вернулся обратно с обручем диаметром сантиметров в пятнадцать-двадцать. Я не успел ничего сделать, как он надел этот обруч мне на голову.
- Общая информация о Пространстве, - сказал он.
И тут же все вокруг меня потемнело, а в голове возник голос, которого там отродясь не бывало.
«Я не успел испугаться, Мам. Обруч оказался каким-то подобием компьютера. И он начал мне рассказывать об устройстве Мира.»
«Пространство состоит из Солнечной системы, которая включает 7 планет: Венеру, Землю, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун. Пространство вокруг Солнечной системы замкнуто само на себя, образуя замкнутую систему, конец которой является ее же началом…»
Я снял с головы обруч и попытался расспросить Джорджио, что все это значит. Но парень явно не был ученым и все время отсылал меня к обручу, дескать, у него спроси.
Я снова надел обруч на голову и спросил, как может быть только одна звездная система, когда на небе невооруженным глазом видно столько звезд, не говоря уже о телескопах.
- Солнечная система не представляет собой геометрическую фигуру с четко обозначенными границами. По большому счету, ее можно сравнить с окружностью на плоскости, у которой нет ни начала, ни конца. Свет от звезд, которые, якобы, видит человек на небе, на самом деле, является светом Солнца, которое преломляется в Пространстве. Эти преломления света так же могут изменять цветовую температуру и размеры Солнца, как изменяются размеры и цвет объектов в стекле с неравномерной плотностью и окраской. По сути, все эти эффекты – не что иное, как оптическая иллюзия.
- История открытия описанных свойств Пространства – потребовал я.
- В 2050 году нашей эры Питер Хофбург и Йозеф Кассински изобрели эйонные двигатели, которые могли развивать сверхсветовую скорость. После нескольких успешных околоорбитальных, беспилотных испытаний, был построен первый корабль, рассчитанный на полет с человеком на борту. Первым летчиком-испытателем стал Джо Раш. Он должен был совершить полет к ближайшей звездной системе, в которой человеческие ученые надеялись найти планету, похожую на Землю. Во время полета корабль исчез. Последующие 30 лет ученые проводили изыскания, которые должны были пролить свет на исчезновение корабля. В ходе этих исследований ученые выявили зацикленость пространства, когда некоторые из запускаемых объектов через некоторое время возникали в других участках Солнечной системы. Некоторые объекты появлялись практически сразу, другие через некоторое время. Отдельная часть не появлялась вовсе. Все эти эксперименты показывают, что время в преломленном пространстве идет иначе, нежели в Солнечной системе.
- 30 лет??!! Какой же сейчас год? – вырвалось у меня.
- 211 год новой эры.
- Когда началась новая эра?
- В 2082 году, когда стало понятно, что Земля – единственная пригодная для жизни человека планета, США развязало Третью Мировую Войну в попытке подчинить себе все население Земли и захвата контроля над всеми ресурсами. Военные действия с переменным успехом длились 11 лет. 22 июня 2093 года Коалиционный Союз в составе стран Европы, Азии и Африки победил Североамериканский Союз, в состав которого входили Канада, Мексика и США. В результате этой войны погибло три с половиной миллиарда человек, по большей части со стороны Коалиционного Союза. Множество крупных городов было стерто с лица Земли. Мировая общественность увидела во всем этом знак свыше. 14 августа 2095 года в Мировом Конгрессе было принято решение избавления от технологий, наносящих ущерб экологии. Избавление от вредных технологий и переход на новые занял 72 года. В 2167 году на Земле не осталось ни одного завода, фабрики или иного предприятия, отравляющего окружающую среду. 2168 год нашей эры стал первым годом новой эры.
«До этого момента я даже на секунду не мог подумать, что больше никогда не увижу тебя. А после этого краткого экскурса в историю внутри стало так пусто. Я и сейчас чувствую эту пустоту в себе, Мам. Прости, что бросил тебя. Я всю жизнь ненавидел отца, за то, что он оставил тебя, а потом взял и сделал это сам. Едва ли я когда-нибудь смогу себя простить за это. Но ты прости меня…»
Я еще немного посмотрел на белый, каменный столбик, в очередной раз пробежал глазами по надписи: «Меган Раш. 2010 – 2057». Это был виртуальный тур по миру образца 2080 года. В нем был весь мир. Тот мир, который был так хорошо известен мне. И я собирался остаться в нем, до тех пор, пока живо мое физическое тело. Мне нет места в реальном мире. В нем не осталось ничего, что я любил и что было бы мне знакомо. Города на деревьях, звезды ненастоящие... Даже Луна, и та была взорвана силами Коалиции во время третьей мировой.
Я отвернулся от могилы матери и отправился в свое последнее путешествие.
«Привет, Мам. Мы не виделись столько лет, хотя для меня прошло не больше месяца. Жизнь сильно изменилась, и я едва теперь поспеваю за ее течением. Все вокруг стало не просто другим, а абсолютно другим.
Помнишь ли ты тот день, когда я радостный вбежал на кухню и обнял тебя так неожиданно, что ты расплескала чай? Тогда все было иначе...»
- Мама, мама, ты не поверишь! Меня приняли!
Я ворвался в дом, как сквозняк, как только открывается дверь или окно. Я знал, что она стоит сейчас на кухне, и потому бросился сразу туда. Она разливала по чашкам чай. Я подбежал к ней и обнял крепко-крепко. Моей радости не было границ.
- Куда тебя приняли, Джо? – спокойно спросила она, вытирая расплесканный чай. Она всегда была спокойна и рассудительна. Из эмоций она позволяла себе лишь теплую улыбку и крепкие объятия перед тем, как пойти спать.
- Неделю назад я подал заявление в программу исследования космоса, сегодня я получил подтверждение о зачислении меня в ряды добровольцев.
Лишь на секунду ее взгляд стал задумчивым и грустным. Потом все снова стало как всегда.
- Ты принял такое решение и ничего не сказал мне? Не подумай, я не виню тебя, и я не говорю, что я против твоего решения. Но не кажется ли тебе, что меня стоило бы поставить в известность чуть раньше, чем через неделю после осуществления своих задумок?
- Ну, Мам! - самым страшным наказанием для меня всегда было огорчить ее. А подобные расклады означали, что если она и не огорчена, то, во всяком случае, близка к этому. – Мам, там же конкурс один к пятнадцати тысячам. Я и подал-то заявление, не сильно веря в успех... А тебе не сказал, чтоб не сглазить. Ну, ты же знаешь, что есть такая примета. Ну, прости меня...
- Я не злюсь и не обижаюсь, чтобы прощать тебя. Ты взрослый мальчик и можешь сам принимать решения. Просто я надеялась, что ты меня предупредишь о подобном не в день отъезда.
- День отъезда через неделю, так что эта неделя в полном нашем распоряжении. Но и после моего отъезда я буду тебе регулярно писать.
- Через неделю? Странно, я слышала, что ребята из программы уезжают в тот же день...
- Мам, это обычные лаборанты и технари...
Язык, как говорила мне мама, мой враг. Я даже не договорил последнюю фразу, когда понял, что огорчил ее не на шутку. Ее глаза остановились в одной точке, а руки задрожали. Потом я заметил, как слезы стали собираться в уголках ее глаз и растекаться по векам. Капельки набухали, пока не набрали критическую массу, а потом низверглись вниз по лицу.
Я обнял ее и начал шептать что-то бессвязное и маловразумительное...
«Я только дважды за всю жизнь видел, как ты плачешь. Тогда был первый раз. А второй раз был перед запуском моего корабля. Ты тогда пришла в своем розовом костюме. А я был в синем мундире. Мы стояли друг рядом с другом и молчали. Я не знал, что тебе сказать, а ты пыталась улыбаться и боролась со слезами. Я поцеловал тебя на прощанье и сказал: «Я люблю тебя». А ты расплакалась и обняла меня...»
Ветер развевал мою челку. Я стоял на плацу, смотрел, как ветер треплет флаг. Флаг страны, которая первой открыла двигатели, способные совершить межзвездный перелет за короткое время. Флаг страны, которая осуществляла мечты человечества о путешествии к другим солнцам. Звездно-полосатый флаг моей Родины.
- Сержант Раш, - раздался за спиной голос рядового Хамерсворта. – Ваша мать приехала, сержант Раш.
- Спасибо, рядовой.
Я быстро пошел к проходным. Уже совсем скоро вылет, и мне хотелось бы больше времени провести с мамой. Она стояла в своем праздничном розовом костюме. Это был Костюм Особых Случаев. Только на самые ответственные мероприятия он доставался из шкафа.
- Привет, Мам!
Она улыбнулась и взяла меня за руку.
- Волнуешься? – спросила она.
- Только за тебя. Я ведь оставляю тебя на целый месяц.
Мама попыталась улыбнуться, но нижняя губа предательски дрожала. Я замолчал, не зная, что сказать, а она прижала мою ладонь к своей щеке. Я почувствовал влажные дорожки своей кожей. Так мы и простояли, казалось, целую вечность. А потом пришел Хамерсворт, чтобы проводить маму в зрительскую ложу. Я сказал: «Я люблю тебя». В этот момент слезы хлынули потоком, она обняла меня, потом развернулась и пошла за своим провожатым.
Я проводил ее взглядом и пошел к кораблю. До запуска оставалось каких-то двадцать минут. Обслуживающий персонал торопился покинуть площадку, собственно, перед кораблем уже никого не было, и я почувствовал себя как одинокий ковбой посреди опустевшего города, выходящий на дуэль. Для полной картины не хватало перекати-поля пролетающего через дорогу. Вместо противника в конце улицы стоял мой звездолет. И я пошел ему навстречу.
В корабле тоже было пусто и тихо. На мостике горел экран связи с командным пунктом, который по совместительству играл роль зрительской ложи. Мама уже была там. Рядом с ней я заметил президента. Он что-то говорил ей, а она, казалось, была в другом месте. Отсчет пошел.
«Два месяца подготовки и две недели своего разведывательного полета я верил, что мне повезло больше всех на свете. Из сотен тысяч претендентов именно мне выпала честь лететь в первый полет к ближайшей планетарной системе со схожими с солнечной системой параметрами. Я должен был стать первым, кто откроет и разведает планету, пригодную для колонизации. Я был горд собой. И надеялся, что ты разделяешь мою гордость.»
Где-то в середине 15 дня полета звук эйонных двигателей изменился. Это значило, что корабль перешел в маневровый режим. Мы на околопланетарной орбите! Я побежал на мостик. Компьютер уже включил сканирование планеты. Ошеломляюще! Планета так была похожа на Землю! Конечно, это была не Земля. Судя по картинке на этой планете было 4 материка, которые занимали около половины всей поверхности. Остальную площадь покрывал океан. Атмосфера по газовому анализу тоже была очень похожа на земную. Удивительно похожа. Биосканнер показал, что планета густозаселена различными организмами разных размеров.
Мы облетели планету несколько раз, но следов вмешательства в природу так и не обнаружил. Это была девственная планета, неоскверненная техногенной рукой. Вдоль берегов не было видно городов, а на орбите сканнер не обнаружил посторонних тел. Лишь небольшое количество астероидов, указывающих на то, что некогда у этой планеты был один или несколько естественных спутников. Тогда я выбрал место и отдал приказ на посадку.
Корабль сел около берега реки в лесистой местности. Здесь все было под рукой: и пробы почвы, и пробы воды. Мне надо было провести все анализы и возвращаться обратно. Меня ждали еще пятнадцать дней полета домой. Но когда все пробы были собраны, я не удержался от соблазна прогуляться по берегу реки, подышать свежим воздухом.
Я прошел где-то около километра, когда странные кусты привлекли мое внимание. Их ветви как-то странно и замысловато переплетались. Я никогда не видел подобного и потому пошел посмотреть поближе. Неожиданно заросли зашевелились и из них вышел странный зверь. У него была странная синяя с желтым шерсть, а голова была как глаз у стрекозы. Еще более неожиданным для меня стало то, что зверь поднял передние лапы и начал дергать себя за фасеточную голову.
«Помнишь, Мам, как мы ходили с тобой на пчелиную ферму? Там у всех работников были странные костюмы со странными сетчатыми головными уборами. По крайней мере тогда мне они показались странными. Это потом дяденька-экскурсовод, объяснил нам, что эти шляпы защищают людей от укусов пчел...»
Зверь оказался вполне себе человеком. Это было настолько шокирующим, что я стоял и не мог пошевелиться. Значит, планета заселена! Более того, заселена людьми!
- Добрый день, - обратился ко мне этот человек. Зря он так. После того, как я услышал, что он говорит на одном со мной языке, мой шок только углубился.
Видя, мое недоумение, и что я не отвечаю, таинственный пчеловод пробормотал что-то вроде: "Ох, ты ж горюшко..." Потом поклонился в пояс, показал на себя пальцем и раздельно произнес: "Джор-джи-о". Это выглядело столь нелепо, что я расхохотался.
«Ох, Мам, в ту минуту я поверил во все истории одновременно: и в то, что мы созданы, и в то, что мы прилетели с другой планеты, и в то, что история человечества развивается по спирали, и человек уже однажды открывал путь к звездам. Я никак не мог придумать, с чего начать.»
- Меня зовут, Джо Раш, - сказал я, оклемавшись от шока. – Я прилетел к вам с другой планеты.
Джорджио фыркнул от смеха, но тут же взял себя в руки и уже серьезно сказал:
- Успокойся парень, с какой «другой планеты»? Посмотри на меня, посмотри на себя. Оглянись вокруг. Земля – единственная обитаемая планета в пространстве.
Я начал было спорить с ним, но он повернулся и пошел обратно в свои кусты. А через минуту вернулся обратно с обручем диаметром сантиметров в пятнадцать-двадцать. Я не успел ничего сделать, как он надел этот обруч мне на голову.
- Общая информация о Пространстве, - сказал он.
И тут же все вокруг меня потемнело, а в голове возник голос, которого там отродясь не бывало.
«Я не успел испугаться, Мам. Обруч оказался каким-то подобием компьютера. И он начал мне рассказывать об устройстве Мира.»
«Пространство состоит из Солнечной системы, которая включает 7 планет: Венеру, Землю, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун. Пространство вокруг Солнечной системы замкнуто само на себя, образуя замкнутую систему, конец которой является ее же началом…»
Я снял с головы обруч и попытался расспросить Джорджио, что все это значит. Но парень явно не был ученым и все время отсылал меня к обручу, дескать, у него спроси.
Я снова надел обруч на голову и спросил, как может быть только одна звездная система, когда на небе невооруженным глазом видно столько звезд, не говоря уже о телескопах.
- Солнечная система не представляет собой геометрическую фигуру с четко обозначенными границами. По большому счету, ее можно сравнить с окружностью на плоскости, у которой нет ни начала, ни конца. Свет от звезд, которые, якобы, видит человек на небе, на самом деле, является светом Солнца, которое преломляется в Пространстве. Эти преломления света так же могут изменять цветовую температуру и размеры Солнца, как изменяются размеры и цвет объектов в стекле с неравномерной плотностью и окраской. По сути, все эти эффекты – не что иное, как оптическая иллюзия.
- История открытия описанных свойств Пространства – потребовал я.
- В 2050 году нашей эры Питер Хофбург и Йозеф Кассински изобрели эйонные двигатели, которые могли развивать сверхсветовую скорость. После нескольких успешных околоорбитальных, беспилотных испытаний, был построен первый корабль, рассчитанный на полет с человеком на борту. Первым летчиком-испытателем стал Джо Раш. Он должен был совершить полет к ближайшей звездной системе, в которой человеческие ученые надеялись найти планету, похожую на Землю. Во время полета корабль исчез. Последующие 30 лет ученые проводили изыскания, которые должны были пролить свет на исчезновение корабля. В ходе этих исследований ученые выявили зацикленость пространства, когда некоторые из запускаемых объектов через некоторое время возникали в других участках Солнечной системы. Некоторые объекты появлялись практически сразу, другие через некоторое время. Отдельная часть не появлялась вовсе. Все эти эксперименты показывают, что время в преломленном пространстве идет иначе, нежели в Солнечной системе.
- 30 лет??!! Какой же сейчас год? – вырвалось у меня.
- 211 год новой эры.
- Когда началась новая эра?
- В 2082 году, когда стало понятно, что Земля – единственная пригодная для жизни человека планета, США развязало Третью Мировую Войну в попытке подчинить себе все население Земли и захвата контроля над всеми ресурсами. Военные действия с переменным успехом длились 11 лет. 22 июня 2093 года Коалиционный Союз в составе стран Европы, Азии и Африки победил Североамериканский Союз, в состав которого входили Канада, Мексика и США. В результате этой войны погибло три с половиной миллиарда человек, по большей части со стороны Коалиционного Союза. Множество крупных городов было стерто с лица Земли. Мировая общественность увидела во всем этом знак свыше. 14 августа 2095 года в Мировом Конгрессе было принято решение избавления от технологий, наносящих ущерб экологии. Избавление от вредных технологий и переход на новые занял 72 года. В 2167 году на Земле не осталось ни одного завода, фабрики или иного предприятия, отравляющего окружающую среду. 2168 год нашей эры стал первым годом новой эры.
«До этого момента я даже на секунду не мог подумать, что больше никогда не увижу тебя. А после этого краткого экскурса в историю внутри стало так пусто. Я и сейчас чувствую эту пустоту в себе, Мам. Прости, что бросил тебя. Я всю жизнь ненавидел отца, за то, что он оставил тебя, а потом взял и сделал это сам. Едва ли я когда-нибудь смогу себя простить за это. Но ты прости меня…»
Я еще немного посмотрел на белый, каменный столбик, в очередной раз пробежал глазами по надписи: «Меган Раш. 2010 – 2057». Это был виртуальный тур по миру образца 2080 года. В нем был весь мир. Тот мир, который был так хорошо известен мне. И я собирался остаться в нем, до тех пор, пока живо мое физическое тело. Мне нет места в реальном мире. В нем не осталось ничего, что я любил и что было бы мне знакомо. Города на деревьях, звезды ненастоящие... Даже Луна, и та была взорвана силами Коалиции во время третьей мировой.
Я отвернулся от могилы матери и отправился в свое последнее путешествие.
Terraria рассказ песочница Монолог Зелёного Слизня story История
Почему все так упорно пытаются нас убить? Ведь мы совершенно не агрессивны! Говорю вам как зелёный слизень в не знаю каком поколении.
На самом деле мы никогда не хотели никого убивать. Просто у всех слизней лишь один способ выразить свою любовь: обняться. Ну и заодно обильно выделить слизь на своего избранника. И заметьте, вы сами нас провоцируете! Ну не родился ещё слизень, которому не нравилось бы тепло. А вы тёплые. Чего вы думаете мы по ночам исчезаем? От хорошей жизни? А вот фиг вам, холодно нам просто.
А еда? Жёлуди — это редкостная гадость, можете сами как-нибудь попробовать. Но нам ещё повезло. Лавовые слизни вон вообще лаву жрут и не жалуются. А наша Матка слизней думаете просто так после гибели делится? Не-е-е, мои наивные теплокровные друзья, это всё из-за грибов.
Так вот, о чём это мы.. Ах да, о еде и провокациях. На самом деле, мы в принципе всеядны. Можем усваивать хоть радиацию, хоть лаву. Но у каждого из нас есть тайная страсть. Мы любим грызть кирки. Ну чего вы вылупились-то так? Да, у них очень прикольная форма, плюс они очень мило щекочут изнутри.
Ещё мы любим грызть шарики. Особенно красные. Факелом закусить — тоже дело. Мы много чего любим. А вы это носите всё и сразу! И ещё удивляетесь, что к вам лезут обниматься. Мы-то на поверхности ещё более-менее сдерживаемся. А наши голодные подземные родственники... в общем, не удивительно, что они так кидаются. Они бы и с высунутым языком ещё бегали и хвостом виляли. Только нет у нас этого. Только обильно обслизить вас можем. Но это любя. Честно!
А вы на нас с мечами да мушкетами... Только один человек к нам хорошо относился. Дроздом его, кажется, звали. Или как-то так. Большой дом был и несколько загонов с слизнями. А у двери ещё было написано гордое «слизолог». На самом деле, ничего он о слизнях толком не знал, но как-то неловко было бы его разуверять.
Но не смотря на все странности (а может и из-за них), он нам понравился. По крайней мере, нашу любовь к киркам он уловил быстро и стал их нам давать на завтрак. Кирки в молоке, представляете?! Играл с нами. Пытался натравливать на кроликов. А мы бы и рады, но они такие мелкие, что в нас проваливаются. К тому же, невкусные.
А потом к нему пришёл какой-то незнакомец, закидал весь дом динамитом и вылил пять вёдер лавы. Много ни в чём неповинных слизней отправилось к Богу Слизней в тот день. Вот такие люди нам не нравятся. Мы в принципе не против погибнуть во имя любви или ещё чего-нибудь такого, но быть залитым лавой просто так?! А вообще людей мы любим. Просто своей, слизьей любовью.
Спизжено с Террария Вики для вас, реакторчане.
На самом деле мы никогда не хотели никого убивать. Просто у всех слизней лишь один способ выразить свою любовь: обняться. Ну и заодно обильно выделить слизь на своего избранника. И заметьте, вы сами нас провоцируете! Ну не родился ещё слизень, которому не нравилось бы тепло. А вы тёплые. Чего вы думаете мы по ночам исчезаем? От хорошей жизни? А вот фиг вам, холодно нам просто.
А еда? Жёлуди — это редкостная гадость, можете сами как-нибудь попробовать. Но нам ещё повезло. Лавовые слизни вон вообще лаву жрут и не жалуются. А наша Матка слизней думаете просто так после гибели делится? Не-е-е, мои наивные теплокровные друзья, это всё из-за грибов.
Так вот, о чём это мы.. Ах да, о еде и провокациях. На самом деле, мы в принципе всеядны. Можем усваивать хоть радиацию, хоть лаву. Но у каждого из нас есть тайная страсть. Мы любим грызть кирки. Ну чего вы вылупились-то так? Да, у них очень прикольная форма, плюс они очень мило щекочут изнутри.
Ещё мы любим грызть шарики. Особенно красные. Факелом закусить — тоже дело. Мы много чего любим. А вы это носите всё и сразу! И ещё удивляетесь, что к вам лезут обниматься. Мы-то на поверхности ещё более-менее сдерживаемся. А наши голодные подземные родственники... в общем, не удивительно, что они так кидаются. Они бы и с высунутым языком ещё бегали и хвостом виляли. Только нет у нас этого. Только обильно обслизить вас можем. Но это любя. Честно!
А вы на нас с мечами да мушкетами... Только один человек к нам хорошо относился. Дроздом его, кажется, звали. Или как-то так. Большой дом был и несколько загонов с слизнями. А у двери ещё было написано гордое «слизолог». На самом деле, ничего он о слизнях толком не знал, но как-то неловко было бы его разуверять.
Но не смотря на все странности (а может и из-за них), он нам понравился. По крайней мере, нашу любовь к киркам он уловил быстро и стал их нам давать на завтрак. Кирки в молоке, представляете?! Играл с нами. Пытался натравливать на кроликов. А мы бы и рады, но они такие мелкие, что в нас проваливаются. К тому же, невкусные.
А потом к нему пришёл какой-то незнакомец, закидал весь дом динамитом и вылил пять вёдер лавы. Много ни в чём неповинных слизней отправилось к Богу Слизней в тот день. Вот такие люди нам не нравятся. Мы в принципе не против погибнуть во имя любви или ещё чего-нибудь такого, но быть залитым лавой просто так?! А вообще людей мы любим. Просто своей, слизьей любовью.
Спизжено с Террария Вики для вас, реакторчане.
песочница текст рассказ много букв рыцарь вампир мазохист зря я это сделал древнее зло пробудилось
Клиент всегда прав
Рыцарь ещё раз сверился с картой. Определённо, это было то самое место. Ветхий склеп с выбитой дверью и гнилыми ступеньками доверия не внушал. Он тяжело вздохнул, поправил рюкзак и принялся спускаться...
- Ну... понимаете... - рыцарю было немного неловко.
- Да-да? - вампир заинтересованно придвинулся.
- Я слышал... поверьте, я понимаю, это, вероятно, всего лишь слухи...
- Ну что же?
- Ну многие говорят, что вы, в некотором роде...
- Да говорите же!
- Ну многие говорят, что вы - мазохист!
- О!
- Я не настаиваю на этой версии!
- И вы в это верите??
- Ну не то, чтобы, но вы должны понять, ведь...
- Да, это так.
- ...слухи достаточно... Что?!
- Я сказал - "Да, это так". Вы моете уши?
- Да, два раза в день... Постойте, так вы этого не отрицаете?
- Ну что вы. Зачем же?
- Ну.. обычно люди пытаются скрыть такие наклонности, если понимаете, что я имею в виду..
- Вы правы. Но вы упускаете небольшую деталь.
- Э?
- Я в некотором роде - не человек!
- О! Весомый аргумент.
- Это всё, что вы хотели узнать? Видите ли, я, если вы заметили, только что проснулся...
- Я заметил. - поспешно выпалил рыцарь.
- Когда я просыпаюсь, я имею обыкновение есть...
- Ну я могу немного подождать, пока вы поедите, и тогда...
- Вы не поняли. Я - не человек. Помните? И я хочу есть. Вы имеете представление, что едят вампиры?
- Ну, вы ведь понимаете, это смотря какие вампиры. Вариантов достаточно много. Вот например высшие обычно пьют кровь, хотя... О!
- Я вижу, вы поняли. Так так ближайший источник пищи сейчас сидит прямо передо мной, я не имею выбора. Заранее прошу прощения..
- Стойте!! - рыцарь стоял, вжавшись в угол. Было ощущение, что он освоил азы телепортации.
- Ну зачем же так кричать? Все вы одинаковы.. А ведь у меня сложилось впечатление, что я говорю с интеллигентным человеком. Нет же, вы решили всё испортить..
- Подождите минутку, - уже спокойнее продолжил рыцарь, - я хочу вам предложить нечто, от чего вы не сможете отказаться!
- Ну опять всё повторяется. Вы хотите посулить мне золотые горы? Или свою службу? Ну сами подумайте - к чему мне всё это?
- Я могу вам немного помочь с вашим увлечением! - выпалил рыцарь.
- Может вы хотите привести мне... Простите, что вы сказали?
- Ну я думаю, мог бы вам немного подыграть, если вы понимаете, что я имею в виду...
- Простите, я спросонок не слишком быстро соображаю..
- Я думал, вы сказали, что вы мазохист.
- Да я так и сказал. Но при чём здесь вы?
- Ну я мог бы показать вам пару новых штук, понимаете меня? - рыцарь хитро подмигнул
- Зачем же.. О! Кажется я вас понял, - вампир взглянул на рыцаря, его глаза алчно блеснули. - Ну и что же вы можете предложить честному вампиру?
- Ну у меня есть немного предметов, которые вас могли бы заинтересовать. - рыцарь пнул рюкзак, что-то негромко звякнуло.
- Понимаете, - вампир рассеяно взглянул на рыцаря, - я не ел уже очень, очень долго. И я ЗВЕРСКИ голоден. Могу я вас попросить рассказывать немного побыстрее?
- Не хотелось бы казаться невежливым, - рыцарь немного спал с лица, но голос был твёрд, - но сначала мне хотелось бы убедиться в вашей платёжеспособности...
- Юноша, вы уверены, что не перепутали склепы? - вампир вяло зевнул. Зрелище было более чем внушительное. - Я, знаете ли, высший вампир. Вы собрались мне что-то продавать?
- Именно! - рыцарь смотрел на вампира честными глазами
- Вы понимаете, что если вы просто останетесь живы, это будет для вас большая удача?
- Что? - рыцарь удивлённо уставился на вампира - А! Понимаю вашу точку зрения! Давайте посмотрим с другой стороны. Если вам понравится то, что я предлагаю, я могу организовать вам оптовые поставки. По специальной цене, понимаете меня? А если вы мной... гм... отобедаете, не получите больше ничего, верно?
- Юноша, да вы наглец, - в глазах вампира блеснуло нечто, похожее на интерес. Он сунул руку за пазуху и рассеяно достал немалых размеров мешочек. - Вот.
Мешочек упал на стол и глухо звякнул.
- У вас ведь есть хотя бы чеснок? - вампир скептически улыбнулся.
- За кого вы меня принимаете? - рыцарь скорчил обиженную гримасу, - конечно же у меня есть отборнейший чеснок! Мне от его запаха самому не по себе, честное слово!
- Ну так что же вы стоите?? Давайте сюда!
- С удовольствием!
- Хрум-хрум-хрум...
- Ну и как вам?
- А-а-а-а-а-а-а-а-а!!! Это не с чем несравнимое жжение! Да-а-а-а-а-а.... Откуда чеснок, дружище?
- Сам выращиваю. - скромно потупился рыцарь. - У меня небольшой огородик, у дома..
- Да вы профессионал, друг мой! У вас же есть ещё?
- К сожалению с собой - нет. Если желаете, я пришлю вам после пару ящиков отборного. Сейчас же могу предложить... Мммммм, что тут у меня? Да, вот! Бутылка отличной святой воды!
- Ну наливайте же! - вампир чуть ли не подпрыгивал от нетерпения.
- Заметьте, это вода - 1250 года разлива! Освящалась лично Святым Карлом!
- Вы хотите сказать..
- Да-да! Вы не ослышались! Тем самым Святым Карлом! Бутылка, можно сказать, коллекционная. Поверьте, мне она нелегко досталась и жаль с ней расставаться. Но за скромное вознаграждение в пятьдесят золотых...
- Это же грабёж!
- Постойте! Я конечно же могу предложить попроще, освящённую обычным священником. Но вы ведь ценитель, должны понимать.. Качество! - рыцарь всем видом показал отвращение к дешёвой продукции неизвестного священника.
- Хорошо, уговорили, - вампир был польщён, - давайте вашу коллекционную.
Послышался звон отсчитываемых монет.
- Ну у вас же есть чистая кружка? Ужасно! Это оскорбление, наливать воду в столь неподобающий сосуд.. Ну ладно, давайте уж.. - рыцарь налил полную кружку, подставленную вампиром. - Ну, оцените продукт!
- Буль-Буль-Буль...
- Ну и каково вам?
- О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!!!
- Простите, что вы сказали? - Рыцарь прочистил ухо.
- Это самая... забористая... святая вода, которую я когда-либо пивал!! - с трудом прохрипел вампир, - Святой Карл держит марку!
- Конечно, вы ведь должны понимать - репутация мастера! - рыцарь широко улыбнулся.
- Ну наливайте же ещё!
- Одну минуту! Разве я не сказал вам? Не сказал??
- Что, простите?
- Пятьдесят золотых - это за один стакан.
- Да вы из меня душу вытрясете, простите за каламбур.. Хорошо, давайте!
Стук монет.
- Ну же, пейте. Выдохнется, будет не так хороша.
- Буль-буль-буль...
- Святой Карл - мастер мирового класса, верно?
- Да-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!! Ох... простите...
- Ничего-ничего... - рыцарь слегка ударил по заложенному уху, - я ведь понимаю.
- Что, бутылка закончилась? Как жаль...
- Знаете, пятидесятый год сейчас особенно редок, но могу вам предложить пятьдесят первый, у меня ещё есть пару бутылок на складе. Поверьте, он ничуть не хуже!
- Верю на слово! - вампир поднял руки, - Давайте продолжать праздник!
- Что... А, понимаю! - рыцарь по пояс закопался в свой необъятный рюкзак, - Где-то здесь.. А вот, могу предложить вам..
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!
- Хм.. Что вы... О! Простите! - рыцарь проворно спрятал руку с крестиком за спину.
- Ох... Ничего... Не поймите неправильно, это было приятно, но немного неожиданно, если вы понимаете, что я имею в виду.
- Да-да, конечно, - рыцарь не выглядел смущённым, - Как вы уже поняли, это нательный крестик. Честно скажу, достоверно не известно, кому он принадлежал. Он попал ко мне через третьи руки. Но он чрезвычайно мощен, как вы уже успели заметить. Достигается это за счёт того, что с него ещё не совсем стёрлась кровь верующего, его носившего...
- Что вы говорите? Можно посмотреть ещё раз?
- Пожалуйста-пожалуйста!
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!
- Разглядели?
- Ммммммм... Увидел краем глаза.. Вы правы - он очень силён. Как я понимаю, как на него попала та самая кровь, у вас лучше не спрашивать? - гнусно ухмыльнулся вампир
- Мы отлично понимаем друг друга! - не менее гнусно ухмыльнулся рыцарь.
- Сколько же вы хотите за этот замечательный образец прекрасного?
- Сколько? - отозвался торговец
- Ну я мог бы дать... Эй, постойте, я спросил цену!
- Ну... в таком случае - двести!
- Крестик неизвестного верующего? Побойтесь Бога, - на этом слове вампира передёрнуло, - максимум семьдесят!
- ОКРОВАВЛЕННЫЙ крестик! - расставил акценты Рыцарь, - Сто пятьдесят!
- Сойдёмся на ста?
- Хорошо, но вы меня разорите, - вполне натурально пустил слезу рыцарь, - Держите.
- А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
- О, простите! Я заверну.
- Фух... С вами приятно иметь дело..
- Если хотите за пять золотых могу продать для него чехол.
- Чехол?
- Для вашего удобства.
- Нет, спасибо. Что ещё предложите?
- Ну как хотите. - Рыцарь обиженно закопался в рюкзак. - А, вот! Свет!
- Свет?
- Ну да, ультрафиолетовая лампа! - рыцарь гордо извлёк странный прибор.
- Простите, мне вредит лишь солнечный свет. К лампам я отношусь спокойно.
- Нет, вы не поняли. Это УЛЬТРАФИОЛЕТОВАЯ лампа!
- О?
- Она будет на вас действовать так же, как и обычный свет. Плюс вот здесь регулируется ширина выходящего луча. Это для того, если вы захотите немного прижечь конкретное место, понимаете, о чём я?
- О! - вампир выглядел очень заинтересованным, - Ну так чего же вы ждёте, светите!
- Нууу... Понимаете, после того, как я посвечу на вас, вы будете представлять довольно неприглядную картину..
- О! Понимаю. - вампир немного смутился, - Но как же проверить?
- Ну... может, немножко..
- Мммм... Давайте вот сюда.. На кончик мизинчика..
- Как пожелаете!
- ААААААААААААААА!!!!!! Твою мать, это же свет!!!
- Но я ведь вам так и сказал, помните?
- О! Простите, рефлексы... Замечательно! Сколько?
- Ну... тысяча, я думаю...
- Кровопица!! - вампир возмущённо вскочил на ноги
- О, не стоит так волноваться! В эту цену входят шесть батареек! А когда они сядут, я готов вам предоставлять новые за специальную цену, - рыцарь подмигнул.
- Мммм... Ну стоит об этом подумать... Я думаю, возьму.
Стук монет.
- Это всё? - вампир заинтересованно посмотрел на рюкзак рыцаря.
- Что вы, за кого вы меня держите???
- О, простите, я не это имел в виду...
- Да ладно, я не злопамятный, - голос из рюкзака доносился глухо, - Вот ещё замечательная штука. Серебряная цепочка! Высшей пробы! У меня лучший поставщик на континенте, уж поверьте!
- О! Позволите взглянуть?
- Конечно-конечно! Желание клиента - закон!
- Ай-ай-ай-ай-ай... Жжётся как...
- Обратите внимание, на обратной стороне - шипы. Для эстетов, так сказать, если развернёте вот так...
- А-а-а-а-а-а-а-а!!!
- Теперь вы понимаете, верно?
- Ух, это же третьесортное серебро! Вы хотите меня обмануть??? - вампир недобро оскалился.
- Гм.. А вы можете определять это... ээээ... на ощупь? Полезнейшее умение!
- О, да! Понимаете, это ведь совсем разные ощущения! От чистейшего серебра отнимаются конечности, а вот если... гм... я думаю, вам это не интересно...
- Да нет, что вы! Знаете что? Я вам оставлю эту цепочку в подарок от фирмы!
- О!
- Взамен вы не могли бы определять пробу некоторых спорных серебряных вещей? О, не беспокойтесь, это будет не часто! Один-два раза в месяц, не больше!
- Не возражаю! - вампир выглядел польщённым. Цепочку он аккуратно сложил на стол.
- А теперь - пик программы! - рыцарь бережно вытянул из рюкзака довольно внушительную коробочку, - Набор осиновых колышков!
- О!
- Именно! Ручная работа! Осину растят в специальных условиях, говорят, она особо убойна. - рыцарь открыл коробочку, - Видите, здесь пять колышков, разного размера. Поверьте, каждый замечательно сбалансирован. Каждый делал мастер. Вот, видите клеймо? Эти колышки - не на каждый день, понимаете? За ними нужен соответствующий уход.
Вампир смотрел на колышки влюблёнными глазами.
- И сколько? Сколько вы просите за это чудо? - его голос слегка дрожал
- Понимаете, вы должны знать, сколько сейчас стоит осина. На самом деле в стране сейчас очень напряжённо с осиновыми лесами, он пилятся всяким сбродом, а затем не остаётся материала для настоящих мастеров. Также работа мастера стоит недёшево. А транспортировка? А уход? Ну и...
- Просто назовите цену! - вампир не отрывал взгляда от заветной коробки.
- Ну... Думаю пять тысяч будет достаточно, чтобы покрыть убытки...
- Хорошо. Позвольте испробовать?
- Держите, - на лице рыцаря было сожаление, клиент готов был дать и больше.
- ...
- Эй?
- ...
- Простите, что с вами?
- ...
Рыцарь тяжело вздохнул. Вампир сидел в кресле с колышком в груди и блаженной улыбкой на лице. Высшего это конечно же не убьёт, но пару суток пролежит. Мог бы сначала хотя бы проводить гостя...
Рыцарь наклонился, достал из кармана у вампира ещё один мешочек с золотом, не глядя высыпал в карман, затем достал из рюкзака бумагу, карандаш и принялся писать.
"Уважаемый мистер вампир. Я взял на себя смелость забрать у вас пять тысяч, причитающиеся мне за Осиновые Колышки. Простите мою дерзость, но я немного торопился. Если вам что-нибудь понадобится, пишите в село Пурдеево Рыцарю, почтальон знает. Прайс со списком предоставляемых мною товаров и инструкцию к ультрафиолетовой лампе оставляю на столе. С уважением, Рыцарь.
P.S. После применения колышки необходимо тщательно промыть в холодной чистой воде, насухо протереть и высушить в тёмном помещении."
Перечитав ещё раз, рыцарь завязал рюкзак, крякнув, набросил его на плечи и зашагал к выходу. За эту ночь ему предстояло посетить ещё пару потенциальных клиентов.
Рыцарь ещё раз сверился с картой. Определённо, это было то самое место. Ветхий склеп с выбитой дверью и гнилыми ступеньками доверия не внушал. Он тяжело вздохнул, поправил рюкзак и принялся спускаться...
- Ну... понимаете... - рыцарю было немного неловко.
- Да-да? - вампир заинтересованно придвинулся.
- Я слышал... поверьте, я понимаю, это, вероятно, всего лишь слухи...
- Ну что же?
- Ну многие говорят, что вы, в некотором роде...
- Да говорите же!
- Ну многие говорят, что вы - мазохист!
- О!
- Я не настаиваю на этой версии!
- И вы в это верите??
- Ну не то, чтобы, но вы должны понять, ведь...
- Да, это так.
- ...слухи достаточно... Что?!
- Я сказал - "Да, это так". Вы моете уши?
- Да, два раза в день... Постойте, так вы этого не отрицаете?
- Ну что вы. Зачем же?
- Ну.. обычно люди пытаются скрыть такие наклонности, если понимаете, что я имею в виду..
- Вы правы. Но вы упускаете небольшую деталь.
- Э?
- Я в некотором роде - не человек!
- О! Весомый аргумент.
- Это всё, что вы хотели узнать? Видите ли, я, если вы заметили, только что проснулся...
- Я заметил. - поспешно выпалил рыцарь.
- Когда я просыпаюсь, я имею обыкновение есть...
- Ну я могу немного подождать, пока вы поедите, и тогда...
- Вы не поняли. Я - не человек. Помните? И я хочу есть. Вы имеете представление, что едят вампиры?
- Ну, вы ведь понимаете, это смотря какие вампиры. Вариантов достаточно много. Вот например высшие обычно пьют кровь, хотя... О!
- Я вижу, вы поняли. Так так ближайший источник пищи сейчас сидит прямо передо мной, я не имею выбора. Заранее прошу прощения..
- Стойте!! - рыцарь стоял, вжавшись в угол. Было ощущение, что он освоил азы телепортации.
- Ну зачем же так кричать? Все вы одинаковы.. А ведь у меня сложилось впечатление, что я говорю с интеллигентным человеком. Нет же, вы решили всё испортить..
- Подождите минутку, - уже спокойнее продолжил рыцарь, - я хочу вам предложить нечто, от чего вы не сможете отказаться!
- Ну опять всё повторяется. Вы хотите посулить мне золотые горы? Или свою службу? Ну сами подумайте - к чему мне всё это?
- Я могу вам немного помочь с вашим увлечением! - выпалил рыцарь.
- Может вы хотите привести мне... Простите, что вы сказали?
- Ну я думаю, мог бы вам немного подыграть, если вы понимаете, что я имею в виду...
- Простите, я спросонок не слишком быстро соображаю..
- Я думал, вы сказали, что вы мазохист.
- Да я так и сказал. Но при чём здесь вы?
- Ну я мог бы показать вам пару новых штук, понимаете меня? - рыцарь хитро подмигнул
- Зачем же.. О! Кажется я вас понял, - вампир взглянул на рыцаря, его глаза алчно блеснули. - Ну и что же вы можете предложить честному вампиру?
- Ну у меня есть немного предметов, которые вас могли бы заинтересовать. - рыцарь пнул рюкзак, что-то негромко звякнуло.
- Понимаете, - вампир рассеяно взглянул на рыцаря, - я не ел уже очень, очень долго. И я ЗВЕРСКИ голоден. Могу я вас попросить рассказывать немного побыстрее?
- Не хотелось бы казаться невежливым, - рыцарь немного спал с лица, но голос был твёрд, - но сначала мне хотелось бы убедиться в вашей платёжеспособности...
- Юноша, вы уверены, что не перепутали склепы? - вампир вяло зевнул. Зрелище было более чем внушительное. - Я, знаете ли, высший вампир. Вы собрались мне что-то продавать?
- Именно! - рыцарь смотрел на вампира честными глазами
- Вы понимаете, что если вы просто останетесь живы, это будет для вас большая удача?
- Что? - рыцарь удивлённо уставился на вампира - А! Понимаю вашу точку зрения! Давайте посмотрим с другой стороны. Если вам понравится то, что я предлагаю, я могу организовать вам оптовые поставки. По специальной цене, понимаете меня? А если вы мной... гм... отобедаете, не получите больше ничего, верно?
- Юноша, да вы наглец, - в глазах вампира блеснуло нечто, похожее на интерес. Он сунул руку за пазуху и рассеяно достал немалых размеров мешочек. - Вот.
Мешочек упал на стол и глухо звякнул.
- У вас ведь есть хотя бы чеснок? - вампир скептически улыбнулся.
- За кого вы меня принимаете? - рыцарь скорчил обиженную гримасу, - конечно же у меня есть отборнейший чеснок! Мне от его запаха самому не по себе, честное слово!
- Ну так что же вы стоите?? Давайте сюда!
- С удовольствием!
- Хрум-хрум-хрум...
- Ну и как вам?
- А-а-а-а-а-а-а-а-а!!! Это не с чем несравнимое жжение! Да-а-а-а-а-а.... Откуда чеснок, дружище?
- Сам выращиваю. - скромно потупился рыцарь. - У меня небольшой огородик, у дома..
- Да вы профессионал, друг мой! У вас же есть ещё?
- К сожалению с собой - нет. Если желаете, я пришлю вам после пару ящиков отборного. Сейчас же могу предложить... Мммммм, что тут у меня? Да, вот! Бутылка отличной святой воды!
- Ну наливайте же! - вампир чуть ли не подпрыгивал от нетерпения.
- Заметьте, это вода - 1250 года разлива! Освящалась лично Святым Карлом!
- Вы хотите сказать..
- Да-да! Вы не ослышались! Тем самым Святым Карлом! Бутылка, можно сказать, коллекционная. Поверьте, мне она нелегко досталась и жаль с ней расставаться. Но за скромное вознаграждение в пятьдесят золотых...
- Это же грабёж!
- Постойте! Я конечно же могу предложить попроще, освящённую обычным священником. Но вы ведь ценитель, должны понимать.. Качество! - рыцарь всем видом показал отвращение к дешёвой продукции неизвестного священника.
- Хорошо, уговорили, - вампир был польщён, - давайте вашу коллекционную.
Послышался звон отсчитываемых монет.
- Ну у вас же есть чистая кружка? Ужасно! Это оскорбление, наливать воду в столь неподобающий сосуд.. Ну ладно, давайте уж.. - рыцарь налил полную кружку, подставленную вампиром. - Ну, оцените продукт!
- Буль-Буль-Буль...
- Ну и каково вам?
- О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!!!
- Простите, что вы сказали? - Рыцарь прочистил ухо.
- Это самая... забористая... святая вода, которую я когда-либо пивал!! - с трудом прохрипел вампир, - Святой Карл держит марку!
- Конечно, вы ведь должны понимать - репутация мастера! - рыцарь широко улыбнулся.
- Ну наливайте же ещё!
- Одну минуту! Разве я не сказал вам? Не сказал??
- Что, простите?
- Пятьдесят золотых - это за один стакан.
- Да вы из меня душу вытрясете, простите за каламбур.. Хорошо, давайте!
Стук монет.
- Ну же, пейте. Выдохнется, будет не так хороша.
- Буль-буль-буль...
- Святой Карл - мастер мирового класса, верно?
- Да-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!! Ох... простите...
- Ничего-ничего... - рыцарь слегка ударил по заложенному уху, - я ведь понимаю.
- Что, бутылка закончилась? Как жаль...
- Знаете, пятидесятый год сейчас особенно редок, но могу вам предложить пятьдесят первый, у меня ещё есть пару бутылок на складе. Поверьте, он ничуть не хуже!
- Верю на слово! - вампир поднял руки, - Давайте продолжать праздник!
- Что... А, понимаю! - рыцарь по пояс закопался в свой необъятный рюкзак, - Где-то здесь.. А вот, могу предложить вам..
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!
- Хм.. Что вы... О! Простите! - рыцарь проворно спрятал руку с крестиком за спину.
- Ох... Ничего... Не поймите неправильно, это было приятно, но немного неожиданно, если вы понимаете, что я имею в виду.
- Да-да, конечно, - рыцарь не выглядел смущённым, - Как вы уже поняли, это нательный крестик. Честно скажу, достоверно не известно, кому он принадлежал. Он попал ко мне через третьи руки. Но он чрезвычайно мощен, как вы уже успели заметить. Достигается это за счёт того, что с него ещё не совсем стёрлась кровь верующего, его носившего...
- Что вы говорите? Можно посмотреть ещё раз?
- Пожалуйста-пожалуйста!
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!
- Разглядели?
- Ммммммм... Увидел краем глаза.. Вы правы - он очень силён. Как я понимаю, как на него попала та самая кровь, у вас лучше не спрашивать? - гнусно ухмыльнулся вампир
- Мы отлично понимаем друг друга! - не менее гнусно ухмыльнулся рыцарь.
- Сколько же вы хотите за этот замечательный образец прекрасного?
- Сколько? - отозвался торговец
- Ну я мог бы дать... Эй, постойте, я спросил цену!
- Ну... в таком случае - двести!
- Крестик неизвестного верующего? Побойтесь Бога, - на этом слове вампира передёрнуло, - максимум семьдесят!
- ОКРОВАВЛЕННЫЙ крестик! - расставил акценты Рыцарь, - Сто пятьдесят!
- Сойдёмся на ста?
- Хорошо, но вы меня разорите, - вполне натурально пустил слезу рыцарь, - Держите.
- А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
- О, простите! Я заверну.
- Фух... С вами приятно иметь дело..
- Если хотите за пять золотых могу продать для него чехол.
- Чехол?
- Для вашего удобства.
- Нет, спасибо. Что ещё предложите?
- Ну как хотите. - Рыцарь обиженно закопался в рюкзак. - А, вот! Свет!
- Свет?
- Ну да, ультрафиолетовая лампа! - рыцарь гордо извлёк странный прибор.
- Простите, мне вредит лишь солнечный свет. К лампам я отношусь спокойно.
- Нет, вы не поняли. Это УЛЬТРАФИОЛЕТОВАЯ лампа!
- О?
- Она будет на вас действовать так же, как и обычный свет. Плюс вот здесь регулируется ширина выходящего луча. Это для того, если вы захотите немного прижечь конкретное место, понимаете, о чём я?
- О! - вампир выглядел очень заинтересованным, - Ну так чего же вы ждёте, светите!
- Нууу... Понимаете, после того, как я посвечу на вас, вы будете представлять довольно неприглядную картину..
- О! Понимаю. - вампир немного смутился, - Но как же проверить?
- Ну... может, немножко..
- Мммм... Давайте вот сюда.. На кончик мизинчика..
- Как пожелаете!
- ААААААААААААААА!!!!!! Твою мать, это же свет!!!
- Но я ведь вам так и сказал, помните?
- О! Простите, рефлексы... Замечательно! Сколько?
- Ну... тысяча, я думаю...
- Кровопица!! - вампир возмущённо вскочил на ноги
- О, не стоит так волноваться! В эту цену входят шесть батареек! А когда они сядут, я готов вам предоставлять новые за специальную цену, - рыцарь подмигнул.
- Мммм... Ну стоит об этом подумать... Я думаю, возьму.
Стук монет.
- Это всё? - вампир заинтересованно посмотрел на рюкзак рыцаря.
- Что вы, за кого вы меня держите???
- О, простите, я не это имел в виду...
- Да ладно, я не злопамятный, - голос из рюкзака доносился глухо, - Вот ещё замечательная штука. Серебряная цепочка! Высшей пробы! У меня лучший поставщик на континенте, уж поверьте!
- О! Позволите взглянуть?
- Конечно-конечно! Желание клиента - закон!
- Ай-ай-ай-ай-ай... Жжётся как...
- Обратите внимание, на обратной стороне - шипы. Для эстетов, так сказать, если развернёте вот так...
- А-а-а-а-а-а-а-а!!!
- Теперь вы понимаете, верно?
- Ух, это же третьесортное серебро! Вы хотите меня обмануть??? - вампир недобро оскалился.
- Гм.. А вы можете определять это... ээээ... на ощупь? Полезнейшее умение!
- О, да! Понимаете, это ведь совсем разные ощущения! От чистейшего серебра отнимаются конечности, а вот если... гм... я думаю, вам это не интересно...
- Да нет, что вы! Знаете что? Я вам оставлю эту цепочку в подарок от фирмы!
- О!
- Взамен вы не могли бы определять пробу некоторых спорных серебряных вещей? О, не беспокойтесь, это будет не часто! Один-два раза в месяц, не больше!
- Не возражаю! - вампир выглядел польщённым. Цепочку он аккуратно сложил на стол.
- А теперь - пик программы! - рыцарь бережно вытянул из рюкзака довольно внушительную коробочку, - Набор осиновых колышков!
- О!
- Именно! Ручная работа! Осину растят в специальных условиях, говорят, она особо убойна. - рыцарь открыл коробочку, - Видите, здесь пять колышков, разного размера. Поверьте, каждый замечательно сбалансирован. Каждый делал мастер. Вот, видите клеймо? Эти колышки - не на каждый день, понимаете? За ними нужен соответствующий уход.
Вампир смотрел на колышки влюблёнными глазами.
- И сколько? Сколько вы просите за это чудо? - его голос слегка дрожал
- Понимаете, вы должны знать, сколько сейчас стоит осина. На самом деле в стране сейчас очень напряжённо с осиновыми лесами, он пилятся всяким сбродом, а затем не остаётся материала для настоящих мастеров. Также работа мастера стоит недёшево. А транспортировка? А уход? Ну и...
- Просто назовите цену! - вампир не отрывал взгляда от заветной коробки.
- Ну... Думаю пять тысяч будет достаточно, чтобы покрыть убытки...
- Хорошо. Позвольте испробовать?
- Держите, - на лице рыцаря было сожаление, клиент готов был дать и больше.
- ...
- Эй?
- ...
- Простите, что с вами?
- ...
Рыцарь тяжело вздохнул. Вампир сидел в кресле с колышком в груди и блаженной улыбкой на лице. Высшего это конечно же не убьёт, но пару суток пролежит. Мог бы сначала хотя бы проводить гостя...
Рыцарь наклонился, достал из кармана у вампира ещё один мешочек с золотом, не глядя высыпал в карман, затем достал из рюкзака бумагу, карандаш и принялся писать.
"Уважаемый мистер вампир. Я взял на себя смелость забрать у вас пять тысяч, причитающиеся мне за Осиновые Колышки. Простите мою дерзость, но я немного торопился. Если вам что-нибудь понадобится, пишите в село Пурдеево Рыцарю, почтальон знает. Прайс со списком предоставляемых мною товаров и инструкцию к ультрафиолетовой лампе оставляю на столе. С уважением, Рыцарь.
P.S. После применения колышки необходимо тщательно промыть в холодной чистой воде, насухо протереть и высушить в тёмном помещении."
Перечитав ещё раз, рыцарь завязал рюкзак, крякнув, набросил его на плечи и зашагал к выходу. За эту ночь ему предстояло посетить ещё пару потенциальных клиентов.
Роберт Силверберг Увидеть невидимку рассказ много букв песочница
Роберт Силверберг
"Увидеть невидимку"
пер. В.Баканов
И меня признали виновным, приговорили к невидимости на двенадцать месяцев, начиная с одиннадцатого мая года Благодарения, и отвели в темную комнату в подвале суда, где мне, перед тем как выпустить, должны были поставить клеймо на лоб.
Операцией занимались два государственных наемника. Один швырнул меня на стул, другой занес надо мной клеймо.
- Это совершенно безболезненно, - заверил громила с квадратной челюстью и отпечатал клеймо на моем лбу. Меня пронзил ледяной холод, и на этом все кончилось.
- Что теперь? - спросил я.
Но мне не ответили; они отвернулись от меня и молча вышли из комнаты. Я мог уйти или остаться здесь и сгнить заживо - как захочу. Никто не заговорит со мной, не взглянет на меня второй раз, увидев знак на лбу. Я был невидим.
Следует сразу оговориться: моя невидимость сугубо метафорична. Я по-прежнему обладал телесной оболочкой. Люди ~могли~ видеть меня - но не имели ~права~.
Абсурдное наказание, скажете вы? Возможно. Но и преступление было абсурдным: холодность, нежелание отвести душу перед ближним. Я был четырехкратным нарушителем, что каралось годичным наказанием. В должное время прозвучала под присягой жалоба, состоялся суд, наложено клеймо.
И я стал невидим.
Я вышел наружу, в мир тепла. Только что прошел полуденный дождь. Улицы подсыхали, воздух был напоен запахом свежей зелени. Мужчины и женщины спешили по своим делам. Я шел среди них, но меня никто не замечал. Наказание за разговор с невидимкой - невидимость на срок от месяца до года и более, в зависимости от тяжести нарушения. Интересно, все ли так строго
придерживаются закона?
Я ступил в шахту лифта и вознесся в ближайший из Висячих садов. То был Одиннадцатый, сад кактусов; их причудливые формы как нельзя лучше соответствовали моему настроению. Я вышел на площадку, приблизился к кассе, намереваясь купить входной жетон, и предстал перед розовощекой, пустоглазой женщиной.
Я выложил перед ней монету. В ее глазах мелькнуло подобие испуга и тут же исчезло.
- Один жетон, пожалуйста, - сказал я.
Никакого ответа. За мной образовалась очередь. Я повторил просьбу. Женщина беспомощно подняла глаза, затем уставилась на кого-то сзади меня. Из-за моего левого плеча протянулась чья-то рука и положила перед ней монету. Женщина достала жетон. Мужчина, стоявший за мной, взял жетон, опустил его в автомат и прошел.
- Дайте мне жетон, - потребовал я.
Другие отталкивали меня. И ни слова извинения. Вот они, первые следствия невидимости. Люди в полном смысле слова смотрели на меня как на пустое место.
Однако вскоре я ощутил и преимущества своего положения. Я зашел за стойку и попросту взял жетон, не заплатив. Так как я невидим, никто меня не остановил. Сунув жетон в прорезь автомата, я вошел в сад.
Вопреки ожиданиям, прогулка не принесла мне успокоения. Нахлынула какая-то необъяснимая хандра и отбила охоту любоваться кактусами. На обратном пути я прижал палец к торчащей колючке; выступила капля крови. Кактус по крайней мере еще признавал мое существование. Но лишь для того, чтобы больно уколоть.
Я вернулся к себе. Дом был полон книг, но сейчас они меня не привлекали. Я растянулся на узкой кровати и включил тонизатор в надежде побороть овладевшую мной апатию. Невидимость...
Собственно, это ерунда, твердил я себе. Мне и раньше не приходилось полностью зависеть от других. Иначе как бы я вообще был осужден за равнодушие к ближним? Так что же мне надо от них сейчас? Пускай себе не обращают на меня внимания!
Мне это только на пользу. Начать с того, что меня ожидает годичный отдых от работы. Невидимки не работают. Да и как они могут работать? Кто обратится к невидимому врачу, или наймет невидимого адвоката, или передаст документ невидимому служащему? Итак, никакой работы. Правда, и никакого дохода, что вполне естественно. Зато не надо платить за квартиру - кто будет брать плату с невидимых постояльцев? К тому же невидимки могут ходить куда им заблагорассудится бесплатно. Разве я не доказал это недавно
в Висячем саду?
Невидимость - замечательная шутка над обществом, заключил я. Выходит, меня приговорили всего-навсего к годичному отдыху. Не сомневаюсь, что получу от этого массу удовольствия.
Однако не следовало забывать о реальных неудобствах. В первый же вечер после приговора я отправился в лучший ресторан города в надежде заказать самую изысканную еду, обед из нескольких десятков блюд, а затем исчезнуть в момент, когда официант подаст счет.
Не тут-то было. Мне не удалось даже сесть. Битых полчаса я стоял в холле, беспомощно наблюдая за метрдотелем, который с безучастным видом то и дело проходил мимо меня. Совершенно ясно, что для него это привычная картина. Если даже я сяду за столик, это ничего не даст - официант просто не примет мой заказ.
Можно, конечно, отправиться на кухню и угоститься, чем душа пожелает. При желании мне ничего не стоит нарушить работу ресторана. Впрочем, как раз этого делать не следует. У общества свои меры защиты от невидимок. Разумеется, никакой прямой расплаты, никакого намеренного отпора. Но в чем обвинить повара, если тот ненароком плеснет кипяток на стену, не заметив стоящего там человека? Невидимость есть невидимость, это палка о двух концах.
И я покинул ресторан.
Пришлось довольствоваться кафе-автоматом поблизости, после чего я взял такси и поехал домой. Хорошо хоть, что машины, как и кактусы, не отличали подобных мне. Однако вряд ли одного их общества на протяжении года будет достаточно.
Спалось мне плохо.
Второй день невидимости был днем дальнейших испытаний и открытий.
Я отправился на дальнюю прогулку, предусмотрительно решив не сходить с тротуара. Мне часто доводилось слышать о мальчишках, с наслаждением наезжающих на тех, кто несет клеймо невидимости на лбу. Их даже не наказывали за это. Такого рода опасности умышленно создавались для таких, как я.
Я шагал по улицам, и толпа передо мной расступалась. Я рассекал толчею, как скальпель живую плоть. В полдень мне повстречался первый товарищ по несчастью - высокий, плотно сбитый мужчина средних лет, преисполненный достоинства, печать позора на выпуклом лбу. Наши глаза встретились лишь на миг, после чего он, не останавливаясь, проследовал дальше. Невидимка, естественно, не может видеть себе подобных.
Меня это только позабавило. Я пока еще смаковал новизну такого образа жизни. И никакое пренебрежение не могло меня задеть. Пока не могло.
На третьей неделе я заболел. Недомогание началось с лихорадки, затем появились резь в животе, тошнота и другие угрожающие симптомы. К полуночи мне стало казаться, что смерть близка. Колики были невыносимы; еле дотащившись до ванной, я заметил в зеркале свое отражение - перекосившееся от боли, позеленевшее, покрытое капельками пота лицо. На бледном лбу маяком пылало клеймо невидимости.
Долгое время я лежал на кафельном полу, безвольно впитывая в себя его холод, прежде чем в голову мне пришла страшная мысль: что, если это аппендицит?! Воспалившийся, готовый прорваться аппендикс?
Ясно одно: необходим врач.
Телефон был покрыт пылью. Никто не удосужился его отключить, но после приговора я никому не звонил и никто не смел звонить мне. Умышленный звонок невидимке карается невидимостью. Друзья - во всяком случае, те, кто считался моими друзьями, - остались в прошлом.
Я схватил трубку, лихорадочно тыкая пальцем в кнопки. Зажегся экран, послышался голос справочного робота.
- С кем желаете беседовать, сэр?
- С врачом, - едва вымолвил я.
- Ясно, сэр.
Вкрадчивые, ничего не значащие слова. Роботу не грозила невидимость, поэтому он мог разговаривать со мной.
Вновь зажегся экран и раздался заботливый голос врача:
- Что вас беспокоит?
- Боль в животе. Возможно, аппендицит.
- Мы пришлем человека через...
Врач осекся. Промах с моей стороны: не надо было показывать ему свое сведенное судорогой лицо. Его глаза остановились на клейме, и экран потемнел с такой быстротой, словно я протянул врачу для поцелуя прокаженную руку.
- Доктор... - простонал я, но экран был пуст.
Я в отчаянии закрыл лицо руками. Это уже чересчур. А как же клятва Гиппократа? Неужели врач не придет на помощь страждущему?
Но Гиппократ ничего не знал о невидимках, тогда как в нашем обществе врачу запрещено оказывать помощь человеку с клеймом невидимости. Для общества в целом меня попросту не существовало. Врач не может поставить диагноз и лечить несуществующего человека.
Я был предоставлен сам себе.
Это одна из наименее привлекательных сторон невидимости. Вы можете беспрепятственно войти в женское отделение бани, если пожелаете, но и корчиться от боли вы будете равно беспрепятственно. Одно вытекает из другого. И если у вас случится прободение аппендикса, - что ж, это послужит предостережением другим, которые могут пойти вашим преступным путем.
К счастью, со мной этого не произошло. Я выжил, хотя мне было очень худо. Человек может выдержать год без общения с себе подобными. Может ездить в автоматических такси и питаться в кафе-автоматах. Но автоматических врачей нет. Впервые в жизни я почувствовал себя изгоем. К заболевшему заключенному в тюрьме приходит врач. Мое же преступление недостаточно серьезно, за него не полагается тюрьма, и ни один врач не станет облегчать мои страдания. Это несправедливо! Я проклинал тех, кто придумал такую изощренную кару. Изо дня в день я встречал рассвет в таком же одиночестве, как Робинзон Крузо на своем необитаемом острове. И это в городе, где жило двенадцать миллионов душ!
Как описать частые смены настроения и непостоянство поведения за те месяцы?
Бывали периоды, когда невидимость казалась мне величайшей радостью, утехой, бесценным сокровищем. В такие сумасшедшие моменты я упивался свободой от всех и всяческих правил, опутывающих обыкновенного человека.
Я крал. Я входил в магазин и брал, что хотел, а трусливые торговцы не смели помешать мне или позвать на помощь. Знай я, что государство возмещает подобные убытки, воровство приносило бы мне меньше удовольствия. Но я об этом не знал и продолжал воровать.
Я подсматривал. Я входил в гостиницы и шел по коридору, открывая наугад двери. Некоторые комнаты были пусты. В некоторых были люди.
Богоподобный, я наблюдал за всем, что происходило вокруг. Дух мой ожесточился. Пренебрежение обществом - преступление, за которое меня покарали невидимостью, - достигло небывалых размеров.
Я стоял на пустынных улицах под дождем и поливал бранью блестящие лики вознесшихся к небу зданий.
- Кому вы нужны? - ревел я. - Не мне! Ну кому вы нужны?!
Я смеялся, издевался, бранился. Это был некий вид безумия, вызванный, полагаю, одиночеством. Я врывался в театры, где, развалясь в креслах, сидели любители развлечений, пригвожденные к месту мельтешащими трехмерными образами, и принимался выделывать дурацкие антраша в проходах. Никто не шикал на меня, никто не ворчал. Светящееся клеймо на моем лбу помогало им держать свое недовольство при себе.
То были безумные моменты, славные моменты, великие моменты, когда я исполином шествовал среди праха земного и каждая моя пора источала презрение. Да, сумасшедшие моменты, признаю открыто. От человека, который несколько месяцев поневоле ходит невидимым, трудно ждать душевного равновесия.
Впрочем, правильно ли было называть такие моменты безумными? Скорее я испытывал состояние глубокой депрессии. Маятник несся головокружительно. Дни, когда я чувствовал лишь презрение ко всем идиотам, которых видел вокруг, сменялись днями невыносимой тяжести. Я бродил по бесконечным улицам, простаивал под изящными аркадами, не сводил глаз с серых полос шоссе, где яркими штрихами стремительно проносились автомобили. И даже нищие не подходили ко мне. А вам известно, что среди нас есть нищие, в наш-то просвещенный век? Раньше я этого не знал. Теперь же долгие прогулки привели меня в трущобы, где исчез внешний лоск, где опустившиеся старики с шаркающей походкой просили подаяния.
У меня не просил никто. Однажды ко мне приблизился слепой.
- Ради всего святого, - взмолился он, - помогите купить новые глаза...
Первые слова, обращенные ко мне за многие месяцы! Я полез в карман за деньгами, готовый отдать ему в благодарность все, что у меня есть. Почему нет? Что мне деньги? Я могу в любой момент взять их где угодно. Но не успел я достать монеты, как какая-то уродливая фигура, отчаянно перебирая костылями, втерлась между нами. Я услышал сказанное шепотом слово "Невидимый", и вот уже оба заковыляли прочь от меня, словно перепуганные крабы. А я оставался на месте, глупо сжимая деньги в кулаке.
Даже нищие... Дьяволы! Придумать такую пытку!
Так я снова смягчился. Куда девалась моя надменность! Я остро чувствовал свое одиночество. Кто мог обвинить меня тогда в холодности? Я размяк, я был готов впитывать каждое слово, каждый жест, каждую улыбку, патетически жаждал прикосновения чужой руки. Шел шестой месяц моей невидимости.
Теперь я ненавидел ее страстно. Все радости, которые она сулила, оказались на поверку пустыми, а муки невыносимыми. Я не знал, сумею ли вытерпеть оставшиеся полгода. Поверьте, в то тяжкое время мысль о самоубийстве не раз приходила мне в голову.
И наконец я совершил глупый поступок. Как-то раз во время бесконечных прогулок мне навстречу попался другой Невидимый, третий или четвертый за все шесть месяцев. Как уже не раз бывало с другими, наши взгляды на миг настороженно скрестились; затем он опустил глаза и обошел меня. Это был стройный узколицый молодой мужчина, не старше сорока, с взъерошенными каштановыми волосами. У него был вид ученого, и я еще удивился - что же он такое совершил, чтобы заслужить невидимость. Мною овладело желание догнать его и расспросить, узнать его имя, и заговорить с ним, и обнять его.
Все это строжайше запрещено. С Невидимым нельзя иметь никаких дел - даже другому Невидимому. Особенно другому Невидимому. Общество отнюдь не заинтересовано в возникновении каких-либо тайных связей среди своих отверженных.
Мне это было известно.
Но, несмотря ни на что, я повернулся и пошел следом за ним.
На протяжении трех кварталов я держался шагах в пятидесяти позади. Повсюду, казалось, сновали роботы-ищейки; они мгновенно засекали любое нарушение своими чуткими приборами, и я не смел ничего предпринять. Но вот он свернул в боковую улочку, серую от пыли пятисотлетней давности, и побрел ленивым шагом никуда не спешащего Невидимки. Я поравнялся с ним.
- Постойте, - негромко сказал я. - Здесь нас никто не увидит. Мы можем поговорить. Мое имя...
Он круто повернулся, охваченный неописуемым ужасом. Его лицо побелело. Какую-то секунду он не сводил с меня глаз, затем рванулся вперед.
Я загородил ему путь.
- Погодите. Не бойтесь. Пожалуйста...
Он попытался вырваться, но я опустил руку ему на плечо, и он судорожно дернулся, стряхивая ее.
- Хоть слово... - взмолился я.
Ни слова. Ни даже глухого "Оставьте меня в покое!" Он обогнул меня, побежал по пустой улице, и вскоре топот его ног затих за углом. Я смотрел ему вслед и чувствовал, как нарастает внутри меня всепоглощающее одиночество.
Потом пришел страх. Он не нарушил закон, а я... я увидел его. Следовательно, я подлежал наказанию, возможно, продлению срока
невидимости. По счастью, вблизи не было ни одного робота-ищейки.
Повернувшись, я зашагал вниз по улице, стараясь успокоиться. Постепенно я сумел взять себя в руки. И тут понял, что совершил непростительный поступок. Меня обеспокоила глупость собственной выходки и, еще более, ее сентиментальность. Так панически потянуться к другому Невидимому, открыто признать свое одиночество, свою нужду - нет! Это означало победу общества.
С этим я смириться не мог.
Случайно я вновь оказался около сада кактусов. Я поднялся наверх, схватил жетон и вошел внутрь. Некоторое время я внимательно смотрел по сторонам, прежде чем мой взгляд остановился на гигантском, восьми футов высотой, уродливо изогнутом кактусе, настоящем колючем чудовище. Я вырвал его из горшка и принялся ломать и рвать на части; тысячи игл впились в мои руки. Прохожие делали вид, будто ничего не замечают. Скривившись от боли, с кровоточащими ладонями, я спустился вниз, снова одетый в маску
неприступности, за которой скрывалось одиночество.
Так прошел восьмой месяц, девятый, десятый... Весна сменилась мягким летом, лето перешло в ясную осень, осень уступила место зиме с регулярными снегопадами, до сих пор разрешенными из соображений эстетики. Но вот и зима кончилась. На деревьях в парках появились зеленые почки. Синоптики устраивали дождь трижды в день.
Срок моего наказания близился к концу.
В последние месяцы невидимости я жил словно в оцепенении. Тянулись дни, похожие друг на друга. Однообразие существования привело к тому, что мой истощенный мозг отказывался переваривать прочитанное. Читал я судорожно, но неразборчиво, брал все, что попадалось под руку: сегодня труды Аристотеля, завтра библию, еще через день - учебник механики... Но стоило мне перевернуть страницу, как содержание предыдущей бесследно ускользало из памяти.
Признаться, я перестал следить за ходом времени. В день окончания срока я находился у себя в комнате, лениво листая книгу, когда в дверь позвонили.
Мне не звонили ровно год. Я почти забыл, что это такое - звонок. Тем не менее я открыл дверь.
Передо мной стояли представители закона. Не говоря ни слова, они сломали печать, крепящую знак невидимости к моему лбу. Эмблема упала и разбилась.
- Приветствуем тебя, гражданин, - сказали они мне.
Я медленно кивнул.
- Да. И я приветствую вас.
- Сегодня одиннадцатое мая 2105 года. Твой срок кончился. Ты отдал долг и возвращен обществу.
- Спасибо. Да.
- Пойдем, выпьем с нами.
- Я бы предпочел воздержаться.
- Это традиция. Пойдем.
И я отправился с ними. Мой лоб казался мне странно оголенным; в зеркале на месте эмблемы виднелось бледное пятно. Меня отвели в близлежащий бар и угостили эрзац-виски, плохо очищенным, крепким. Бармен дружески мне ухмыльнулся, а сосед за стойкой хлопнул меня по плечу и поинтересовался на кого я собираюсь ставить в завтрашних реактивных гонках. Я ответил, что не имею ни малейшего понятия.
- В самом деле? Я за Келсо. Четыре против одного, но у него мощнейший спурт.
- К сожалению, я не разбираюсь.
- Его какое-то время здесь не было, - негромко сказал государственный служащий.
Эвфемизм был недвусмыслен. Мой сосед кинул взгляд на бледное пятно на моем лбу и тоже предложил выпить. Я согласился, хотя успел почувствовать действие первой порции. Итак, я перестал быть изгоем. Меня видели.
Однако я не посмел отказаться - это могут истолковать как проявление холодности. Пять проявлений недружелюбия грозили пятью годами невидимости. Я приучил себя к смирению.
Возвращение к прежней жизни вызвало множество неловких ситуаций. Встречи со старыми друзьями возобновление былых знакомств... Я находился в изгнании год, хотя и не сменил места жительства и возвращение далось мне не легко.
Естественно, никто не упоминал о невидимости. К ней относились как к несчастью, о котором лучше не вспоминать. В глубине души я называл это ханжеством, но делал вид, что так и должно быть. Безусловно, все старались пощадить мои чувства. Разве говорят тяжелобольному, что он долго не протянет? И разве говорят человеку, престарелого отца которого ждет эвтаназия: "Что ж, все равно он вот-вот преставится"?
Нет. Конечно, нет.
Так в нашем совместно разделяемом опыте образовалась эта дыра, эта пустота, этот провал. Мне трудно было поддерживать беседу с друзьями, особенно если учесть, что я выпал из курса современных событий; мне трудно было приспособиться. Трудно.
Но я не отчаивался, ибо более не был тем равнодушным и надменным человеком, каким был до наказания. Самая жестокая из школ научила меня смирению.
Теперь я то и дело замечал на улицах невидимок; встреч с ними нельзя было избежать. Но, наученный горьким опытом, я быстро отводил взгляд в сторону, словно наткнувшись на некое мерзкое, источавшее гной чудовище из потустороннего мира.
Однако истинный смысл моего наказания дошел до меня на четвертый месяц нормальной жизни. Я находился неподалеку от Городской Башни, возвращаясь домой со своей старой работы в архиве муниципалитета, как вдруг кто-то из толпы схватил меня за руку.
- Пожалуйста, - раздался негромкий голос. - Подождите минуту. Не бойтесь.
Я поднял удивленный взгляд - обычно в нашем городе незнакомые не обращаются друг к другу. И увидел пылающую эмблему невидимости. Тут я узнал его - стройного юношу, к которому я подошел более полугода назад на пустынной улице. У него был изможденный вид, глаза приобрели безумный блеск, в каштановых волосах появилась седина. Тогда, вероятно, его срок только начинался. Сейчас он, должно быть, отбывал последние недели.
Он сжал мою руку. Я задрожал. На сей раз мы с ним находились не на пустынной улице. Это была самая оживленная площадь города. Я вырвался из его цепких рук и сделал шаг назад.
- Не уходите! - закричал он. - Неужели вы не сжалитесь надо мной? Ведь вы сами были на моем месте!
Я сделал еще один нерешительный шаг - и вспомнил, как сам взывал к нему, как молил не отвергать меня. Вспомнил собственное страшное одиночество. Еще один шаг назад.
- Трус! - выкрикнул он. - Заговори со мной! Заговори со мной, трус!
Это оказалось выше моих сил. Я более не мог оставаться равнодушным. Слезы неожиданно брызнули у меня из глаз, и я повернулся к нему, протягивая руку к его тонкому запястью. Прикосновение словно пронзило его током. Мгновением позже я сжимал несчастного в объятьях, стараясь успокоить, облегчить его страдания.
Вокруг нас сомкнулись роботы-ищейки. Его оттащили. Меня взяли под стражу и снова будут судить: на сей раз не за холодность - за отзывчивость. Возможно, они найдут смягчающие обстоятельства и освободят меня. Возможно, нет.
Все равно. Если меня приговорят, я с гордостью понесу свою невидимость.
"Увидеть невидимку"
пер. В.Баканов
И меня признали виновным, приговорили к невидимости на двенадцать месяцев, начиная с одиннадцатого мая года Благодарения, и отвели в темную комнату в подвале суда, где мне, перед тем как выпустить, должны были поставить клеймо на лоб.
Операцией занимались два государственных наемника. Один швырнул меня на стул, другой занес надо мной клеймо.
- Это совершенно безболезненно, - заверил громила с квадратной челюстью и отпечатал клеймо на моем лбу. Меня пронзил ледяной холод, и на этом все кончилось.
- Что теперь? - спросил я.
Но мне не ответили; они отвернулись от меня и молча вышли из комнаты. Я мог уйти или остаться здесь и сгнить заживо - как захочу. Никто не заговорит со мной, не взглянет на меня второй раз, увидев знак на лбу. Я был невидим.
Следует сразу оговориться: моя невидимость сугубо метафорична. Я по-прежнему обладал телесной оболочкой. Люди ~могли~ видеть меня - но не имели ~права~.
Абсурдное наказание, скажете вы? Возможно. Но и преступление было абсурдным: холодность, нежелание отвести душу перед ближним. Я был четырехкратным нарушителем, что каралось годичным наказанием. В должное время прозвучала под присягой жалоба, состоялся суд, наложено клеймо.
И я стал невидим.
Я вышел наружу, в мир тепла. Только что прошел полуденный дождь. Улицы подсыхали, воздух был напоен запахом свежей зелени. Мужчины и женщины спешили по своим делам. Я шел среди них, но меня никто не замечал. Наказание за разговор с невидимкой - невидимость на срок от месяца до года и более, в зависимости от тяжести нарушения. Интересно, все ли так строго
придерживаются закона?
Я ступил в шахту лифта и вознесся в ближайший из Висячих садов. То был Одиннадцатый, сад кактусов; их причудливые формы как нельзя лучше соответствовали моему настроению. Я вышел на площадку, приблизился к кассе, намереваясь купить входной жетон, и предстал перед розовощекой, пустоглазой женщиной.
Я выложил перед ней монету. В ее глазах мелькнуло подобие испуга и тут же исчезло.
- Один жетон, пожалуйста, - сказал я.
Никакого ответа. За мной образовалась очередь. Я повторил просьбу. Женщина беспомощно подняла глаза, затем уставилась на кого-то сзади меня. Из-за моего левого плеча протянулась чья-то рука и положила перед ней монету. Женщина достала жетон. Мужчина, стоявший за мной, взял жетон, опустил его в автомат и прошел.
- Дайте мне жетон, - потребовал я.
Другие отталкивали меня. И ни слова извинения. Вот они, первые следствия невидимости. Люди в полном смысле слова смотрели на меня как на пустое место.
Однако вскоре я ощутил и преимущества своего положения. Я зашел за стойку и попросту взял жетон, не заплатив. Так как я невидим, никто меня не остановил. Сунув жетон в прорезь автомата, я вошел в сад.
Вопреки ожиданиям, прогулка не принесла мне успокоения. Нахлынула какая-то необъяснимая хандра и отбила охоту любоваться кактусами. На обратном пути я прижал палец к торчащей колючке; выступила капля крови. Кактус по крайней мере еще признавал мое существование. Но лишь для того, чтобы больно уколоть.
Я вернулся к себе. Дом был полон книг, но сейчас они меня не привлекали. Я растянулся на узкой кровати и включил тонизатор в надежде побороть овладевшую мной апатию. Невидимость...
Собственно, это ерунда, твердил я себе. Мне и раньше не приходилось полностью зависеть от других. Иначе как бы я вообще был осужден за равнодушие к ближним? Так что же мне надо от них сейчас? Пускай себе не обращают на меня внимания!
Мне это только на пользу. Начать с того, что меня ожидает годичный отдых от работы. Невидимки не работают. Да и как они могут работать? Кто обратится к невидимому врачу, или наймет невидимого адвоката, или передаст документ невидимому служащему? Итак, никакой работы. Правда, и никакого дохода, что вполне естественно. Зато не надо платить за квартиру - кто будет брать плату с невидимых постояльцев? К тому же невидимки могут ходить куда им заблагорассудится бесплатно. Разве я не доказал это недавно
в Висячем саду?
Невидимость - замечательная шутка над обществом, заключил я. Выходит, меня приговорили всего-навсего к годичному отдыху. Не сомневаюсь, что получу от этого массу удовольствия.
Однако не следовало забывать о реальных неудобствах. В первый же вечер после приговора я отправился в лучший ресторан города в надежде заказать самую изысканную еду, обед из нескольких десятков блюд, а затем исчезнуть в момент, когда официант подаст счет.
Не тут-то было. Мне не удалось даже сесть. Битых полчаса я стоял в холле, беспомощно наблюдая за метрдотелем, который с безучастным видом то и дело проходил мимо меня. Совершенно ясно, что для него это привычная картина. Если даже я сяду за столик, это ничего не даст - официант просто не примет мой заказ.
Можно, конечно, отправиться на кухню и угоститься, чем душа пожелает. При желании мне ничего не стоит нарушить работу ресторана. Впрочем, как раз этого делать не следует. У общества свои меры защиты от невидимок. Разумеется, никакой прямой расплаты, никакого намеренного отпора. Но в чем обвинить повара, если тот ненароком плеснет кипяток на стену, не заметив стоящего там человека? Невидимость есть невидимость, это палка о двух концах.
И я покинул ресторан.
Пришлось довольствоваться кафе-автоматом поблизости, после чего я взял такси и поехал домой. Хорошо хоть, что машины, как и кактусы, не отличали подобных мне. Однако вряд ли одного их общества на протяжении года будет достаточно.
Спалось мне плохо.
Второй день невидимости был днем дальнейших испытаний и открытий.
Я отправился на дальнюю прогулку, предусмотрительно решив не сходить с тротуара. Мне часто доводилось слышать о мальчишках, с наслаждением наезжающих на тех, кто несет клеймо невидимости на лбу. Их даже не наказывали за это. Такого рода опасности умышленно создавались для таких, как я.
Я шагал по улицам, и толпа передо мной расступалась. Я рассекал толчею, как скальпель живую плоть. В полдень мне повстречался первый товарищ по несчастью - высокий, плотно сбитый мужчина средних лет, преисполненный достоинства, печать позора на выпуклом лбу. Наши глаза встретились лишь на миг, после чего он, не останавливаясь, проследовал дальше. Невидимка, естественно, не может видеть себе подобных.
Меня это только позабавило. Я пока еще смаковал новизну такого образа жизни. И никакое пренебрежение не могло меня задеть. Пока не могло.
На третьей неделе я заболел. Недомогание началось с лихорадки, затем появились резь в животе, тошнота и другие угрожающие симптомы. К полуночи мне стало казаться, что смерть близка. Колики были невыносимы; еле дотащившись до ванной, я заметил в зеркале свое отражение - перекосившееся от боли, позеленевшее, покрытое капельками пота лицо. На бледном лбу маяком пылало клеймо невидимости.
Долгое время я лежал на кафельном полу, безвольно впитывая в себя его холод, прежде чем в голову мне пришла страшная мысль: что, если это аппендицит?! Воспалившийся, готовый прорваться аппендикс?
Ясно одно: необходим врач.
Телефон был покрыт пылью. Никто не удосужился его отключить, но после приговора я никому не звонил и никто не смел звонить мне. Умышленный звонок невидимке карается невидимостью. Друзья - во всяком случае, те, кто считался моими друзьями, - остались в прошлом.
Я схватил трубку, лихорадочно тыкая пальцем в кнопки. Зажегся экран, послышался голос справочного робота.
- С кем желаете беседовать, сэр?
- С врачом, - едва вымолвил я.
- Ясно, сэр.
Вкрадчивые, ничего не значащие слова. Роботу не грозила невидимость, поэтому он мог разговаривать со мной.
Вновь зажегся экран и раздался заботливый голос врача:
- Что вас беспокоит?
- Боль в животе. Возможно, аппендицит.
- Мы пришлем человека через...
Врач осекся. Промах с моей стороны: не надо было показывать ему свое сведенное судорогой лицо. Его глаза остановились на клейме, и экран потемнел с такой быстротой, словно я протянул врачу для поцелуя прокаженную руку.
- Доктор... - простонал я, но экран был пуст.
Я в отчаянии закрыл лицо руками. Это уже чересчур. А как же клятва Гиппократа? Неужели врач не придет на помощь страждущему?
Но Гиппократ ничего не знал о невидимках, тогда как в нашем обществе врачу запрещено оказывать помощь человеку с клеймом невидимости. Для общества в целом меня попросту не существовало. Врач не может поставить диагноз и лечить несуществующего человека.
Я был предоставлен сам себе.
Это одна из наименее привлекательных сторон невидимости. Вы можете беспрепятственно войти в женское отделение бани, если пожелаете, но и корчиться от боли вы будете равно беспрепятственно. Одно вытекает из другого. И если у вас случится прободение аппендикса, - что ж, это послужит предостережением другим, которые могут пойти вашим преступным путем.
К счастью, со мной этого не произошло. Я выжил, хотя мне было очень худо. Человек может выдержать год без общения с себе подобными. Может ездить в автоматических такси и питаться в кафе-автоматах. Но автоматических врачей нет. Впервые в жизни я почувствовал себя изгоем. К заболевшему заключенному в тюрьме приходит врач. Мое же преступление недостаточно серьезно, за него не полагается тюрьма, и ни один врач не станет облегчать мои страдания. Это несправедливо! Я проклинал тех, кто придумал такую изощренную кару. Изо дня в день я встречал рассвет в таком же одиночестве, как Робинзон Крузо на своем необитаемом острове. И это в городе, где жило двенадцать миллионов душ!
Как описать частые смены настроения и непостоянство поведения за те месяцы?
Бывали периоды, когда невидимость казалась мне величайшей радостью, утехой, бесценным сокровищем. В такие сумасшедшие моменты я упивался свободой от всех и всяческих правил, опутывающих обыкновенного человека.
Я крал. Я входил в магазин и брал, что хотел, а трусливые торговцы не смели помешать мне или позвать на помощь. Знай я, что государство возмещает подобные убытки, воровство приносило бы мне меньше удовольствия. Но я об этом не знал и продолжал воровать.
Я подсматривал. Я входил в гостиницы и шел по коридору, открывая наугад двери. Некоторые комнаты были пусты. В некоторых были люди.
Богоподобный, я наблюдал за всем, что происходило вокруг. Дух мой ожесточился. Пренебрежение обществом - преступление, за которое меня покарали невидимостью, - достигло небывалых размеров.
Я стоял на пустынных улицах под дождем и поливал бранью блестящие лики вознесшихся к небу зданий.
- Кому вы нужны? - ревел я. - Не мне! Ну кому вы нужны?!
Я смеялся, издевался, бранился. Это был некий вид безумия, вызванный, полагаю, одиночеством. Я врывался в театры, где, развалясь в креслах, сидели любители развлечений, пригвожденные к месту мельтешащими трехмерными образами, и принимался выделывать дурацкие антраша в проходах. Никто не шикал на меня, никто не ворчал. Светящееся клеймо на моем лбу помогало им держать свое недовольство при себе.
То были безумные моменты, славные моменты, великие моменты, когда я исполином шествовал среди праха земного и каждая моя пора источала презрение. Да, сумасшедшие моменты, признаю открыто. От человека, который несколько месяцев поневоле ходит невидимым, трудно ждать душевного равновесия.
Впрочем, правильно ли было называть такие моменты безумными? Скорее я испытывал состояние глубокой депрессии. Маятник несся головокружительно. Дни, когда я чувствовал лишь презрение ко всем идиотам, которых видел вокруг, сменялись днями невыносимой тяжести. Я бродил по бесконечным улицам, простаивал под изящными аркадами, не сводил глаз с серых полос шоссе, где яркими штрихами стремительно проносились автомобили. И даже нищие не подходили ко мне. А вам известно, что среди нас есть нищие, в наш-то просвещенный век? Раньше я этого не знал. Теперь же долгие прогулки привели меня в трущобы, где исчез внешний лоск, где опустившиеся старики с шаркающей походкой просили подаяния.
У меня не просил никто. Однажды ко мне приблизился слепой.
- Ради всего святого, - взмолился он, - помогите купить новые глаза...
Первые слова, обращенные ко мне за многие месяцы! Я полез в карман за деньгами, готовый отдать ему в благодарность все, что у меня есть. Почему нет? Что мне деньги? Я могу в любой момент взять их где угодно. Но не успел я достать монеты, как какая-то уродливая фигура, отчаянно перебирая костылями, втерлась между нами. Я услышал сказанное шепотом слово "Невидимый", и вот уже оба заковыляли прочь от меня, словно перепуганные крабы. А я оставался на месте, глупо сжимая деньги в кулаке.
Даже нищие... Дьяволы! Придумать такую пытку!
Так я снова смягчился. Куда девалась моя надменность! Я остро чувствовал свое одиночество. Кто мог обвинить меня тогда в холодности? Я размяк, я был готов впитывать каждое слово, каждый жест, каждую улыбку, патетически жаждал прикосновения чужой руки. Шел шестой месяц моей невидимости.
Теперь я ненавидел ее страстно. Все радости, которые она сулила, оказались на поверку пустыми, а муки невыносимыми. Я не знал, сумею ли вытерпеть оставшиеся полгода. Поверьте, в то тяжкое время мысль о самоубийстве не раз приходила мне в голову.
И наконец я совершил глупый поступок. Как-то раз во время бесконечных прогулок мне навстречу попался другой Невидимый, третий или четвертый за все шесть месяцев. Как уже не раз бывало с другими, наши взгляды на миг настороженно скрестились; затем он опустил глаза и обошел меня. Это был стройный узколицый молодой мужчина, не старше сорока, с взъерошенными каштановыми волосами. У него был вид ученого, и я еще удивился - что же он такое совершил, чтобы заслужить невидимость. Мною овладело желание догнать его и расспросить, узнать его имя, и заговорить с ним, и обнять его.
Все это строжайше запрещено. С Невидимым нельзя иметь никаких дел - даже другому Невидимому. Особенно другому Невидимому. Общество отнюдь не заинтересовано в возникновении каких-либо тайных связей среди своих отверженных.
Мне это было известно.
Но, несмотря ни на что, я повернулся и пошел следом за ним.
На протяжении трех кварталов я держался шагах в пятидесяти позади. Повсюду, казалось, сновали роботы-ищейки; они мгновенно засекали любое нарушение своими чуткими приборами, и я не смел ничего предпринять. Но вот он свернул в боковую улочку, серую от пыли пятисотлетней давности, и побрел ленивым шагом никуда не спешащего Невидимки. Я поравнялся с ним.
- Постойте, - негромко сказал я. - Здесь нас никто не увидит. Мы можем поговорить. Мое имя...
Он круто повернулся, охваченный неописуемым ужасом. Его лицо побелело. Какую-то секунду он не сводил с меня глаз, затем рванулся вперед.
Я загородил ему путь.
- Погодите. Не бойтесь. Пожалуйста...
Он попытался вырваться, но я опустил руку ему на плечо, и он судорожно дернулся, стряхивая ее.
- Хоть слово... - взмолился я.
Ни слова. Ни даже глухого "Оставьте меня в покое!" Он обогнул меня, побежал по пустой улице, и вскоре топот его ног затих за углом. Я смотрел ему вслед и чувствовал, как нарастает внутри меня всепоглощающее одиночество.
Потом пришел страх. Он не нарушил закон, а я... я увидел его. Следовательно, я подлежал наказанию, возможно, продлению срока
невидимости. По счастью, вблизи не было ни одного робота-ищейки.
Повернувшись, я зашагал вниз по улице, стараясь успокоиться. Постепенно я сумел взять себя в руки. И тут понял, что совершил непростительный поступок. Меня обеспокоила глупость собственной выходки и, еще более, ее сентиментальность. Так панически потянуться к другому Невидимому, открыто признать свое одиночество, свою нужду - нет! Это означало победу общества.
С этим я смириться не мог.
Случайно я вновь оказался около сада кактусов. Я поднялся наверх, схватил жетон и вошел внутрь. Некоторое время я внимательно смотрел по сторонам, прежде чем мой взгляд остановился на гигантском, восьми футов высотой, уродливо изогнутом кактусе, настоящем колючем чудовище. Я вырвал его из горшка и принялся ломать и рвать на части; тысячи игл впились в мои руки. Прохожие делали вид, будто ничего не замечают. Скривившись от боли, с кровоточащими ладонями, я спустился вниз, снова одетый в маску
неприступности, за которой скрывалось одиночество.
Так прошел восьмой месяц, девятый, десятый... Весна сменилась мягким летом, лето перешло в ясную осень, осень уступила место зиме с регулярными снегопадами, до сих пор разрешенными из соображений эстетики. Но вот и зима кончилась. На деревьях в парках появились зеленые почки. Синоптики устраивали дождь трижды в день.
Срок моего наказания близился к концу.
В последние месяцы невидимости я жил словно в оцепенении. Тянулись дни, похожие друг на друга. Однообразие существования привело к тому, что мой истощенный мозг отказывался переваривать прочитанное. Читал я судорожно, но неразборчиво, брал все, что попадалось под руку: сегодня труды Аристотеля, завтра библию, еще через день - учебник механики... Но стоило мне перевернуть страницу, как содержание предыдущей бесследно ускользало из памяти.
Признаться, я перестал следить за ходом времени. В день окончания срока я находился у себя в комнате, лениво листая книгу, когда в дверь позвонили.
Мне не звонили ровно год. Я почти забыл, что это такое - звонок. Тем не менее я открыл дверь.
Передо мной стояли представители закона. Не говоря ни слова, они сломали печать, крепящую знак невидимости к моему лбу. Эмблема упала и разбилась.
- Приветствуем тебя, гражданин, - сказали они мне.
Я медленно кивнул.
- Да. И я приветствую вас.
- Сегодня одиннадцатое мая 2105 года. Твой срок кончился. Ты отдал долг и возвращен обществу.
- Спасибо. Да.
- Пойдем, выпьем с нами.
- Я бы предпочел воздержаться.
- Это традиция. Пойдем.
И я отправился с ними. Мой лоб казался мне странно оголенным; в зеркале на месте эмблемы виднелось бледное пятно. Меня отвели в близлежащий бар и угостили эрзац-виски, плохо очищенным, крепким. Бармен дружески мне ухмыльнулся, а сосед за стойкой хлопнул меня по плечу и поинтересовался на кого я собираюсь ставить в завтрашних реактивных гонках. Я ответил, что не имею ни малейшего понятия.
- В самом деле? Я за Келсо. Четыре против одного, но у него мощнейший спурт.
- К сожалению, я не разбираюсь.
- Его какое-то время здесь не было, - негромко сказал государственный служащий.
Эвфемизм был недвусмыслен. Мой сосед кинул взгляд на бледное пятно на моем лбу и тоже предложил выпить. Я согласился, хотя успел почувствовать действие первой порции. Итак, я перестал быть изгоем. Меня видели.
Однако я не посмел отказаться - это могут истолковать как проявление холодности. Пять проявлений недружелюбия грозили пятью годами невидимости. Я приучил себя к смирению.
Возвращение к прежней жизни вызвало множество неловких ситуаций. Встречи со старыми друзьями возобновление былых знакомств... Я находился в изгнании год, хотя и не сменил места жительства и возвращение далось мне не легко.
Естественно, никто не упоминал о невидимости. К ней относились как к несчастью, о котором лучше не вспоминать. В глубине души я называл это ханжеством, но делал вид, что так и должно быть. Безусловно, все старались пощадить мои чувства. Разве говорят тяжелобольному, что он долго не протянет? И разве говорят человеку, престарелого отца которого ждет эвтаназия: "Что ж, все равно он вот-вот преставится"?
Нет. Конечно, нет.
Так в нашем совместно разделяемом опыте образовалась эта дыра, эта пустота, этот провал. Мне трудно было поддерживать беседу с друзьями, особенно если учесть, что я выпал из курса современных событий; мне трудно было приспособиться. Трудно.
Но я не отчаивался, ибо более не был тем равнодушным и надменным человеком, каким был до наказания. Самая жестокая из школ научила меня смирению.
Теперь я то и дело замечал на улицах невидимок; встреч с ними нельзя было избежать. Но, наученный горьким опытом, я быстро отводил взгляд в сторону, словно наткнувшись на некое мерзкое, источавшее гной чудовище из потустороннего мира.
Однако истинный смысл моего наказания дошел до меня на четвертый месяц нормальной жизни. Я находился неподалеку от Городской Башни, возвращаясь домой со своей старой работы в архиве муниципалитета, как вдруг кто-то из толпы схватил меня за руку.
- Пожалуйста, - раздался негромкий голос. - Подождите минуту. Не бойтесь.
Я поднял удивленный взгляд - обычно в нашем городе незнакомые не обращаются друг к другу. И увидел пылающую эмблему невидимости. Тут я узнал его - стройного юношу, к которому я подошел более полугода назад на пустынной улице. У него был изможденный вид, глаза приобрели безумный блеск, в каштановых волосах появилась седина. Тогда, вероятно, его срок только начинался. Сейчас он, должно быть, отбывал последние недели.
Он сжал мою руку. Я задрожал. На сей раз мы с ним находились не на пустынной улице. Это была самая оживленная площадь города. Я вырвался из его цепких рук и сделал шаг назад.
- Не уходите! - закричал он. - Неужели вы не сжалитесь надо мной? Ведь вы сами были на моем месте!
Я сделал еще один нерешительный шаг - и вспомнил, как сам взывал к нему, как молил не отвергать меня. Вспомнил собственное страшное одиночество. Еще один шаг назад.
- Трус! - выкрикнул он. - Заговори со мной! Заговори со мной, трус!
Это оказалось выше моих сил. Я более не мог оставаться равнодушным. Слезы неожиданно брызнули у меня из глаз, и я повернулся к нему, протягивая руку к его тонкому запястью. Прикосновение словно пронзило его током. Мгновением позже я сжимал несчастного в объятьях, стараясь успокоить, облегчить его страдания.
Вокруг нас сомкнулись роботы-ищейки. Его оттащили. Меня взяли под стражу и снова будут судить: на сей раз не за холодность - за отзывчивость. Возможно, они найдут смягчающие обстоятельства и освободят меня. Возможно, нет.
Все равно. Если меня приговорят, я с гордостью понесу свою невидимость.
Генри Каттнер сим удостоверяется рассказ много букв неожиданная развязка песочница
Генри Каттнер. Сим удостоверяется...
Дьявол выжал из себя улыбку.
- Знаете, - сказал он, - это как-то не принято... Я даже и не уверен...
- Короче, нужна вам моя душа или нет? - напрямик спросил Джеймс Фенвик.
- Нужна, конечно, - был ответ. - Но придется еще подумать. При данных обстоятельствах я что-то не представляю, как я ее получу...
- Ну, разве я так уж много прошу? - заметил Фенвик, потирая руки. - Всего-навсего бессмертия. Ума не приложу, почему до этого раньше никто не додумался. По-моему, дело верное. Ну, смелей же, смелей решайтесь. Или захотелось на попятную?
- Да нет, - поспешил заверить дьявол. - Просто... Знаете, Фенвик, я не уверен, отдаете ли вы себе отчет... Ведь бессмертие - это довольно долго...
- Вот именно. И весь вопрос - будет ему конец или нет. Бели да, вы получаете мою душу. Если нет... - Фенвик легонько махнул рукой. - Тогда выигрываю я.
- О, конец-то будет, - заявил дьявол мрачно, даже зловеще. - Просто в настоящее время я как-то не хотел бы брать на себя такое долгосрочное обязательство. Вам не понравится быть бессмертным, Фенвик, поверьте мне...
- Ха, - сказал Фенвик.
- Не понимаю. И чего вам так приспичило с этим бессмертием?.. - Дьявол раздраженно постукивал кончикам хвоста по ковру.
- Мне? Ничуть, - изрек Фенвик. - По сути дела, бессмертие - это просто попутно... Главное, мне хотелось бы кое-что предпринять, не опасаясь последствий...
- Я мог бы это для вас устроить, - тут же нашелся дьявол.
- Но тогда, - Фенвик поднял руку, чтобы его не перебивали, - договор на том, естественно, и кончался бы. А так я приобретаю не только запас всевозможных иммунитетов, но вдобавок еще и бессмертие. Принимаете мои условия - хорошо, не хотите - не надо...
Дьявол встал и принялся, нахмурившись, мерить комнату шагами. Прошло какое-то время, прежде чем он поднял голову.
- Ладно, - сказал он деловым тоном. - Я согласен.
- Правда?.. - Фенвик вдруг почувствовал известное разочарование. Час пробил, пора ставить точку, но, может статься... Он посмотрел неуверенно на зашторенное окно. - А как... как же вы это сделаете?..
- Биохимия, - сказал дьявол. Теперь он решился и, казалось, был совершенно уверен в себе. - И квантовая механика. Ваш организм получит способность к регенерации, а, кроме того, придется осуществить кое-какие пространственно-временные изменения. Вы приобретете полную независимость от внешней среды. Среда - нередко самый фатальный фактор...
- А я? Я останусь таким же, как был, видимым, осязаемым, без обмана?
- Какой еще обман! - дьявол принял оскорбленный вид. - Если уж говорить об обмане, так, мне сдается, это вы пытаетесь надуть меня, а не наоборот. Нет, нет, Фенвик! Обещаю вам, вы получите по договору сполна. Станете закрытой системой, как Ахилл. Совсем закрытой, за исключением пятки. Понимаете сами, должна же быть какая-то уязвимая точка...
- Нет, - быстро вставил Фенвик, - так я не согласен.
- Боюсь, тут уж ничего не попишешь. Закрытая система обезопасит вас от любых внешних воздействий. А внутри системы будете только вы. Система - это же и есть вы. И это в ваших собственных интересах оставаться хотя бы чуточку уязвимым... - Дьявол махнул хвостом по ковру. Фенвик встревожился и пристально глядел на него. - Ведь если со временем вы сами решите прекратить свою жизнь, даже я не смогу защитить вас. Подумайте, в самом деле, ведь через несколько миллионов лет вам, может, и захочется умереть...
- Как не вспомнить Титона! - воскликнул Фенвик. - Я сохраню и молодость, и здоровье, и внешность, и все способности... [Титон - в древнегреческой мифологии муж Эос, богини утренней зари; по рождению Титон был человек, а не бог; Эос вымолила для него у Зевса бессмертие, но забыла попросить заодно и вечную молодость, и Титон стал дряхлым неумирающим старцем]
- Конечно, конечно. Я сам не заинтересован в том, чтобы вас обманывать, условия меня устраивают. Я имел в виду, что вас, быть может, одолеет самая обыкновенная скука...
- А вы - вы скучаете?
- Бывало, - признался дьявол.
- Вы бессмертны?
- Естественно.
- Тогда почему же вы себя не убили? Или не смогли?
- Смог, - ответил дьявол уныло, - в том-то и дело, что смог... Давайте лучше поговорим об условиях нашего контракта. Бессмертие, молодость, здоровье... неуязвимость во всем за единственным исключением самоубийства. В обмен я получаю вашу душу после вашей смерти.
- Зачем? - неожиданно полюбопытствовал Фенвик.
Дьявол взглянул на него угрюмо.
- Ваше падение, как и падение каждой новой души, заставляет меня на минутку забыть о своей... - Он сделал нетерпеливое движение. - Однако все это софистика. Вот... - Он выхватил из воздуха свиток пергамента и гусиное
перо. - Вот наше соглашение.
Фенвик прочел весь свиток с полным вниманием. В одном месте он поневоле остановился и поднял глаза на дьявола.
- Это еще что? - спросил он. - Я не знал, что надо оставлять залог...
- Разумеется, мне нужен своего рода залог. Или вы представите поручителя?
- Нет, конечно, - признался Фенвик. - Боюсь, такого не сыщешь даже в камере смертников. Какой же это залог?
- Кое-что из ваших воспоминаний. Все они, к вашему сведению, подсознательные.
Фенвик задумался.
- Стало быть, амнезия... А если мне нужны моя воспоминания?
- Но не эти. Амнезия - это когда исчезают сознательные воспоминания. А отсутствия той их части, которую я хочу, вы даже и не заметите...
- Это душа?
- Нет, - хладнокровно ответил дьявол. - Это лишь часть души, нужная часть, конечно, иначе она не представляла бы для меня никакой ценности. Но основная часть души останется при вас до той поры, пока вы сами не пожелаете передать мне ее посмертно. Вот тогда я соединю все вместе и завладею вашей душой. Однако это, безусловно, будет очень не скоро, а вы
тем временем не испытаете никаких неудобств...
- Если я внесу оговорку такого рода в контракт, вы его подпишете?
Дьявол кивнул. Фенвик сделал на полях небрежную приписку и сразу же, покуда на острие пера не просохла кровь, поставил под договором свое имя.
- Вот, готово...
Дьявол изобразил на лице бесконечное долготерпение и подписался сам.
Потом он взмахнул свитком, и тот растворился в воздухе.
- Ну что ж, - сказал дьявол, - превосходно. Теперь, пожалуйста, встаньте. Нужно произвести некоторые изменения в железах... - Лапы его безболезненно вошли Фенвику в грудь и совершили одно за другим несколько мелких быстрых движений. - Щитовидка... другие эндокринные... все эти железы можно переустроить так, чтобы ваш организм бесконечно
регенерировал. Повернитесь, пожалуйста...
В зеркале над камином Фенвик увидел, как лапа страшного гостя тихонько влезла ему в затылок. На мгновение закружилась голова.
- Зрительный бугор, шишковидное тело... - бормотал дьявол. - Пространственно-временное восприятие субъективно... Так... Вот вы уже и независимы от внешней среды... Нет, еще минуточку. Осталось только...
Он крутанул кистью и быстро выдернул лапу - нет, кулак, плотно сжатый кулак, - из головы Фенвика. В ту же секунду Фенвик ощутил странную приподнятость.
- Что это вы сделали? - спросил он, оборачиваясь.
Рядом никого не было. Дьявол исчез.
А вдруг - а вдруг это был просто-напросто сон? Что ж тут удивительного - после таких событий кто угодно засомневается, не бредит ли он наяву. Галлюцинации редки, но ведь случаются... Выходит, он теперь бессмертен и неуязвим. Однако если верить здравому смыслу, все это психоз, да и только. Доказательства - какие у него доказательства?
Ну а сомнения - какие есть основания для сомнений? Бессмертие - это же не пустяк, это ощутимо. Внутренняя уверенность в безграничном благополучии. Переустройство желез, вот так штука! Мой организм теперь функционирует как никогда раньте, как никогда еще не функционировал ничей организм. Я теперь закрытая, самовосстанавливающаяся система, над которой
ничто не властно, даже время...
Им овладело неведомое, все нарастающее ощущение счастья. Он закрыл глаза и вызвал в памяти самые ранние, самые первые свои впечатления. Солнечный зайчик дрожит на полу веранды... Муха жужжит... А его, утонувшего в тепле, качает, качает... Память не осознавала потери, мысль свободно путешествовала в прошлом. Равномерные взмахи и скрип качелей на детской площадке, а в церкви - гулкая, пугающая тишина. Дощатый ящик сельского клуба. Шершавая мокрая губка, обтирающая ему лицо, и голос матери...
Неуязвимый и бессмертный, он пересек комнату, открыл дверь, прошел по короткому коридору. Каждое движение наполняло его чувством удивительной легкости, полнейшей радости бытия. Он приоткрыл тихонько другую дверь и заглянул за нее. Мать спала, откинувшись на груду подушек.
Фенвик был так счастлив, так счастлив...
Он подошел поближе, обогнул на цыпочках кресло-каталку, постоял у кровати, глядя на мать. Потом осторожно высвободил одну подушку, поднял ее и прижал - сперва легонько - двумя руками к лицу спящей.
Поскольку этот рассказ - отнюдь не хроника грехов Джеймса Фенвика, очевидно, нет и необходимости во всех деталях расписывать, по каким ступеням он прошагал, чтобы за какие-нибудь пять лет добиться звания Худшего Человека на Земле. Желтые газеты упивались им. Были, конечно, люди и похуже его, но все они были смертны, уязвимы, а потому скрытны.
В основе его поведения лежала и крепла с каждым днем уверенность, что он, Фенвик, есть единственная постоянная в этом скоротечном мире. "Дни их как трава", - размышлял он, наблюдая за людьми - своими братьями во сатане, когда те собирались толпами у алтарей, таких отталкивающе-никчемных. Это было еще на заре его карьеры, он тогда исследовал собственные ощущения, следуя традиционным представлениям и предрассудкам; позже он отверг подобное занятие как мальчишество.
Он был свободен в своих поступках, идеально свободен, его наполняла непрестанная и восхитительная уверенность в собственном благополучии, и он экспериментировал со многими сторонами бытия. Путь его был устлан посрамленными присяжными и недоумевающими адвокатами. "Современный Калигула! - восклицала газета "Нью-Йорк ньюс", объясняя своим читателям на примерах, кто такой был Калигула. - Неужели ужасные обвинения, выдвинутые против Джеймса Фенвика, реальны?"
Но по той ли, по другой ли причине осудить его никогда не удавалось. Обвинения проваливались одно за другим. Дьявол не обманывал - Фенвик действительно представлял собой закрытую систему, независимую от окружающей среды, и свою независимость он продемонстрировал на множестве процессов. Сам он так и не сумел понять, каким же образом дьявол всякий раз добивается успеха. Надобность в настоящем чуде если и являлась, то чрезвычайно редко.
Однажды некий разорившийся банкир, полагавший - и на редкость справедливо - что виновник краха Фенвик, выпустил пять пуль прямехонько ему в сердце. Пули срикошетировали. Свидетелей этому было только двое - Фенвик и банкир. Тот решил, наверное, что противник невредим благодаря какой-нибудь стальной жилетке, и последнюю, шестую пулю направил Фенвику в голову. Результат был тот же. Банкир попробовал еще раз, теперь ножом. Фенвика заело любопытство - он решил не защищаться: что получится? Получилось то, что банкир в конце концов сошел с ума.
Прямо и недвусмысленно присвоив подвернувшееся состояние, Фенвик принялся приумножать его. Обвинения, как и прежде, сыпались со всех сторон, но из этого по-прежнему ничего не выходило. Требовались особые усилия, чтобы каждое очередное преступление непременно относилось к разряду караемых смертной казнью, но не так уж сложно оказалось разработать на сей счет свою методику, и богатство Фенвика и власть умножались час от часу.
Слава про него шла самая дурная. Однако вскоре он решил, что славы еще мало, и возжаждал восхищения. Добиться восхищения было несколько труднее - Фенвик не собрал еще таких богатств, которые поставили бы их владельца вне морали, сделали бы его неподсудным общественному мнению. Впрочем, это было поправимо. Через десять лет после сделки с дьяволом Фенвик, может, и не был еще могущественнейшим человеком на Земле, но, безусловно, был могущественнейшим в Соединенных Штатах. Он добился того восхищения и той известности, о которых, как ему казалось, мечтал.
И все-таки чего-то недоставало. Высказывал же дьявол предположение, что через несколько миллионов лет Фенвику самому захочется умереть со скуки. Но прошло всего десять лет, и в один прекрасный летний день Фенвик был слегка шокирован открытием - он не знал, он просто не знал, что же ему делать дальше.
Со всей возможной тщательностью он исследовал свое состояние. "Это и есть скука?" - спросил он себя. Если так, то даже скука не была неприятной. Проступала в ней некая восхитительная расслабленность, словно он лежал на плаву в теплой океанской воде. Пожалуй, расслабленность была даже слишком явной.
"Если это и все, что дает бессмертие, - говорил он себе, - стоило ли копья ломать? Состояние, конечно, приятное, но продать ради него душу?.. Должно же найтись что-нибудь такое, что вывело бы меня из этой дремоты!.."
Он опять экспериментировал. Не прошло и пяти лет, как он опять лишился благосклонности общества, растерял ее оттого, что все более и более судорожно пытался выкарабкаться из удушливой безмятежности. Пытался - и не мог. Самые чудовищные, ужасающие ситуации не производили на него ровно никакого впечатления. Других они обратили бы в камень, повергли бы в
трепет - Фенвик не ощущал ничего, кроме полного безразличия.
С чувством глухого отчаяния - но и оно не могло нарушить его спокойствия - Фенвик обнаруживал, что начинает терять контакт с родом человеческим. Люди были смертны, и они, казалось, уходят от него в какую-то нереальную даль. Ведь даже земля под ногами уже не была для него незыблемой - со временем, думал он, ему придется наблюдать движение
геологических приливов...
Наконец, он обратился к области интеллекта. Он стал рисовать и пописывать и помаленьку заниматься науками. Это было интересно, но лишь до известного предела. Рано или поздно он неизбежно наталкивался на некий барьер, на запертую в сознании дверь, и за ней, за дверью, не было ничего, кроме все того же убаюкивающего спокойствия, и в этом спокойствии растворялся без следа былой интерес. В нем, в нем самом чего-то явно не хватало.
Постепенно зрело подозрение. Оно то всплывало к самой поверхности, то опять, под нажимом нового увлечения, пряталось в глубину. Но в конце концов оно прорвалось из подсознания в сознание.
Однажды утром Фенвик очнулся от сна и сразу же сел в кровати, будто его подтолкнула чья-то невидимая рука.
- Чего-то во мне не хватает, - сказал он про себя. - Это факт. Но чего?..
Он задумался. Как давно не хватает этого - того, чего не хватает? Ответа не было - сперва не было. Глубокая, неодолимая безмятежность не отпускала, укачивала его, не давала сосредоточиться. Эта-то безмятежность и была важной частью его беды. Как давно она овладела им? Очевидно, со дня заключения договора. Чем она вызвана? Ну, все эти годы он считал, что просто-напросто благополучием в каждом уголке, в каждой клеточке его организма, функционирующего идеально и вечно. А если это на самом деле нечто большее? Если его сознание нарочито притуплено, чтобы он и не заподозрил, что совершена кража?..
Кража?.. Сидя в кровати среди тяжелых шелковых простыней, глядя на бледный июньский рассвет за окном, Джеймс Фенвик вдруг узрел всю возмутительную правду. Под одеялом он звонко стукнул себя по колену.
- Моя душа! - крикнул он невозмутимому восходу. - Он обманул меня! Он украл у меня душу!..
Стоило лишь ухватиться за эту мысль, и она показалась Фенвику настолько очевидной, что оставалось диву даваться, как же он не заметил подвоха сразу. Дьявол хитер и бесчестен, он предвосхитил расплату - и отнял у Фенвика душу немедля. Если и не всю, то, по крайней мере, главную ее часть. И Фенвик, стоя перед зеркалом, сам наблюдал за тем, как дьявол это проделал. Тут не могло оставаться, видимо, и тени сомнения. Ибо в нем определенно чего-то недоставало. Сколько раз он будто останавливался перед запертой в сознании дверью, и дверь не могла перед ним открыться потому лишь, что в нем не хватало главного - утраченной, украденной души...
Какой же прок в бессмертии без этого загадочного нечто, которое и придает бессмертию самый смак? Он не в силах вкусить от возможностей вечной жизни по той причине, что у него отобрали самый ключ к бытию...
- Кое-что из воспоминаний, а?.. - усмехнулся он, осмысливая заново, что сказал тогда дьявол и как подчеркнуто небрежен был, когда дошло до залога.
- И я даже не замечу их отсутствия, а?.. А на деле-то это самая что ни на есть сердцевина моей души!..
Он стал припоминать фольклор и мифологию, персонажей, у которых не было души. Маленькая русалочка, девушка-тюлень, кто-то там из "Сна в летнюю ночь" - оказывается, в мифологии это было вполне обыкновенное явление. И те, кто лишился души, страстно желали заполучить ее снова любой ценой. Дело тут, понимал теперь Фенвик, вовсе не в пережитках язычества в сознании ряда авторов. Нынешнее его положение было, что ни говори, уникально - он-то узнал, что по душе можно искренне тосковать.
Теперь он понял, как много потерял, и им завладело мучительное, непереносимое чувство утраты. Такое же, наверное, чувство мучило русалочку и всех остальных. Как и он, все они были бессмертны. Людьми они, правда, не были, но, по-видимому, тоже познали этот странный мир полнейшей свободы, легкомысленной и беспечной; ведь даже сейчас между Фенвиком и его потерей иной раз вырастала стена крайнего ко всему безразличия... Разве боги, по преданию, не проводили дни свои в нескончаемом бездумном веселье? Они смеялись и пели, танцевали и пили - и никогда не ведали ни усталости,
ни тоски...
До каких-то пор это было просто замечательно. Но раз уж заподозрил неладное, то теряешь вкус к олимпийской жизни и жаждешь заполучить свою душу обратно, чего бы это ни стоило. Почему? Дать логичное объяснение Фенвик не смог бы. Он знал, что не ошибается, знал - и все...
В тот же миг прохладный летний восход всколыхнулся, и между Фенвиком и окном вырос дьявол. Фенвик поневоле вздрогнул.
- Договор был на вечность, - сказал он.
- Да, был, - сказал дьявол. - Но этот пункт можно и аннулировать...
- Я ничего аннулировать не намерен, - заявил Фенвик резко. - И как это, собственно, получилось, что вы объявились именно здесь и сейчас?
- Мне показалось, вы меня звали, - сказал дьявол. - Вы хотели поговорить со мной? Мне показалось, я уловил в вашем сознании нотку отчаяния. Как вы себя чувствуете? Скука не одолела еще? Не хотите ли разом все прекратить?..
- Конечно, нет. А если бы и хотел, так разве потому, что вы меня обманули. Не откажитесь объяснить: что это вы забрали у меня из головы в день нашего договора?
- Мне не хотелось бы вдаваться в подробности, - ответил дьявол, слегка помахивая хвостом.
- А мне хотелось бы! - вскричал Фенвик. - Вы мне сказали, что это только воспоминания, отсутствия которых я и не замечу...
- Так оно и было, - усмехнулся дьявол.
- Это была душа! Моя душа!.. - Фенвик зло хватил рукой по одеялам. - Вы надули меня. Забрали у меня душу авансом, и я не могу теперь наслаждаться бессмертием, которое я за нее купил. Вопиющее нарушение контракта!..
- Что же вас беспокоит? - спросил дьявол.
- Мне кажется, есть довольно много вещей, которые принесли бы мне удовольствие, заполучи я обратно душу. Будь у меня душа, я мог бы заняться музыкой и стать великим музыкантом. Музыку я всегда любил, а теперь передо мною - вечность... Или, допустим, я мог бы взяться за математику. Или заняться ядерной физикой - с моими-то возможностями в смысле времени и денег, и все ученые мира к моим услугам; пожалуй, нет и предела тому, чего бы я мог достигнуть. Мог бы даже взорвать весь мир и лишить вас всех будущих душ. Как бы вам это понравилось?..
Дьявол хмыкнул и почистил когти о рукав.
- Не смейтесь, - продолжал Фенвик. - Это сущая правда. Я мог бы изучить медицину и продлить человеческую жизнь. Мог бы изучить политику и экономику и положить конец всем войнам и страданиям. Мог бы изучить криминалистику и заполнить ад новообращенными душами. Мог бы сделать все, что угодно, обладай я вновь своей душой. А без нее, без души, ну... все слишком... слишком спокойно. - Он печально опустил плечи. - Словно я отрезан от человечества. Что я ни делаю - ни к чему. А я все равно спокоен и беззаботен. Я даже не несчастлив. И все же не представляю себе, что делать дальше. Я...
- Другими словами, вас одолела скука, - сказал дьявол. - Извините, что не могу вам по этому случаю посочувствовать...
- Другими словами, вы надули меня, - сказал Фенвик. - Отдайте мне мою душу!
- Я ведь сказал вам, что я у вас взял, и сказал совершенно точно...
- Мою душу!
- Вовсе нет, - заверил его дьявол. - Боюсь, что сейчас мне придется вас оставить...
- Мошенник! Отдай мне мою душу!..
- Попробуйте заставьте меня, - осклабился дьявол. Первый луч восходящего солнца ворвался в прохладу спальни, и дьявол, будто того и ждал, растворился в нем и исчез.
- Ну хорошо, - сказал Фенвик в пространство. - Очень хорошо. Я попробую.
Он не стал терять времени. Во всяком случае, потерял его не больше, чем заставляло это нелепое, не признающее забот спокойствие.
"Как же мне на него нажать? - спрашивал себя Фенвик. - Устроить ему обструкцию? Не вижу как. Тогда, быть может, лишить его чего-то, что он ценит? Что же он ценит? Души. Всякие души. Мою вот, в частности. Гм-м... - Он задумчиво нахмурился. - Я бы мог, например, покаяться..."
Фенвик размышлял об этом весь день. Мысль увлекла его, но в то же время она каким-то образом сама себя опровергала. Предсказать последствия подобного поступка было совершенно невозможно. Да и неясно было, как приняться за дело. Уж слишком скучной представлялась идея посвятить всю жизнь свою добрым делам.
Вечером он вышел из дому и бродил один по сумеречным улицам, погруженный в тяжкие раздумья. Прохожие скользили мимо зыбкими тенями, отраженными на экране времени. Воздух был покоен и свеж, и если бы не эта гнетущая несправедливость, если бы не бесцельность, не никчемность бессмертия, за которое он так дорого заплатил, он, наверное, ощутил бы
полное умиротворение.
Но вот звуки музыки вторглись в сознание, он поднял голову и увидел себя у входа в собор. Призрачные люди поднимались и спускались по ступеням. Изнутри накатывались, волна за волной, звуки органа, слышалось пение, и в воздухе носился слабый запах ладана. Все это, бесспорно, производило впечатление.
"Я бы мог зайти туда, пасть перед алтарем и во всеуслышание крикнуть, что каюсь", - подумал Фенвик. Он поставил даже ногу на ступеньку, но затем помедлил, рассудив, что все равно не решится. Собор был слишком уж впечатляющим. Он бы чувствовал себя круглым идиотом. И все же...
В нерешительности он побрел дальше. Он брел и брел, покуда его размышления опять не прервала музыка. На сей раз он оказался у незастроенного участка, где раскинула свои крылья палатка странствующего проповедника. Изнутри доносился изрядный шум. Музыка неистово билась в парусиновые стенки. В нее вплеталось пение, крики мужчин и женщин...
Фенвик остановился, подчиняясь вспыхнувшей вдруг надежде. Здесь его покаяние, надо полагать, не привлечет к себе почти ничьего внимания. Он помедлил секунду и вошел.
В палатке было шумно, тесно и суматошно. Но прямо перед Фенвиком меж скамейками тянулся проход к подобию алтаря, у подножия которого толпились люди, взвинченные, казалось, до предела. Над толпой распростер свои руки оратор, он стоял за импровизированной кафедрой, взвинченный еще сильнее, чем его паства.
Фенвик бросил взгляд вдоль прохода.
"Как же мне это сформулировать? - думал он, потихоньку продвигаясь вперед. - Просто: я каюсь? Или что-нибудь вроде: я продал душу дьяволу и настоящим расторгаю договор? Нужна ли тут какая-нибудь специальная терминология?.."
Он почти уже добрался до алтаря, когда перед ним возникло слабое мерцание и сквозь мерцание проступили красноватые контуры дьявола - этакий трехмерный набросок в пыльном воздухе.
- Я на вашем месте не стал бы этого делать, - вымолвило видение.
Фенвик усмехнулся и прошел сквозь него. Тогда, собравшись с духом, дьявол явился перед Фенвиком в истинном своем обличье и загородил собой дорогу.
- Ну зачем устраивать такие сцены? - сказал он раздраженно. - Не могу вам передать, насколько мне здесь неуютно. Будьте любезны, Фенвик, не валяйте дурака...
Несколько человек в толпе глянули на дьявола с любопытством, но никто из них не выказал чрезмерного интереса. Большинство, вероятно, приняли его за переодетого служителя, а те, кому доводилось видывать его во плоти, то ли попривыкли к зрелищу, то ли посчитали данное явление при данных обстоятельствах вполне уместным. Никого оно в общем-то особенно не
взволновало.
- Прочь с дороги! - сказал Фенвик. - Я решился.
- Вы мухлюете, - жалостно пробормотал дьявол. - Я вам этого позволить не могу.
- Сам смухлевал, - напомнил ему Фенвик. - Попробуй останови меня...
- И остановлю, - заявил дьявол, вытянув свои когтистые лапы.
Фенвик расхохотался.
- Я же теперь закрытая система. Ты мне ничего не можешь сделать. Вспоминаешь?..
Дьявол заскрежетал зубами. Фенвик оттолкнул зловещую фигуру и двинулся вперед. За своей спиной он услышал:
- Ну ладно, Фенвик. Вы победили.
Фенвик обернулся и облегченно вздохнул:
- Так вы вернете мне мою душу?
- Я верну вам то, что взял в качестве залога, только вам это наверняка не понравится...
- Давайте ее сюда, - сказал Фенвик. - Я не верю ни единому вашему слову.
- Я отец лжи, - заметил дьявол, - но на этот раз...
- Нечего, нечего, - перебил его Фенвик. - Отдавайте мою душу!
- Только не здесь. Здесь мне очень неудобно. Следуйте за мной. Да не бойтесь вы, я просто хочу перенести вас в вашу собственную квартиру. Мы должны остаться одни...
Он поднял лапы и очертил вокруг себя и Фенвика коробочку - четыре стены в эскизе. В тот же миг исчезли напирающая толпа, шум, крики и вокруг поднялись стены роскошной квартиры. Слегка запыхавшись, Фенвик пересек знакомую комнату и выглянул в окно. Не оставалось сомнений, он был дома.
- Это ловко, - поздравил он дьявола. - А теперь, отдавайте мою душу...
- Я отдам лишь то, что забрал. Никакого нарушения контракта не было, но раз уж мы условились... Но предупреждаю вас по чести: вам это вовсе не понравится.
- Нечего тут темнить, - отрезал Фенвик. - Вы же нипочем не сознаетесь, что смухлевали...
- Я вас предупредил, - сказал дьявол.
- Давайте ее сюда!
Дьявол пожал плечами. Потом он засунул лапу себе в грудь, пошарил там, приговаривая: "Я эту штуку спрятал, чтоб не испортилась", - вынул плотно сжатый кулак.
- Повернитесь, - приказал дьявол.
Фенвик повернулся. Он почувствовал, будто прохладный ветерок повеял от затылка через голову...
- Стойте спокойно! - прикрикнул дьявол у него за спиной. - Это займет минуту-другую. Знаете, Фенвик, вы дурак. Я рассчитывал на лучшее развлечение, а то ни за что не стал бы тратить время на этот фарс. Мой бедный глупенький друг, не душу я у вас забрал, а, как и говорил вам, лишь некоторые подсознательные воспоминания...
- Тогда почему же, - спросил раздраженно Фенвик, - я не в состоянии наслаждаться своим бессмертием? Что же это за капкан, останавливающий меня на пороге всего, что бы я ни задумал? Мне надоело быть божеством, если бессмертие остается единственным моим достоянием, если я не получаю настоящего от него удовольствия...
- Да не шевелитесь вы! - сказал дьявол. - Ну, так вот. Дорогой мой Фенвик, никакой вы не бог. Вы самый обыкновенный ограниченный человек. Собственная ограниченность - вот и все, что стоит у вас на пути. Да вы и за миллион лет не стали бы ни великим музыкантом, ни великим политиком и никаким другим великим из ваших грез! Нету в вас этого, просто нет, и бессмертие тут совершенно ни при чем. Как ни странно... - Дьявол сокрушенно вздохнул. - Как ни странно, те, кто заключает сделки со мной, никогда не способны воспользоваться тем, что я им даю. Наверное, все дело в том, что это свойство посредственности - надеяться получить что-нибудь за так, задаром. Вы, дорогой мой, совершеннейшая посредственность...
Прохладный ветерок прекратился.
- Ну вот и все, - заметил дьявол. - Вот я и вернул вам все, что взял. По фрейдистской терминологии, это всего лишь ваше супер-эго, ваше "сверх-я"...
- Мое "сверх-я"? - откликнулся Фенвик, оборачиваясь. - Я что-то не...
- Не понимаю? - закончил за него дьявол и вдруг широко осклабился. - Еще поймете. Это структура раннего познания, встроенная в ваше подсознание. Она направляет ваши импульсы по каналам, приемлемым для общества. Другими словами, мой бедный Фенвик, я только что вернул вам вашу совесть. Отчего же, как вы считаете, вам было так легко и беспечно все эти
годы?..
Фенвик сделал вдох, собирался ответить - и не успел.
Дьявол испарился. Он, Фенвик, был в комнате один.
Впрочем, нет, не совсем один. Над камином висело зеркало, и в этом зеркале он увидел свои испуганные глаза. Какое-то мгновение - и "сверх-я" возобновило в его сознании прерванную на многие годы работу.
Подобно карающей деснице, на Фенвика обрушилась, потрясая и сокрушая, память обо всем, что он совершил. Он вспомнил все свои преступления. Все до единого. Каждый свой непростительный шаг, каждый бесчеловечный поступок
за последние двадцать лет.
Ноги под ним подкосились. Мир померк с заунывным воем. Вина свалилась ему на плечи грузом, под которым он еле мог устоять. Все, что он наблюдал, все, что совершил за годы, когда беззаботно сеял зло, собралось в жуткие образы, сокрушало мозг громами, испепеляло молниями. Нестерпимые муки совести клокотали в душе, разрывали ее на части. Он поднял руки к глазам, чтобы отогнать видения, но не мог, не мог отогнать память...
Он повернулся и, шатаясь, ринулся к дверям спальни. Рванул их на себя. Чуть не падая, вбежал в комнату, сунул руку в ящик. Вытащил пистолет. Поднял к виску...
И за его спиной вырос дьявол.
Дьявол выжал из себя улыбку.
- Знаете, - сказал он, - это как-то не принято... Я даже и не уверен...
- Короче, нужна вам моя душа или нет? - напрямик спросил Джеймс Фенвик.
- Нужна, конечно, - был ответ. - Но придется еще подумать. При данных обстоятельствах я что-то не представляю, как я ее получу...
- Ну, разве я так уж много прошу? - заметил Фенвик, потирая руки. - Всего-навсего бессмертия. Ума не приложу, почему до этого раньше никто не додумался. По-моему, дело верное. Ну, смелей же, смелей решайтесь. Или захотелось на попятную?
- Да нет, - поспешил заверить дьявол. - Просто... Знаете, Фенвик, я не уверен, отдаете ли вы себе отчет... Ведь бессмертие - это довольно долго...
- Вот именно. И весь вопрос - будет ему конец или нет. Бели да, вы получаете мою душу. Если нет... - Фенвик легонько махнул рукой. - Тогда выигрываю я.
- О, конец-то будет, - заявил дьявол мрачно, даже зловеще. - Просто в настоящее время я как-то не хотел бы брать на себя такое долгосрочное обязательство. Вам не понравится быть бессмертным, Фенвик, поверьте мне...
- Ха, - сказал Фенвик.
- Не понимаю. И чего вам так приспичило с этим бессмертием?.. - Дьявол раздраженно постукивал кончикам хвоста по ковру.
- Мне? Ничуть, - изрек Фенвик. - По сути дела, бессмертие - это просто попутно... Главное, мне хотелось бы кое-что предпринять, не опасаясь последствий...
- Я мог бы это для вас устроить, - тут же нашелся дьявол.
- Но тогда, - Фенвик поднял руку, чтобы его не перебивали, - договор на том, естественно, и кончался бы. А так я приобретаю не только запас всевозможных иммунитетов, но вдобавок еще и бессмертие. Принимаете мои условия - хорошо, не хотите - не надо...
Дьявол встал и принялся, нахмурившись, мерить комнату шагами. Прошло какое-то время, прежде чем он поднял голову.
- Ладно, - сказал он деловым тоном. - Я согласен.
- Правда?.. - Фенвик вдруг почувствовал известное разочарование. Час пробил, пора ставить точку, но, может статься... Он посмотрел неуверенно на зашторенное окно. - А как... как же вы это сделаете?..
- Биохимия, - сказал дьявол. Теперь он решился и, казалось, был совершенно уверен в себе. - И квантовая механика. Ваш организм получит способность к регенерации, а, кроме того, придется осуществить кое-какие пространственно-временные изменения. Вы приобретете полную независимость от внешней среды. Среда - нередко самый фатальный фактор...
- А я? Я останусь таким же, как был, видимым, осязаемым, без обмана?
- Какой еще обман! - дьявол принял оскорбленный вид. - Если уж говорить об обмане, так, мне сдается, это вы пытаетесь надуть меня, а не наоборот. Нет, нет, Фенвик! Обещаю вам, вы получите по договору сполна. Станете закрытой системой, как Ахилл. Совсем закрытой, за исключением пятки. Понимаете сами, должна же быть какая-то уязвимая точка...
- Нет, - быстро вставил Фенвик, - так я не согласен.
- Боюсь, тут уж ничего не попишешь. Закрытая система обезопасит вас от любых внешних воздействий. А внутри системы будете только вы. Система - это же и есть вы. И это в ваших собственных интересах оставаться хотя бы чуточку уязвимым... - Дьявол махнул хвостом по ковру. Фенвик встревожился и пристально глядел на него. - Ведь если со временем вы сами решите прекратить свою жизнь, даже я не смогу защитить вас. Подумайте, в самом деле, ведь через несколько миллионов лет вам, может, и захочется умереть...
- Как не вспомнить Титона! - воскликнул Фенвик. - Я сохраню и молодость, и здоровье, и внешность, и все способности... [Титон - в древнегреческой мифологии муж Эос, богини утренней зари; по рождению Титон был человек, а не бог; Эос вымолила для него у Зевса бессмертие, но забыла попросить заодно и вечную молодость, и Титон стал дряхлым неумирающим старцем]
- Конечно, конечно. Я сам не заинтересован в том, чтобы вас обманывать, условия меня устраивают. Я имел в виду, что вас, быть может, одолеет самая обыкновенная скука...
- А вы - вы скучаете?
- Бывало, - признался дьявол.
- Вы бессмертны?
- Естественно.
- Тогда почему же вы себя не убили? Или не смогли?
- Смог, - ответил дьявол уныло, - в том-то и дело, что смог... Давайте лучше поговорим об условиях нашего контракта. Бессмертие, молодость, здоровье... неуязвимость во всем за единственным исключением самоубийства. В обмен я получаю вашу душу после вашей смерти.
- Зачем? - неожиданно полюбопытствовал Фенвик.
Дьявол взглянул на него угрюмо.
- Ваше падение, как и падение каждой новой души, заставляет меня на минутку забыть о своей... - Он сделал нетерпеливое движение. - Однако все это софистика. Вот... - Он выхватил из воздуха свиток пергамента и гусиное
перо. - Вот наше соглашение.
Фенвик прочел весь свиток с полным вниманием. В одном месте он поневоле остановился и поднял глаза на дьявола.
- Это еще что? - спросил он. - Я не знал, что надо оставлять залог...
- Разумеется, мне нужен своего рода залог. Или вы представите поручителя?
- Нет, конечно, - признался Фенвик. - Боюсь, такого не сыщешь даже в камере смертников. Какой же это залог?
- Кое-что из ваших воспоминаний. Все они, к вашему сведению, подсознательные.
Фенвик задумался.
- Стало быть, амнезия... А если мне нужны моя воспоминания?
- Но не эти. Амнезия - это когда исчезают сознательные воспоминания. А отсутствия той их части, которую я хочу, вы даже и не заметите...
- Это душа?
- Нет, - хладнокровно ответил дьявол. - Это лишь часть души, нужная часть, конечно, иначе она не представляла бы для меня никакой ценности. Но основная часть души останется при вас до той поры, пока вы сами не пожелаете передать мне ее посмертно. Вот тогда я соединю все вместе и завладею вашей душой. Однако это, безусловно, будет очень не скоро, а вы
тем временем не испытаете никаких неудобств...
- Если я внесу оговорку такого рода в контракт, вы его подпишете?
Дьявол кивнул. Фенвик сделал на полях небрежную приписку и сразу же, покуда на острие пера не просохла кровь, поставил под договором свое имя.
- Вот, готово...
Дьявол изобразил на лице бесконечное долготерпение и подписался сам.
Потом он взмахнул свитком, и тот растворился в воздухе.
- Ну что ж, - сказал дьявол, - превосходно. Теперь, пожалуйста, встаньте. Нужно произвести некоторые изменения в железах... - Лапы его безболезненно вошли Фенвику в грудь и совершили одно за другим несколько мелких быстрых движений. - Щитовидка... другие эндокринные... все эти железы можно переустроить так, чтобы ваш организм бесконечно
регенерировал. Повернитесь, пожалуйста...
В зеркале над камином Фенвик увидел, как лапа страшного гостя тихонько влезла ему в затылок. На мгновение закружилась голова.
- Зрительный бугор, шишковидное тело... - бормотал дьявол. - Пространственно-временное восприятие субъективно... Так... Вот вы уже и независимы от внешней среды... Нет, еще минуточку. Осталось только...
Он крутанул кистью и быстро выдернул лапу - нет, кулак, плотно сжатый кулак, - из головы Фенвика. В ту же секунду Фенвик ощутил странную приподнятость.
- Что это вы сделали? - спросил он, оборачиваясь.
Рядом никого не было. Дьявол исчез.
А вдруг - а вдруг это был просто-напросто сон? Что ж тут удивительного - после таких событий кто угодно засомневается, не бредит ли он наяву. Галлюцинации редки, но ведь случаются... Выходит, он теперь бессмертен и неуязвим. Однако если верить здравому смыслу, все это психоз, да и только. Доказательства - какие у него доказательства?
Ну а сомнения - какие есть основания для сомнений? Бессмертие - это же не пустяк, это ощутимо. Внутренняя уверенность в безграничном благополучии. Переустройство желез, вот так штука! Мой организм теперь функционирует как никогда раньте, как никогда еще не функционировал ничей организм. Я теперь закрытая, самовосстанавливающаяся система, над которой
ничто не властно, даже время...
Им овладело неведомое, все нарастающее ощущение счастья. Он закрыл глаза и вызвал в памяти самые ранние, самые первые свои впечатления. Солнечный зайчик дрожит на полу веранды... Муха жужжит... А его, утонувшего в тепле, качает, качает... Память не осознавала потери, мысль свободно путешествовала в прошлом. Равномерные взмахи и скрип качелей на детской площадке, а в церкви - гулкая, пугающая тишина. Дощатый ящик сельского клуба. Шершавая мокрая губка, обтирающая ему лицо, и голос матери...
Неуязвимый и бессмертный, он пересек комнату, открыл дверь, прошел по короткому коридору. Каждое движение наполняло его чувством удивительной легкости, полнейшей радости бытия. Он приоткрыл тихонько другую дверь и заглянул за нее. Мать спала, откинувшись на груду подушек.
Фенвик был так счастлив, так счастлив...
Он подошел поближе, обогнул на цыпочках кресло-каталку, постоял у кровати, глядя на мать. Потом осторожно высвободил одну подушку, поднял ее и прижал - сперва легонько - двумя руками к лицу спящей.
Поскольку этот рассказ - отнюдь не хроника грехов Джеймса Фенвика, очевидно, нет и необходимости во всех деталях расписывать, по каким ступеням он прошагал, чтобы за какие-нибудь пять лет добиться звания Худшего Человека на Земле. Желтые газеты упивались им. Были, конечно, люди и похуже его, но все они были смертны, уязвимы, а потому скрытны.
В основе его поведения лежала и крепла с каждым днем уверенность, что он, Фенвик, есть единственная постоянная в этом скоротечном мире. "Дни их как трава", - размышлял он, наблюдая за людьми - своими братьями во сатане, когда те собирались толпами у алтарей, таких отталкивающе-никчемных. Это было еще на заре его карьеры, он тогда исследовал собственные ощущения, следуя традиционным представлениям и предрассудкам; позже он отверг подобное занятие как мальчишество.
Он был свободен в своих поступках, идеально свободен, его наполняла непрестанная и восхитительная уверенность в собственном благополучии, и он экспериментировал со многими сторонами бытия. Путь его был устлан посрамленными присяжными и недоумевающими адвокатами. "Современный Калигула! - восклицала газета "Нью-Йорк ньюс", объясняя своим читателям на примерах, кто такой был Калигула. - Неужели ужасные обвинения, выдвинутые против Джеймса Фенвика, реальны?"
Но по той ли, по другой ли причине осудить его никогда не удавалось. Обвинения проваливались одно за другим. Дьявол не обманывал - Фенвик действительно представлял собой закрытую систему, независимую от окружающей среды, и свою независимость он продемонстрировал на множестве процессов. Сам он так и не сумел понять, каким же образом дьявол всякий раз добивается успеха. Надобность в настоящем чуде если и являлась, то чрезвычайно редко.
Однажды некий разорившийся банкир, полагавший - и на редкость справедливо - что виновник краха Фенвик, выпустил пять пуль прямехонько ему в сердце. Пули срикошетировали. Свидетелей этому было только двое - Фенвик и банкир. Тот решил, наверное, что противник невредим благодаря какой-нибудь стальной жилетке, и последнюю, шестую пулю направил Фенвику в голову. Результат был тот же. Банкир попробовал еще раз, теперь ножом. Фенвика заело любопытство - он решил не защищаться: что получится? Получилось то, что банкир в конце концов сошел с ума.
Прямо и недвусмысленно присвоив подвернувшееся состояние, Фенвик принялся приумножать его. Обвинения, как и прежде, сыпались со всех сторон, но из этого по-прежнему ничего не выходило. Требовались особые усилия, чтобы каждое очередное преступление непременно относилось к разряду караемых смертной казнью, но не так уж сложно оказалось разработать на сей счет свою методику, и богатство Фенвика и власть умножались час от часу.
Слава про него шла самая дурная. Однако вскоре он решил, что славы еще мало, и возжаждал восхищения. Добиться восхищения было несколько труднее - Фенвик не собрал еще таких богатств, которые поставили бы их владельца вне морали, сделали бы его неподсудным общественному мнению. Впрочем, это было поправимо. Через десять лет после сделки с дьяволом Фенвик, может, и не был еще могущественнейшим человеком на Земле, но, безусловно, был могущественнейшим в Соединенных Штатах. Он добился того восхищения и той известности, о которых, как ему казалось, мечтал.
И все-таки чего-то недоставало. Высказывал же дьявол предположение, что через несколько миллионов лет Фенвику самому захочется умереть со скуки. Но прошло всего десять лет, и в один прекрасный летний день Фенвик был слегка шокирован открытием - он не знал, он просто не знал, что же ему делать дальше.
Со всей возможной тщательностью он исследовал свое состояние. "Это и есть скука?" - спросил он себя. Если так, то даже скука не была неприятной. Проступала в ней некая восхитительная расслабленность, словно он лежал на плаву в теплой океанской воде. Пожалуй, расслабленность была даже слишком явной.
"Если это и все, что дает бессмертие, - говорил он себе, - стоило ли копья ломать? Состояние, конечно, приятное, но продать ради него душу?.. Должно же найтись что-нибудь такое, что вывело бы меня из этой дремоты!.."
Он опять экспериментировал. Не прошло и пяти лет, как он опять лишился благосклонности общества, растерял ее оттого, что все более и более судорожно пытался выкарабкаться из удушливой безмятежности. Пытался - и не мог. Самые чудовищные, ужасающие ситуации не производили на него ровно никакого впечатления. Других они обратили бы в камень, повергли бы в
трепет - Фенвик не ощущал ничего, кроме полного безразличия.
С чувством глухого отчаяния - но и оно не могло нарушить его спокойствия - Фенвик обнаруживал, что начинает терять контакт с родом человеческим. Люди были смертны, и они, казалось, уходят от него в какую-то нереальную даль. Ведь даже земля под ногами уже не была для него незыблемой - со временем, думал он, ему придется наблюдать движение
геологических приливов...
Наконец, он обратился к области интеллекта. Он стал рисовать и пописывать и помаленьку заниматься науками. Это было интересно, но лишь до известного предела. Рано или поздно он неизбежно наталкивался на некий барьер, на запертую в сознании дверь, и за ней, за дверью, не было ничего, кроме все того же убаюкивающего спокойствия, и в этом спокойствии растворялся без следа былой интерес. В нем, в нем самом чего-то явно не хватало.
Постепенно зрело подозрение. Оно то всплывало к самой поверхности, то опять, под нажимом нового увлечения, пряталось в глубину. Но в конце концов оно прорвалось из подсознания в сознание.
Однажды утром Фенвик очнулся от сна и сразу же сел в кровати, будто его подтолкнула чья-то невидимая рука.
- Чего-то во мне не хватает, - сказал он про себя. - Это факт. Но чего?..
Он задумался. Как давно не хватает этого - того, чего не хватает? Ответа не было - сперва не было. Глубокая, неодолимая безмятежность не отпускала, укачивала его, не давала сосредоточиться. Эта-то безмятежность и была важной частью его беды. Как давно она овладела им? Очевидно, со дня заключения договора. Чем она вызвана? Ну, все эти годы он считал, что просто-напросто благополучием в каждом уголке, в каждой клеточке его организма, функционирующего идеально и вечно. А если это на самом деле нечто большее? Если его сознание нарочито притуплено, чтобы он и не заподозрил, что совершена кража?..
Кража?.. Сидя в кровати среди тяжелых шелковых простыней, глядя на бледный июньский рассвет за окном, Джеймс Фенвик вдруг узрел всю возмутительную правду. Под одеялом он звонко стукнул себя по колену.
- Моя душа! - крикнул он невозмутимому восходу. - Он обманул меня! Он украл у меня душу!..
Стоило лишь ухватиться за эту мысль, и она показалась Фенвику настолько очевидной, что оставалось диву даваться, как же он не заметил подвоха сразу. Дьявол хитер и бесчестен, он предвосхитил расплату - и отнял у Фенвика душу немедля. Если и не всю, то, по крайней мере, главную ее часть. И Фенвик, стоя перед зеркалом, сам наблюдал за тем, как дьявол это проделал. Тут не могло оставаться, видимо, и тени сомнения. Ибо в нем определенно чего-то недоставало. Сколько раз он будто останавливался перед запертой в сознании дверью, и дверь не могла перед ним открыться потому лишь, что в нем не хватало главного - утраченной, украденной души...
Какой же прок в бессмертии без этого загадочного нечто, которое и придает бессмертию самый смак? Он не в силах вкусить от возможностей вечной жизни по той причине, что у него отобрали самый ключ к бытию...
- Кое-что из воспоминаний, а?.. - усмехнулся он, осмысливая заново, что сказал тогда дьявол и как подчеркнуто небрежен был, когда дошло до залога.
- И я даже не замечу их отсутствия, а?.. А на деле-то это самая что ни на есть сердцевина моей души!..
Он стал припоминать фольклор и мифологию, персонажей, у которых не было души. Маленькая русалочка, девушка-тюлень, кто-то там из "Сна в летнюю ночь" - оказывается, в мифологии это было вполне обыкновенное явление. И те, кто лишился души, страстно желали заполучить ее снова любой ценой. Дело тут, понимал теперь Фенвик, вовсе не в пережитках язычества в сознании ряда авторов. Нынешнее его положение было, что ни говори, уникально - он-то узнал, что по душе можно искренне тосковать.
Теперь он понял, как много потерял, и им завладело мучительное, непереносимое чувство утраты. Такое же, наверное, чувство мучило русалочку и всех остальных. Как и он, все они были бессмертны. Людьми они, правда, не были, но, по-видимому, тоже познали этот странный мир полнейшей свободы, легкомысленной и беспечной; ведь даже сейчас между Фенвиком и его потерей иной раз вырастала стена крайнего ко всему безразличия... Разве боги, по преданию, не проводили дни свои в нескончаемом бездумном веселье? Они смеялись и пели, танцевали и пили - и никогда не ведали ни усталости,
ни тоски...
До каких-то пор это было просто замечательно. Но раз уж заподозрил неладное, то теряешь вкус к олимпийской жизни и жаждешь заполучить свою душу обратно, чего бы это ни стоило. Почему? Дать логичное объяснение Фенвик не смог бы. Он знал, что не ошибается, знал - и все...
В тот же миг прохладный летний восход всколыхнулся, и между Фенвиком и окном вырос дьявол. Фенвик поневоле вздрогнул.
- Договор был на вечность, - сказал он.
- Да, был, - сказал дьявол. - Но этот пункт можно и аннулировать...
- Я ничего аннулировать не намерен, - заявил Фенвик резко. - И как это, собственно, получилось, что вы объявились именно здесь и сейчас?
- Мне показалось, вы меня звали, - сказал дьявол. - Вы хотели поговорить со мной? Мне показалось, я уловил в вашем сознании нотку отчаяния. Как вы себя чувствуете? Скука не одолела еще? Не хотите ли разом все прекратить?..
- Конечно, нет. А если бы и хотел, так разве потому, что вы меня обманули. Не откажитесь объяснить: что это вы забрали у меня из головы в день нашего договора?
- Мне не хотелось бы вдаваться в подробности, - ответил дьявол, слегка помахивая хвостом.
- А мне хотелось бы! - вскричал Фенвик. - Вы мне сказали, что это только воспоминания, отсутствия которых я и не замечу...
- Так оно и было, - усмехнулся дьявол.
- Это была душа! Моя душа!.. - Фенвик зло хватил рукой по одеялам. - Вы надули меня. Забрали у меня душу авансом, и я не могу теперь наслаждаться бессмертием, которое я за нее купил. Вопиющее нарушение контракта!..
- Что же вас беспокоит? - спросил дьявол.
- Мне кажется, есть довольно много вещей, которые принесли бы мне удовольствие, заполучи я обратно душу. Будь у меня душа, я мог бы заняться музыкой и стать великим музыкантом. Музыку я всегда любил, а теперь передо мною - вечность... Или, допустим, я мог бы взяться за математику. Или заняться ядерной физикой - с моими-то возможностями в смысле времени и денег, и все ученые мира к моим услугам; пожалуй, нет и предела тому, чего бы я мог достигнуть. Мог бы даже взорвать весь мир и лишить вас всех будущих душ. Как бы вам это понравилось?..
Дьявол хмыкнул и почистил когти о рукав.
- Не смейтесь, - продолжал Фенвик. - Это сущая правда. Я мог бы изучить медицину и продлить человеческую жизнь. Мог бы изучить политику и экономику и положить конец всем войнам и страданиям. Мог бы изучить криминалистику и заполнить ад новообращенными душами. Мог бы сделать все, что угодно, обладай я вновь своей душой. А без нее, без души, ну... все слишком... слишком спокойно. - Он печально опустил плечи. - Словно я отрезан от человечества. Что я ни делаю - ни к чему. А я все равно спокоен и беззаботен. Я даже не несчастлив. И все же не представляю себе, что делать дальше. Я...
- Другими словами, вас одолела скука, - сказал дьявол. - Извините, что не могу вам по этому случаю посочувствовать...
- Другими словами, вы надули меня, - сказал Фенвик. - Отдайте мне мою душу!
- Я ведь сказал вам, что я у вас взял, и сказал совершенно точно...
- Мою душу!
- Вовсе нет, - заверил его дьявол. - Боюсь, что сейчас мне придется вас оставить...
- Мошенник! Отдай мне мою душу!..
- Попробуйте заставьте меня, - осклабился дьявол. Первый луч восходящего солнца ворвался в прохладу спальни, и дьявол, будто того и ждал, растворился в нем и исчез.
- Ну хорошо, - сказал Фенвик в пространство. - Очень хорошо. Я попробую.
Он не стал терять времени. Во всяком случае, потерял его не больше, чем заставляло это нелепое, не признающее забот спокойствие.
"Как же мне на него нажать? - спрашивал себя Фенвик. - Устроить ему обструкцию? Не вижу как. Тогда, быть может, лишить его чего-то, что он ценит? Что же он ценит? Души. Всякие души. Мою вот, в частности. Гм-м... - Он задумчиво нахмурился. - Я бы мог, например, покаяться..."
Фенвик размышлял об этом весь день. Мысль увлекла его, но в то же время она каким-то образом сама себя опровергала. Предсказать последствия подобного поступка было совершенно невозможно. Да и неясно было, как приняться за дело. Уж слишком скучной представлялась идея посвятить всю жизнь свою добрым делам.
Вечером он вышел из дому и бродил один по сумеречным улицам, погруженный в тяжкие раздумья. Прохожие скользили мимо зыбкими тенями, отраженными на экране времени. Воздух был покоен и свеж, и если бы не эта гнетущая несправедливость, если бы не бесцельность, не никчемность бессмертия, за которое он так дорого заплатил, он, наверное, ощутил бы
полное умиротворение.
Но вот звуки музыки вторглись в сознание, он поднял голову и увидел себя у входа в собор. Призрачные люди поднимались и спускались по ступеням. Изнутри накатывались, волна за волной, звуки органа, слышалось пение, и в воздухе носился слабый запах ладана. Все это, бесспорно, производило впечатление.
"Я бы мог зайти туда, пасть перед алтарем и во всеуслышание крикнуть, что каюсь", - подумал Фенвик. Он поставил даже ногу на ступеньку, но затем помедлил, рассудив, что все равно не решится. Собор был слишком уж впечатляющим. Он бы чувствовал себя круглым идиотом. И все же...
В нерешительности он побрел дальше. Он брел и брел, покуда его размышления опять не прервала музыка. На сей раз он оказался у незастроенного участка, где раскинула свои крылья палатка странствующего проповедника. Изнутри доносился изрядный шум. Музыка неистово билась в парусиновые стенки. В нее вплеталось пение, крики мужчин и женщин...
Фенвик остановился, подчиняясь вспыхнувшей вдруг надежде. Здесь его покаяние, надо полагать, не привлечет к себе почти ничьего внимания. Он помедлил секунду и вошел.
В палатке было шумно, тесно и суматошно. Но прямо перед Фенвиком меж скамейками тянулся проход к подобию алтаря, у подножия которого толпились люди, взвинченные, казалось, до предела. Над толпой распростер свои руки оратор, он стоял за импровизированной кафедрой, взвинченный еще сильнее, чем его паства.
Фенвик бросил взгляд вдоль прохода.
"Как же мне это сформулировать? - думал он, потихоньку продвигаясь вперед. - Просто: я каюсь? Или что-нибудь вроде: я продал душу дьяволу и настоящим расторгаю договор? Нужна ли тут какая-нибудь специальная терминология?.."
Он почти уже добрался до алтаря, когда перед ним возникло слабое мерцание и сквозь мерцание проступили красноватые контуры дьявола - этакий трехмерный набросок в пыльном воздухе.
- Я на вашем месте не стал бы этого делать, - вымолвило видение.
Фенвик усмехнулся и прошел сквозь него. Тогда, собравшись с духом, дьявол явился перед Фенвиком в истинном своем обличье и загородил собой дорогу.
- Ну зачем устраивать такие сцены? - сказал он раздраженно. - Не могу вам передать, насколько мне здесь неуютно. Будьте любезны, Фенвик, не валяйте дурака...
Несколько человек в толпе глянули на дьявола с любопытством, но никто из них не выказал чрезмерного интереса. Большинство, вероятно, приняли его за переодетого служителя, а те, кому доводилось видывать его во плоти, то ли попривыкли к зрелищу, то ли посчитали данное явление при данных обстоятельствах вполне уместным. Никого оно в общем-то особенно не
взволновало.
- Прочь с дороги! - сказал Фенвик. - Я решился.
- Вы мухлюете, - жалостно пробормотал дьявол. - Я вам этого позволить не могу.
- Сам смухлевал, - напомнил ему Фенвик. - Попробуй останови меня...
- И остановлю, - заявил дьявол, вытянув свои когтистые лапы.
Фенвик расхохотался.
- Я же теперь закрытая система. Ты мне ничего не можешь сделать. Вспоминаешь?..
Дьявол заскрежетал зубами. Фенвик оттолкнул зловещую фигуру и двинулся вперед. За своей спиной он услышал:
- Ну ладно, Фенвик. Вы победили.
Фенвик обернулся и облегченно вздохнул:
- Так вы вернете мне мою душу?
- Я верну вам то, что взял в качестве залога, только вам это наверняка не понравится...
- Давайте ее сюда, - сказал Фенвик. - Я не верю ни единому вашему слову.
- Я отец лжи, - заметил дьявол, - но на этот раз...
- Нечего, нечего, - перебил его Фенвик. - Отдавайте мою душу!
- Только не здесь. Здесь мне очень неудобно. Следуйте за мной. Да не бойтесь вы, я просто хочу перенести вас в вашу собственную квартиру. Мы должны остаться одни...
Он поднял лапы и очертил вокруг себя и Фенвика коробочку - четыре стены в эскизе. В тот же миг исчезли напирающая толпа, шум, крики и вокруг поднялись стены роскошной квартиры. Слегка запыхавшись, Фенвик пересек знакомую комнату и выглянул в окно. Не оставалось сомнений, он был дома.
- Это ловко, - поздравил он дьявола. - А теперь, отдавайте мою душу...
- Я отдам лишь то, что забрал. Никакого нарушения контракта не было, но раз уж мы условились... Но предупреждаю вас по чести: вам это вовсе не понравится.
- Нечего тут темнить, - отрезал Фенвик. - Вы же нипочем не сознаетесь, что смухлевали...
- Я вас предупредил, - сказал дьявол.
- Давайте ее сюда!
Дьявол пожал плечами. Потом он засунул лапу себе в грудь, пошарил там, приговаривая: "Я эту штуку спрятал, чтоб не испортилась", - вынул плотно сжатый кулак.
- Повернитесь, - приказал дьявол.
Фенвик повернулся. Он почувствовал, будто прохладный ветерок повеял от затылка через голову...
- Стойте спокойно! - прикрикнул дьявол у него за спиной. - Это займет минуту-другую. Знаете, Фенвик, вы дурак. Я рассчитывал на лучшее развлечение, а то ни за что не стал бы тратить время на этот фарс. Мой бедный глупенький друг, не душу я у вас забрал, а, как и говорил вам, лишь некоторые подсознательные воспоминания...
- Тогда почему же, - спросил раздраженно Фенвик, - я не в состоянии наслаждаться своим бессмертием? Что же это за капкан, останавливающий меня на пороге всего, что бы я ни задумал? Мне надоело быть божеством, если бессмертие остается единственным моим достоянием, если я не получаю настоящего от него удовольствия...
- Да не шевелитесь вы! - сказал дьявол. - Ну, так вот. Дорогой мой Фенвик, никакой вы не бог. Вы самый обыкновенный ограниченный человек. Собственная ограниченность - вот и все, что стоит у вас на пути. Да вы и за миллион лет не стали бы ни великим музыкантом, ни великим политиком и никаким другим великим из ваших грез! Нету в вас этого, просто нет, и бессмертие тут совершенно ни при чем. Как ни странно... - Дьявол сокрушенно вздохнул. - Как ни странно, те, кто заключает сделки со мной, никогда не способны воспользоваться тем, что я им даю. Наверное, все дело в том, что это свойство посредственности - надеяться получить что-нибудь за так, задаром. Вы, дорогой мой, совершеннейшая посредственность...
Прохладный ветерок прекратился.
- Ну вот и все, - заметил дьявол. - Вот я и вернул вам все, что взял. По фрейдистской терминологии, это всего лишь ваше супер-эго, ваше "сверх-я"...
- Мое "сверх-я"? - откликнулся Фенвик, оборачиваясь. - Я что-то не...
- Не понимаю? - закончил за него дьявол и вдруг широко осклабился. - Еще поймете. Это структура раннего познания, встроенная в ваше подсознание. Она направляет ваши импульсы по каналам, приемлемым для общества. Другими словами, мой бедный Фенвик, я только что вернул вам вашу совесть. Отчего же, как вы считаете, вам было так легко и беспечно все эти
годы?..
Фенвик сделал вдох, собирался ответить - и не успел.
Дьявол испарился. Он, Фенвик, был в комнате один.
Впрочем, нет, не совсем один. Над камином висело зеркало, и в этом зеркале он увидел свои испуганные глаза. Какое-то мгновение - и "сверх-я" возобновило в его сознании прерванную на многие годы работу.
Подобно карающей деснице, на Фенвика обрушилась, потрясая и сокрушая, память обо всем, что он совершил. Он вспомнил все свои преступления. Все до единого. Каждый свой непростительный шаг, каждый бесчеловечный поступок
за последние двадцать лет.
Ноги под ним подкосились. Мир померк с заунывным воем. Вина свалилась ему на плечи грузом, под которым он еле мог устоять. Все, что он наблюдал, все, что совершил за годы, когда беззаботно сеял зло, собралось в жуткие образы, сокрушало мозг громами, испепеляло молниями. Нестерпимые муки совести клокотали в душе, разрывали ее на части. Он поднял руки к глазам, чтобы отогнать видения, но не мог, не мог отогнать память...
Он повернулся и, шатаясь, ринулся к дверям спальни. Рванул их на себя. Чуть не падая, вбежал в комнату, сунул руку в ящик. Вытащил пистолет. Поднял к виску...
И за его спиной вырос дьявол.
story возмездие рассказ длиннопост песочница
Я случайно наткнулся на этот рассказ на просторах интернета. Сразу ясно что он выдуман, но в моей памяти он засел на долго. Вот и хочу я поделиться впечатлениями с реакторчанами. Предупреждаю: история длинная, но от этого не менее интересная.Меня, почему-то, захватила сразу.
"Те, Кто Отвечает На Вопросы"
Кафе притаилось за изгибом шоссе, поодаль от дороги. Без названия – только неброская вывеска над входом: «Кафе – бильярд». Да и сам домик в глаза не бросался, пройдешь поворот на скорости – не заметишь. Посетители заходили сюда нечасто, еще реже они задерживались: в меню не значилось практически ничего, кроме булочек, чипсов, в лучшем случае – пельменей. Правда, небольшой бар предлагал довольно широкий ассортимент спиртных напитков, но водителям, спешащим пообедать и вернуться за руль, было не до бара.
Однако дефицит клиентуры не расстраивал владельцев кафе и был даже им на руку – деньги здесь делали совсем по-другому.
Если кому-то срочно требовались крупные неприятности, «Кафе – бильярд» было самым подходящим местом, чтобы начать поиски.
Улыбчивый смуглый бармен Джамиль, которому, казалось, заняться просто нечем, в действительности пристально наблюдал за гостями. Если гость приезжал на дорогой иномарке и выглядел хорошо обеспеченным, Джамиль ненадолго отлучался с рабочего места в бильярдную, где вместе с парой-тройкой равнодушных с виду игроков решал: да или нет. Если «да», Джамиль возвращался и, выждав пять-десять минут, подавал гостю кофе или сок «за счет заведения».
К моменту, когда гостя под более или менее безобидным предлогом приглашали в бильярдную или в «кабинет управляющего», тот уже находился под действием наркотика правды с сильным побочным эффектом, и оставалось лишь подробно его расспросить: где и с кем живет, какие ценности и сколько денег хранит дома, точный адрес.
После того, как жертва выдавала полную информацию о себе, ей позволяли уехать, а следом отправлялась машина с кем-нибудь из игроков в бильярд, куда для компании подсаживался бритоголовый качок Ильдар. Машина пристраивалась у жертвы в хвосте; через некоторое время действие принятого жертвой наркотика входило в завершающую фазу, и водитель останавливался на обочине – если успевал сориентироваться до наступления обморока. Бывало, что поездки заканчивались авариями; в таких случаях «машина сопровождения» проезжала мимо, и ее пассажиры знали – у них в запасе достаточно времени.
Подобные «операции» проводились редко, но тщательный подбор «объектов», целиком лежащий на Джамиле, в полной мере компенсировал периоды простоя. Сами «объекты» - те, кому посчастливилось не разбиться через пару километров – впоследствии не могли вспомнить, что заезжали в кафе: наркотик вызывал потерю памяти.
Так что деятельность хозяев «Кафе – бильярд» до сих пор не привлекала ровно ничьего внимания. А уж ДТП на этом отрезке шоссе частенько случались и без их участия.
В последний день августа погода словно обиделась на людей. Мощные порывы ветра вздымали над шоссе клубы пыли, резко ухудшая видимость; свинцовые тучи порой сбрасывали на землю первые капли дождя, но дождь пока не начинался. К ночи синоптики обещали ливень и усиление ветра до урагана.
Михаил Черняк потянулся за пультом и убавил громкость телевизора.
- Как насчет того, чтобы сегодня закрыться? – спросил он приятелей. – А, Юрец, че думаешь? Сходим в баню, девок возьмём…
Юрец – Юра Малахов – был самым молодым в банде. Он и появился в ней совсем недавно – по рекомендации знакомого криминального авторитета, которому «Кафе – бильярд» отстегивало часть выручки в виде налога. До этого Малахов работал охранником в городском казино, где упомянутый авторитет каждый вечер развлекался с подругами. В последнюю смену Юрец зверски изувечил случайного прохожего, почему-то приняв его за киллера, после чего охраннику моментально отказали от места.
Послужной список Юрца внушал уважение: черный пояс по каратэ, воздушно-десантные войска, школа экстремального вождения и другие полезные навыки. Его склонность к немотивированной жестокости в «Кафе – бильярд» никого не беспокоила, и только Черняк искренне огорчался, что новичок никак не научится нормально играть в «американку» – шары по всему залу разлетаются.
- А я бы вот еще подождал, - возразил Малахов, закуривая сигарету. – Глядишь, лошок какой подтянется, а мы – в бане с девками…
- Ты смотри-ка, Есаул, молодому так и неймется лохов разводить, - хмыкнул Гаяр – тридцатилетний мужик с повадками блатного. Свою карьеру он начал в нижнетагильской ОПГ, где его за глаза прозвали «Гарем садиста»; из Нижнего Тагила перебрался в Москву, где и познакомился с Мишей Черняком.
Черняк всех уверял, что происходит из потомственных ставропольских казаков, за что и носил почетную кличку «Есаул».
- Ну и правильно, неймется – о деле помнит, значит, - добродушно сказал Черняк.
Он умел прикинуться добродушным, но вечно встопорщенные усы и глаза навыкате выдавали его бешеный характер. Именно Черняк обычно являлся инициатором «небольших розыгрышей» клиентов, после которых в местное отделение милиции поступали заявления о нанесении телесных повреждений и даже об изнасилованиях, совершенных в «Кафе – бильярд». Но у бандитов была надежная «крыша», и хода такие заявления не получали.
…На стоянку возле кафе въехал запыленный «Рено» цвета морской волны. Невысокий мужчина в сером пиджаке поколебался несколько секунд, разглядывая вывеску «Кафе – бильярд», затем нажал на кнопку центрального замка, спрятал ключ в карман и зашагал к двери. Качок Ильдар, привычно несший вахту в «дежурной» машине, окинул посетителя оценивающим взглядом. Судя по виду, от этого больших наваров ждать не приходится – уж больно невзрачный. Да еще и в пиджак вырядился – понятно, что ветер, но он же не пешком топает, в тачке катается. Чмо столичное.
Ильдар напряг зрение, пытаясь разглядеть номерные знаки «Рено», но на них лежал толстый слой грязи, словно авто выехало из какой-то трясины. Когда мужчина скрылся в кафе, из-под радиатора на асфальт закапало что-то темное, дымящееся.
- …а я говорю – ставропольские чехов скоро вообще повышибают, - в бильярдной завязалась дискуссия о боевых качествах казаков и чеченских бандитов. Сторону казачества отстаивал, естественно, Черняк-Есаул. – Это им еще власти развернуться не дают, а то бы уже всех чурок обратно в горы отправили – овец пасти.
- Ну да, - глубокомысленно кивнул Гаяр. – Ты об этом Мамеду расскажи – пусть посмеется.
Мамед был тем самым авторитетом, который брал дань с «Кафе – бильярд», чеченцем по национальности.
- А и расскажу, - завелся Черняк. – Задолбал, «крыша» черножопая, как будто мы без него не проживем.
- Тогда и в районной прокуратуре сам разбирайся по поводу своих подвигов. Кстати, за отстрел бездомных собак тебе статью отдельно пришьют…
- Иди ты в… знаешь куда! Правильный нашелся! «Гарем садиста», на хрен.
- Да и бойцов у Мамеда поболе нашего будет, - не обиделся Гаяр. – Мне что-то не хочется, чтобы нам тут на ночь глядя мочилово устроили.
- Ничего, мы против них Юрца выставим – еще посмотрим, кто кого.
Юрец угрюмо молчал, глядя в окно. При всей своей отмороженности катить на Мамеда он бы не решился.
В бильярдную зашел улыбающийся, как обычно, Джамиль.
- Мужики, кажись, у нас тут кандидат, - сообщил он.
- Да? – Есаул поднялся с места и выглянул в зал. – Который из них? – по случаю непогоды число посетителей кафе в разы превысило норму.
- Ну, тот, за дальним столом…
- Тьфу, блин, - отмахнулся Есаул, приглядевшись. – Это… который в пиджаке? И кто он, по-твоему? Тайный олигарх?
- Да нет, видок у него, правда, несолидный, но, мужики – он сейчас за кофе расплачивался, так у него лопатник баблом набит, только что не лопается. Слушайте, давайте хоть бабки с него снимем?
- Базара нет.
Когда посетитель отказался от чашечки кофе «за счет фирмы», Джамиль сначала подумал, что ослышался. Он повторил предложение, но Серый Пиджак лишь покачал головой. Тогда Джамиль прихватил для виду пару бутылок пива из холодильника и отправился с ними в бильярдную. Серый Пиджак проводил его безразличным взглядом и, достав из кармана пачку сигарет, положил ее перед собой на стол.
- Не хочет – значит, не судьба, - резюмировал Гаяр. – Ты же его силком своей отравой поить не будешь, правильно?
- Народ расходится, - сообщил Юрец. – А этот сидит, как приклеенный. Закроем лавочку и прессанём его, сам всё отдаст. И пусть жалуется – мы его тут вообще не видели.
- Пацан дело толчёт, - согласился Есаул. – Только надо по-тихому. Ты, Джамиль, давай его на второй этаж, там и разберёмся, что к чему. Но сначала пузырь заряди.
- Алло, с вами хотят поговорить, - обратился Джамиль к Серому Пиджаку.
Тот поднял глаза на бармена.
- Кто?
- Дед Пихто, блин! Пошли, провожу!
- А… о чем разговор?
- Ты, блин, не спрашивай. Серьезные люди говорить будут.
- А если я ухожу? – Серый Пиджак покосился на дверь, но ее уже запирал изнутри, выпустив уходящих, бритый культурист. Задвинув щеколду, он прислонился к двери и скрестил руки на груди, сверля оставшегося клиента тяжелым взглядом.
Пути к отступлению были отрезаны.
- А уходить пока не надо, - сказал бармен. – Уйдешь, когда можно будет.
Серый Пиджак медленно поднялся.
- Ладно, - кивнул он.
Пройдя следом за барменом через бильярдную, Пиджак поднялся по деревянной лестнице на второй этаж и попал в небольшую комнату с задернутыми на окне занавесками. Там его уже ждал Есаул. В бильярдной Гаяр и Юрец затушили сигареты и тоже двинулись наверх.
Ильдар оторвался от двери и прибавил громкости музыкальному центру.
- Да ты садись, гостем будешь, - акулья ухмылка Есаула выражала всё, что угодно, только не гостеприимство. – Коньячку дёрнешь за знакомство? А то базар долгий предстоит.
Серый Пиджак оглянулся: в комнате появились еще двое. Бармен незаметно удалился, чтобы не мешать «настоящим специалистам».
Гаяр с Юрцом оттеснили Пиджака к столу, и тому пришлось сесть спиной к стене, одинаково далеко и от выхода из комнаты, и от занавешенного окна. Пиджак вёл себя совершенно нейтрально, не выказывая ни малейших признаков беспокойства, и Гаяр вдруг подумал: «А если иностранец? Он же ни хрена не въезжает, что сейчас будет».
Однажды они здорово накололись с приезжим, оказавшимся советником американского посла. Мамед тогда сказал, чтобы это было в последний раз.
Булькая коньяком, Есаул наполовину наполнил стакан и небрежно придвинул его Пиджаку.
- Угощайся.
- Я за рулём, - напомнил тот.
- Не боись, гаишники тоже не звери. Сотку баксов сунешь – и дальше поехал. Бабки-то есть с собой?
Пиджак пожал плечами и взял стакан. Он выпил коньяк в несколько глотков, при этом лицо его не изменилось, словно в стакане была минералка без газа. Зато в лице изменился Юрец, который, будучи мастером спорта, пить умел не многим лучше, чем играть в бильярд.
- Ого! Ты, я смотрю, профи, - буркнул Есаул. – Ну чё, давай теперь, о себе рассказывай.
- Что рассказывать?
- Кто, откуда, чё здесь делаешь. А то приехал какой-то чужой мужик, зачем – неизвестно. Вдруг залётный какой? Или баб нам всех перепортишь. В общем, мы слушаем…
- …Джамиль, ты конину зарядил или чего?! – зашипел Гаяр на бармена, подбегая к стойке.
- Обижаешь, как в аптеке! А он что, еще не срубился???
- Ни фига! Ты с дозой ничего не напутал?
- Нормальная доза… - растерялся Джамиль. – Даже побольше, чем надо…
- Ну так подходи, полюбуйся! Сидит трезвый, и хрен из него чё вытянешь.
- Так он хоть что-нибудь о себе сказал? – бармен захлопал глазами.
- Угу. Сказал. Я, говорит, игровой ведущий. Типа, игры ведёт.
- Чисто «Поле чудес»? Ну, телеведущий, в смысле?
- А хер его разберёт. Ильдар пусть на шухере, а ты к нам давай.
Снаружи глухо завыл ветер, и в открытую форточку ворвался отзвук далекого громового раската.
- Вот у нас тут в прошлом году один «гастролер» был, по квартирам работал, - предавался зловещим воспоминаниям Гаяр. – А поначалу думали – нормальный мужик, интеллигентный такой с виду. Ну, мы ему руки-ноги пообломали… Ильдара нашего видел, охранника? Он, между прочим, чемпион по самбо.
- Я догадался, - кивнул Серый Пиджак, покатывая в ладонях стакан. Он по-прежнему нисколько не нервничал, что было весьма странно (это уже не говоря о том, что полчаса назад он влил в себя ударную дозу наркотика правды).
- Чё ты догадался, чё ты догадался?! – психанул Юрец. – Ты чё – самый догадливый? А ты не мусорской, случайно?
Гаяр толкнул горячего коллегу локтем.
- Слышь, мужик, - сказал он, дождавшись, когда Малахов расслабит напряженную мускулатуру. – Ты либо нарочно тупишь, либо ты просто придурок. Ну ты вот объясни, чтобы мы поняли: что значит «игры веду»? По телевизору, что ли? Вместе с Якубовичем или как?
- Или как. Без Якубовича, - ответил Серый Пиджак, глядя куда-то между Юрцом и Гаяром. С лестницы послышались шаги; дверь открылась, и вошел бармен.
- Ну что тут, говорят, коньяк у нас хреновый? – с порога включился он в «психологическую обработку». – Кто жалуется-то – этот, что ли?
- Я про коньяк ничего не говорил, - возразил Серый Пиджак. – На халяву и уксус сладкий.
«Не иностранец», подумал Гаяр.
- А то смотри, еще в санинспекцию телегу накатаешь, - Джамиль по-прежнему улыбался, но улыбка была жутковатая.
- Есть предложение, - неожиданно сказал Пиджак. – Я могу провести одну игру прямо сейчас.
Юрец вскочил со стула.
- Слушай сюда, ведущий… - начал было он.
За окном оглушительно громыхнуло. Казалось, молния ударила прямо в подоконник. Есаул, Гаяр, Юрец и Джамиль вздрогнули и непроизвольно обернулись к окну, успев заметить, как за шторами блеснула длинная фиолетовая вспышка.
Когда они вновь взглянули на «гостя», тот всё также расслабленно сидел за столом, прислонившись к стене.
Только теперь в руке у него появился пистолет, а под распахнувшимся пиджаком виднелась расстегнутая кобура.
- Э-э-эт… эт-то чё у тебя щаз такое? – выговорил Есаул, не отводя взгляда от оружия.
Левой рукой Серый Пиджак перехватил запястье правой и нарисовал стволом полукруг в воздухе.
- Приглашение на игру, - объяснил он. – А коньяк у вас – настоящая отрава, - с усмешкой добавил он и взглянул на бармена. – Присаживайтесь.
- Русская рулетка, что ли? – процедил Гаяр. – Так в нее вроде с револьвером играют…
- Русская рулетка – развлечение для дегенератов. У нас же всё будет гораздо интереснее. Возможно, вам быстро расхочется играть, но одно могу обещать четко: скучно не будет никому. Сидеть! – предупредил он Юрца, который неосторожно подался вперед.
Юрец замер.
- Итак, рассказываю правила. Сейчас я буду задавать вам вопросы. Всем, по кругу. Если чей-то ответ мне не понравится, игрок выбывает из игры, потому что будет застрелен. Ну, а победителем окажется тот, кто к концу нашей викторины останется в живых.
В комнате стало тихо – лишь дождь стучал по стене дома.
- Слушай, мужик, - мрачно сказал Есаул. – Не знаю, кто ты и что за бодягу затеял, но имей в виду – здесь тебе не шелупонь какая собралась. Пацаны реальные, в авторитете.
Серый Пиджак неодобрительно поджал тонкие губы.
- Господа, вы же все взрослые люди. Я думаю, на самом деле вы отлично понимаете, что время реальных пацанов только что закончилось. Теперь вы – всего лишь Те, Кто Отвечает На Вопросы.
Игра началась, и с этим ничего нельзя было поделать.
- На первый вопрос… - Серый Пиджак обвел «игроков» взглядом, - …на первый вопрос нам ответит господин бармен. Поприветствуем его АПЛОДИСМЕНТАМИ!!!
Никто не шелохнулся.
- Господа, - искусственно-задорные нотки в голосе Пиджака сменились на укоризненные. – Прошу вас соблюдать протокол. Вы же не хотите, чтобы наша игра закончилась, не начавшись?
Гаяр несколько раз вяло хлопнул в ладоши, его неохотно поддержал Есаул. Юрец сохранял полную неподвижность, только кривился от злости.
- Ну вот, уже лучше. Мой вопрос вам, господин бармен, слушайте внимательно. Как вы считаете: розовые прочерки на белом фоне – это удачное цветовое решение?
Джамиль поперхнулся.
- Не знаю… Я же, блядь, не дизайнер!
- Ответ неудовлетворительный. Будьте серьезнее.
- Ну… я бы сказал… неудачное… решение. Какая-то пижама получается, - шуточка застряла у Джамиля в горле: вдруг он осознал, что этот сумасшедший легко может прострелить ему голову.
За окном громыхнуло.
- Что же, со второго раза, но, тем не менее, засчитаем, - согласился Серый Пиджак. – Следующий участник… Юрий, если не ошибаюсь? Мой вопрос: как вы считаете, кто такие экстремальщики?
Юрец насупился.
- Отвечай, идиот, - пихнул его Гаяр.
- Не знаю, - проворчал Юрец.
- Да что же это такое, - удивился Пиджак. – Господа, вы пришли на игру и не готовы отвечать на самые простые вопросы? Юрий, так я жду! – Пистолет в его руке колыхнулся стволом к Малахову, тот нервно дёрнулся.
- Ну… экстремальщики – это такие, кому адреналина не хватает. Они, типа, с парашютом прыгают… на байках гоняют… ну, всякое такое… Достаточно? – он сглотнул, не глядя на «ведущего».
- Не особо содержательно, но суть отражена. Засчитываю на первый раз, но всё же соберитесь с мыслями, Юрий. Вы? – вектор ствола сместился, и Гаяр ощутил, как по телу пробежал мертвящий холодок.
- Гаяр…
- Хлопаем, господа, хлопаем… Спасибо. Гаяр, скажите нам: всегда ли расчетный тормозной путь соответствует реальному?
«Игроки» обменялись тревожными взглядами.
- Извиняюсь, я не понял… А, понял. Вы про машины… Нет, конечно, нет. Не всегда, - Гаяр невольно зажмурился и с усилием открыл глаза. – Это просто нереально. Зависит от погодных условий, от сцепления с дорогой, от…
- Благодарю вас, ответ принят. А теперь – Есаул, кажется?
Есаул угрюмо наклонил голову. Он наотрез отказывался верить в происходящее.
- Как вы полагаете: наивность – это абстрактное понятие? – Есаул раскрыл было рот, но Серый Пиджак еще не закончил. – Старайтесь не повышать голос и имейте в виду – если ваш приятель с первого этажа подумает, что он здесь нужен, ему придется к нам присоединиться. А, учитывая его явно невысокий умственный потенциал, играть он будет не слишком долго. Ну так как же, Есаул: наивность – это абстракция?
- Думаю… нет. Наивность… это отсутствие опыта и… склонность доверять, так, наверное.
- Блестяще! Вы меня поражаете, господин Есаул, я был о вас худшего мнения. Господа, ПОЗДРАВЛЯЮ: вы все удачно прошли первый этап игры!
Откликов на поздравление не последовало.
- Господа, вы абсолютно правы – радоваться пока рано. Никто из вас не выбыл – но ведь никто и не стал победителем. Поэтому – продолжаем! Господин бармен! Ученые утверждают, что истинные возможности человеческого организма могут раскрываться в чрезвычайных ситуациях – например, при возникновении смертельной опасности. По-вашему, это так?
- По-моему, так, - хмуро ответил Джамиль. Улыбка давно уже сошла с его смуглого лица. Сейчас он думал о том, что после окончания факультета иностранных языков в институте Патриса Лумумбы ему лучше было бы уехать на родину, в Турцию.
- Хо-хо! – бодро воскликнул Серый Пиджак. – Я вижу, вы настоящий знаток, но, может быть, вы не настоящий бармен? Юрий! Возможно ли, глядя в глаза человеку, с большой долей уверенности определить, обманывает он вас или говорит правду?
- Ну да… - промычал Юрец. За всю свою жизнь, даже в армии, ему не случалось находиться под дулом пистолета. – Некоторые умеют… Эфэсбэшников психологи этому учат…
- Соответствует истине. Гаяр! Вопрос у меня совсем простой, надо только проявить максимум честности: вам нравится участвовать в нашей игре?
Гаяр как мог быстро пересчитал в голове варианты ответов и возможную на них реакцию.
- Нет, - наконец, признался он.
- Откровенный ответ – правильный ответ! – провозгласил Пиджак. – Ваша очередь, Есаул. Что лучше: неустойчивое вертикальное положение или устойчивое горизонтальное?
Есаул уже понимал – деться ему некуда. Как и всем остальным. Они могли только сидеть и отвечать на бессмысленные вопросы. Лихорадочно обдумывая, кем может быть этот урод, Есаул так ничего и не придумал. Явно не мент, не бандит, не… вообще никто.
- Устойчивое… горизонтальное – лучше, - быстро ответил Есаул. Если судьба сейчас схлопотать пулю в башку – значит, судьба по-любому.
- Засчитано, - благосклонно кивнул Серый Пиджак. – Второй игровой этап завершен, господа! Но – не расслабляйтесь.
Никто и не пытался расслабиться. Напротив: напряжение в комнате возросло так, что даже в воздухе гудело, словно под потолком тянулись провода ЛЭП.
- Через несколько минут мы перейдем к этапу номер три, - сообщил Серый Пиджак. – Но перед этим подведем некоторые итоги. По вашим ответам мы можем нарисовать небольшую картинку окружающего мира, не так ли? Нам уже известно, что розовое на белом – это некрасиво, а водителю автомобиля может хватить тормозного пути, но может и не хватить. Впрочем, если водитель – не экстремальщик и не оголтелый байкер, он не будет гнать слишком уж быстро, особенно в ночное время, все согласны? Вы также утверждаете, что при наличии некоторых навыков можно понять, обманывает вас собеседник или нет, но люди без соответствующего опыта и в принципе НАИВНЫЕ на такую телепатию неспособны. При этом угроза для жизни могут спровоцировать организм на проявление необычных физических способностей. Теперь уделим немного времени, чтобы разобраться: а как насчет способностей умственных? Господин бармен, сколько будет девятнадцать умножить на триста шестьдесят пять плюс два?
Задача застала Джамиля врасплох. Рука его невольно потянулась к нагрудному карману.
- Нашими правилами запрещено использовать калькуляторы, - холодно улыбаясь, сказал Серый Пиджак.
- Тогда подождите… минутку… я сейчас, - Джамиль давно не тренировался умножать в уме трехзначные числа на двухзначные; впрочем, он сейчас пребывал в такой панике, что даже увидев написанный на бумаге результат, не смог бы прибавить к нему цифру два. – Я… сейчас, сейчас… - на его смуглом лице обильно проступил холодный пот. Это будет… тысяча, нет, две тысячи… девятьсот… и плюс два…
- Вы второй раз затрудняетесь с ответом и потому ВЫБЫВАЕТЕ ИЗ ИГРЫ! – металлически сообщил Серый Пиджак.
Выстрел слился с новым раскатом грома.
Пуля девятого калибра прошла череп Джамиля насквозь и застряла в стене, украсившейся брызгами крови. Турок откинулся назад и распростерся на полу. «Игроки» мгновенно окаменели.
Пиджак флегматично дунул в дымящийся ствол. Помещение наполнилось пороховой гарью.
- Прошу заметить, господа, - произнес он, указывая на белую шелкографию стены. – Красные прочерки на белом – это по-настоящему некрасиво.
- Твою мать… - вырвалось у Есаула. – Ты… ты хоть знаешь, кого ты сейчас завалил?
- По правилам, играющие только ОТВЕЧАЮТ на вопросы, но никак не задают их ведущему. Но, тем не менее, правильный ответ, который не смог дать выбывший игрок – шесть тысяч девятьсот тридцать семь. Юрий! Шесть тысяч девятьсот тридцать семь – это много или мало?
Юрец отвернулся от стола, борясь со спазмом в желудке, и его тут же вырвало на труп.
- Юрий!
- А… д-д-да… - Юрец вытер рот ладонью. – Это… это – смотря что… Я же не знаю, что это… Если в долларах, то… Ну, наверное, не очень много…
- А если не в долларах? – съехидничал «ведущий».
- Н-ну… тоже… не очень…
- ПРАВИЛЬНО! Юрий, участие в викторинах – ваше истинное призвание, и я вами горжусь! Гаяр! Я вижу, вы волнуетесь? Постарайтесь успокоиться. Вы – мусульманин?
- Я… а, да.
- Бытует мнение, что есть только один Бог, просто мусульмане и христиане называют его по-разному. Вы можете сейчас прочитать молитву, чтобы Бог уберёг вас от неверного ответа? Можете?
- Могу.
У вас есть тридцать секунд.
Серый Пиджак вытянул вперед левую руку, высвобождая из-под рукава циферблат часов.
- Время пошло, господин Гаяр. – Гаяр уже беззвучно шептал что-то, сцепив пальцы. Его фиолетовые от страха губы едва шевелились. Он молился и слышал, как бежит секундная стрелка на часах.
- Ваши полминуты истекли, - сказал Серый Пиджак. Его голос вскрыл гробовую тишину, словно нож патологоанатома – чью-то брюшную полость. – Итак, Гаяр, вы прочли молитву, которая должна защитить вас от ошибки?
Гаяр молча кивнул. Он ждал каверзного вопроса, но его не последовало. Вместо этого Серый Пиджак вдруг стремительно приподнялся, его кисть опустилась под немыслимым углом, и пуля ушла вниз почти вертикально.
Гаяр завыл, опрокидываясь на пол. Вой тут же оборвался – бандит нелепо задергался, судорожно ловя ртом воздух. Серая ткань джинсов ниже пряжки ремня быстро пропитывалась кровью.
Юрец зарыдал, вцепившись зубами себе в руку.
- Что ты творишь, мразь??? – прохрипел Есаул. – ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ???
- Маленькая штрафная санкция, - задумчиво объяснил Серый Пиджак. – Я спросил участника Гаяра: МОЖЕТ ли он прочесть такую молитву, чтобы не ошибиться? Он ответил, что может, но это уже само по себе было ошибкой. Впрочем, ошибка вполне простительная, игрок не снимается с викторины и… посадите-ка его обратно.
- Посадить его обратно?! Посадить? Обратно?!!! Ты ему яйца отстрелил, и как, по-твоему, он теперь будет сидеть???
- Вы забыли о скрытых возможностях организма. Если не хотите новых штрафов, игрок должен занять своё место.
Полностью оглушенный, Гаяр не слышал этих слов. Только сквозь клубящийся багровый туман он разглядел склонившихся над ним Юрца и Есаула.
- Гаяр, ты держись, брателла, - сказал Есаул. – Сейчас тебе будет еще больнее.
- Пожалуйста, быстрее, - поторопил их Серый Пиджак.
Через минуту Гаяр вновь сидел за столом. Лицо у него сделалось восковое, а глаза подернулись мутью болевого шока.
- Продолжаем нашу викторину, - невозмутимо сказал Пиджак. У него был такой вид, словно абсолютно ничего не случилось. – Господин Есаул… ха, смешно звучит, словно мы в казачьих войсках… мой следующий вопрос покажется вам сложным, однако постарайтесь ответить быстро, но вдумчиво. Господин Гаяр на собственном примере доказал, что либо никакого Бога нет, либо он как-то избирательно глух. Ведь он ничем не помог господину Гаяру, хотя тот очень и очень нуждался в помощи… - Гаяр покачнулся, едва не упав лицом на стол, но Есаул поддержал его. – И вот что я хочу спросить: если Бог не слышит, КТО еще может ответить на молитву?
- Ты… это ОН? – прошептал Есаул.
За шторами полыхнуло фиолетовое зарево. На миг лицо «ведущего» словно сдёрнулось, обнажив скрытую за ним застывшую ледяную маску. Потом зарево погасло, и Есаул быстро закрестился:
- Господи, помилуй… - бормотал он. – Господи, помилуй меня… именем сына твоего…
- А вдруг никакого Бога нет? – вкрадчиво предположил Серый Пиджак.
Есаул перестал бормотать и креститься. Юрец с остервенением грыз свою руку, давясь слезами – он не видел, как изменилось лицо «ведущего» при вспышке молнии. И только Гаяр до сих пор не издал ни звука, но он был практически в отключке.
- Господа, очень скоро мы вернемся в студию! – объявил Серый Пиджак. – На данный момент в команде игроков осталось всего трое участников, но, не сомневайтесь – к финишу придет только один из них! А сейчас – рекламная пауза. Я покажу вам только короткий, но восхитительный ролик. Шедевр видеорекламы.
Он помолчал несколько секунд, а когда снова заговорил, с первым словом над столом возникло трехмерное изображение.
- Поздняя ночь, очень темно, и звезд на небе не видно. По шоссе едет машина, в машине – двое мужчин и одна девушка. Девушка очень неудобно лежит на заднем сидении, впрочем, она в глубоком обмороке и ничего не чувствует.
Но до того, как эта ночь наступила, девушка успела почувствовать много всего. Несколько часов подряд она стояла на коленях, прикованная наручниками к спинке кровати. Оцените эти великолепные наручники, господа – вы видите их? Прекрасная сталь, узкие браслеты, плотно охватывающие самые тонкие запястья. Жертва дергается, но – наручники, господа! – НАДЕЖНО ее держат. Она лишь сдирает себе кожу, оставляя кровящие ссадины. У жертвы нежная белая кожа – крупным планом, прошу вас!
Не правда ли, эти наручники стоят того, чтобы приобрести их?
Но, хотя девушка не может убежать, она слишком громко кричит, и это раздражает тех, кто заковал ее в наручники. Они бьют ее, а она плачет и зовёт кого-то по имени… она, НАИВНАЯ, думает, что её спасут. Вскоре она теряет сознание, и тогда – счастливые обладатели наручников! – по очереди занимаются с ней сексом. Нет, они не насилуют ее – она ведь не сопротивляется, значит, она и не против! Вот на что способны эти чудесные наручники, господа!
Однако вернемся на шоссе. Машина тормозит, двое мужчин вытаскивают девушку из салона и кладут ее на полосе безопасности. Там они ее и оставляют, а сами садятся обратно; машина разворачивается и едет по шоссе в обратном направлении. Начинается дождь, и пора включить дворники!
Мы снова видим девушку, господа. Капли дождя падают на ее лицо, она открывает глаза и тут же вспоминает всё, что случилось с ней после наручников. Она поднимается и идёт в темноту. Она с трудом держится на ногах, ей хочется упасть и лежать неподвижно, но она боится, что ее снова заберут, и надо уйти как можно дальше.
А между тем, господа, ей лучше бы остаться лежать. Девушка идёт в темноту и при этом слишком сильно забирает от обочины ко второму ряду проезжей части. Она помнит, что с ней было, хотя забыла, как ее зовут. Ей кажется, что когда-то давно ее называли «Лисочка». И сейчас она шепчет невнятную молитву:
- Боженька, я прошу тебя, пожалуйста, ты же добрый, сделай, чтобы Лисочке не было так больно… Лисочке очень больно, милый Боженька, сделай, чтобы всё прошло.
Слышите, господа, какой приятный у нее голосок? Лисочка еще совсем молоденькая, ей только позавчера исполнилось девятнадцать лет. До наручников она прожила всего шесть тысяч девятьсот тридцать пять дней и еще два дня.
Но дождь всё сильнее, и за его шумом Бог не понимает, что от него хочет какая-то Лисочка. У него есть отличное обезболивающее для таких случаев – сзади по асфальту вытягиваются две полосы света, визжат шины, но водителю не хватает тормозного пути!
Тормозной путь, господа – и боль прошла!
- Мы снова в студии! Но наше эфирное время ограничено, поэтому я сразу же перехожу к вопросам. Гаяр! Почему той ночью, вернувшись сюда, в кафе, вы закопали наручники за гаражом? Вы что их – стесняетесь?
- ...ублюдок… - просипел Гаяр.
- Неверный ответ, - вздохнул Серый Пиджак и выстрелил.
Гаяр мешком повалился на пол с пробитым горлом. Ему еще предстояло умереть, но не сразу.
- Еще один выбывший, - констатировал Серый Пиджак. – Господа, - благосклонно кивнул он Юрцу и Есаулу, - будем искать победителя среди вас двоих. Юрий, вы – первый. Так как же звали Лисочку?
- Люда… - простонал Юрец. – Людмила, Лисочка – это прозвище, школьное.
- Юрий, да вы знаете всё на свете! Есаул, готовы?
Есаул опустил глаза. Он боялся, что за окном вновь сверкнет молния, и он опять увидит ледяную маску за сдёрнутым лицом.
- Есаул! ЧТО приходит из ниоткуда и уходит в никуда? Разрешаю не торопиться, а поразмыслить хорошенько. Что? Приходит? Из ниоткуда? И уходит? В никуда?
Есаул ожесточенно замотал головой.
- Можешь меня пристрелить, - выкрикнул он. – Но… но если Бога нет, то и тебя быть не должно!!!
Серый Пиджак презрительно сощурился.
- Не поздновато ли нам рассуждать о Боге? – спросил он. – Не надо ли было сделать это раньше? В любом случае – ответ не засчитан, и вы, Есаул, ВЫБЫВАЕТЕ ИЗ ИГРЫ.
Есаул успел схватиться рукой за лоб, удивляясь, почему вдруг стало так трудно двигаться. Он зажимал ладонью дыру спереди, а через раздробленную заднюю стенку черепа вываливался его мозг.
- А меня ты принял за Дьявола? – спросил Серый Пиджак, глядя в стекленеющие глаза Есаула. – Нет. Я его даже никогда не видел. Я – всего лишь Возмездие. Вот правильный ответ. Это Я пришел из ниоткуда и уйду в никуда. И никто не узнает, что я приходил.
Я всегда прихожу. И я всегда прихожу ВОВРЕМЯ, даже если все думают, что я безнадежно опоздал.
Гроза прекратилась. Последние капли дождя отстучали по стеклу, и тишину нарушали теперь только всхлипывания Юрца.
- А что ты, собственно, куксишься? – обратился к нему Серый Пиджак. – Радуйся. Ты выиграл.
Юрец поднял глаза. Он видел перед собой человека в сером пиджаке, но у него было чувство, словно на втором этаже он находится один, не считая троих мертвецов. Точнее, двоих – Гаяр умирал, но пока не умер.
- Что, Лисочка вспомнилась? – понимающе спросил Серый Пиджак. – Она хорошая была девочка, правда? И никакая не экстремальщица, с парашютом не прыгала. Ей было страшно ехать с тобой, как ты это назвал – на вечеринку с друзьями. Но она тебе верила, а ты смотрел ей в глаза и повторял, что всё будет классно. И она согласилась. Даже не сказала родителям, куда собралась. Она тебя любила, Юрец. А ты ею просто расплатился. Да-да. Вступительный взнос за право участвовать в этом… ресторанном бизнесе.
- Я не хотел, - тоскливо ответил Юрец. – Я им говорил… она наивная такая, ее развести ничего не стоит… легкая жертва, давайте кого-нибудь другого…
- Ну да. А этот – Черняк, что ли? – тебе сказал – чем наивнее, тем лучше, абстрагируйся и тащи девку сюда.
- Я ничего не делал… Это они, Джамиль и Гаяр с Есаулом. Гаяр… он первым ее бить начал. Я ее только привез…
- Конечно. Ты ничего не делал. Ты только ее привез. Она звала тебя, а ты ей не помог. Но она до конца верила тебе. Поэтому ты – победитель игры. Забыл сказать – ты получаешь приз.
- Приз? – тупо переспросил Юрец.
- Приз, - кивнул Серый Пиджак, убирая пистолет в кобуру. – Ты переживешь своих приятелей. Надеюсь, жить тебе будет легко и приятно.
Он встал из-за стола, и, больше не глядя на Юрца, вышел из комнаты.
Качок Ильдар, доблестно карауливший на первом этаже, начал уже напрягаться. Что-то долго они там, наверху… Не случилось ли чего? Да еще гроза эта, чтоб её – того и гляди, посетители припрутся. Открывать он им, конечно, не будет, но лучше бы сейчас никому рядом с кафе не пастись. Ильдару начало мерещиться, что гром доносится прямо оттуда, со второго этажа.
Он уже собирался туда заглянуть, когда деревянная лестница заскрипела, и сверху спустился тот самый приезжий в сером пиджаке; остановился на последней ступеньке, и на палас упала длинная искаженная тень.
Инстинктивно Ильдар преградил ему дорогу.
- Как жизнь?
Тот пожал плечами.
- Неплохо. Погода вроде налаживается, ага?
Ильдар хотел было ответить, но вдруг потерял голос. От Серого Пиджака его отделяло всего два шага, и в голове неожиданно возник вопрос:
КТО ЭТО?
И где пацаны?
- Да, стихия разошлась по полной, - ровным голосом продолжал Серый Пиджак. – Как считаешь – дом выдержал?
- Так целый же, дом-то… - растерялся Ильдар, отступая от странного незнакомца.
- Вот и неправильный ответ, - сказал тот. – Дом сгорел, остались одни развалины.
- Где?... – Ильдар повернул голову, думая увидеть в окно, что и где развалилось, но увидел только, что стоянка перед кафе опустела – «Рено» цвета морской волны исчез.
Серый Пиджак застрелил Ильдара в упор, и, перешагнув через тело, направился к выходу.
…Пожарные машины озадаченно помаргивали синими маяками, но тушить было уже нечего – огонь погас сам собой. За два часа из-под обломков рухнувшего коттеджа вытащили четыре обугленных мертвых тела и одного искалеченного, но живого молодого парня. Врач «скорой помощи» сказал, что спасти-то его спасут, но лучше бы он погиб вместе с остальными, и пожарники поняли, что имеется в виду. Но бригады «скорой» не имеют права подвергать своих пациентов эвтаназии, и парня повезли в город, в больницу.
Вместе с прибывшими спасателями пожарники пытались отыскать других людей – ведь неизвестно, сколько всего народу находилось в кафе, когда оно вдруг обрушилось в самый разгар грозы (шофер-дальнобойщик, проезжавший в тот момент мимо, уверял, что в крышу коттеджа ударила молния).
Никто не увидел, как среди дымящихся развалин возник колеблющийся в свете прожекторов силуэт – он двигался так легко и свободно, словно ему ничего не мешало. Лишь когда силуэт достиг границы оцепленного периметра, командир пожарников заметил мелькнувшее среди оранжевых комбинезонов серое пятно. Стянув с руки перчатку, он протер слезящиеся от дыма глаза, но видение исчезло, поглощенное ночной темнотой.
Командир подумал, что так души погибших покидают место своей смерти, но быстро отогнал эту мысль.
"Те, Кто Отвечает На Вопросы"
Кафе притаилось за изгибом шоссе, поодаль от дороги. Без названия – только неброская вывеска над входом: «Кафе – бильярд». Да и сам домик в глаза не бросался, пройдешь поворот на скорости – не заметишь. Посетители заходили сюда нечасто, еще реже они задерживались: в меню не значилось практически ничего, кроме булочек, чипсов, в лучшем случае – пельменей. Правда, небольшой бар предлагал довольно широкий ассортимент спиртных напитков, но водителям, спешащим пообедать и вернуться за руль, было не до бара.
Однако дефицит клиентуры не расстраивал владельцев кафе и был даже им на руку – деньги здесь делали совсем по-другому.
Если кому-то срочно требовались крупные неприятности, «Кафе – бильярд» было самым подходящим местом, чтобы начать поиски.
Улыбчивый смуглый бармен Джамиль, которому, казалось, заняться просто нечем, в действительности пристально наблюдал за гостями. Если гость приезжал на дорогой иномарке и выглядел хорошо обеспеченным, Джамиль ненадолго отлучался с рабочего места в бильярдную, где вместе с парой-тройкой равнодушных с виду игроков решал: да или нет. Если «да», Джамиль возвращался и, выждав пять-десять минут, подавал гостю кофе или сок «за счет заведения».
К моменту, когда гостя под более или менее безобидным предлогом приглашали в бильярдную или в «кабинет управляющего», тот уже находился под действием наркотика правды с сильным побочным эффектом, и оставалось лишь подробно его расспросить: где и с кем живет, какие ценности и сколько денег хранит дома, точный адрес.
После того, как жертва выдавала полную информацию о себе, ей позволяли уехать, а следом отправлялась машина с кем-нибудь из игроков в бильярд, куда для компании подсаживался бритоголовый качок Ильдар. Машина пристраивалась у жертвы в хвосте; через некоторое время действие принятого жертвой наркотика входило в завершающую фазу, и водитель останавливался на обочине – если успевал сориентироваться до наступления обморока. Бывало, что поездки заканчивались авариями; в таких случаях «машина сопровождения» проезжала мимо, и ее пассажиры знали – у них в запасе достаточно времени.
Подобные «операции» проводились редко, но тщательный подбор «объектов», целиком лежащий на Джамиле, в полной мере компенсировал периоды простоя. Сами «объекты» - те, кому посчастливилось не разбиться через пару километров – впоследствии не могли вспомнить, что заезжали в кафе: наркотик вызывал потерю памяти.
Так что деятельность хозяев «Кафе – бильярд» до сих пор не привлекала ровно ничьего внимания. А уж ДТП на этом отрезке шоссе частенько случались и без их участия.
В последний день августа погода словно обиделась на людей. Мощные порывы ветра вздымали над шоссе клубы пыли, резко ухудшая видимость; свинцовые тучи порой сбрасывали на землю первые капли дождя, но дождь пока не начинался. К ночи синоптики обещали ливень и усиление ветра до урагана.
Михаил Черняк потянулся за пультом и убавил громкость телевизора.
- Как насчет того, чтобы сегодня закрыться? – спросил он приятелей. – А, Юрец, че думаешь? Сходим в баню, девок возьмём…
Юрец – Юра Малахов – был самым молодым в банде. Он и появился в ней совсем недавно – по рекомендации знакомого криминального авторитета, которому «Кафе – бильярд» отстегивало часть выручки в виде налога. До этого Малахов работал охранником в городском казино, где упомянутый авторитет каждый вечер развлекался с подругами. В последнюю смену Юрец зверски изувечил случайного прохожего, почему-то приняв его за киллера, после чего охраннику моментально отказали от места.
Послужной список Юрца внушал уважение: черный пояс по каратэ, воздушно-десантные войска, школа экстремального вождения и другие полезные навыки. Его склонность к немотивированной жестокости в «Кафе – бильярд» никого не беспокоила, и только Черняк искренне огорчался, что новичок никак не научится нормально играть в «американку» – шары по всему залу разлетаются.
- А я бы вот еще подождал, - возразил Малахов, закуривая сигарету. – Глядишь, лошок какой подтянется, а мы – в бане с девками…
- Ты смотри-ка, Есаул, молодому так и неймется лохов разводить, - хмыкнул Гаяр – тридцатилетний мужик с повадками блатного. Свою карьеру он начал в нижнетагильской ОПГ, где его за глаза прозвали «Гарем садиста»; из Нижнего Тагила перебрался в Москву, где и познакомился с Мишей Черняком.
Черняк всех уверял, что происходит из потомственных ставропольских казаков, за что и носил почетную кличку «Есаул».
- Ну и правильно, неймется – о деле помнит, значит, - добродушно сказал Черняк.
Он умел прикинуться добродушным, но вечно встопорщенные усы и глаза навыкате выдавали его бешеный характер. Именно Черняк обычно являлся инициатором «небольших розыгрышей» клиентов, после которых в местное отделение милиции поступали заявления о нанесении телесных повреждений и даже об изнасилованиях, совершенных в «Кафе – бильярд». Но у бандитов была надежная «крыша», и хода такие заявления не получали.
…На стоянку возле кафе въехал запыленный «Рено» цвета морской волны. Невысокий мужчина в сером пиджаке поколебался несколько секунд, разглядывая вывеску «Кафе – бильярд», затем нажал на кнопку центрального замка, спрятал ключ в карман и зашагал к двери. Качок Ильдар, привычно несший вахту в «дежурной» машине, окинул посетителя оценивающим взглядом. Судя по виду, от этого больших наваров ждать не приходится – уж больно невзрачный. Да еще и в пиджак вырядился – понятно, что ветер, но он же не пешком топает, в тачке катается. Чмо столичное.
Ильдар напряг зрение, пытаясь разглядеть номерные знаки «Рено», но на них лежал толстый слой грязи, словно авто выехало из какой-то трясины. Когда мужчина скрылся в кафе, из-под радиатора на асфальт закапало что-то темное, дымящееся.
- …а я говорю – ставропольские чехов скоро вообще повышибают, - в бильярдной завязалась дискуссия о боевых качествах казаков и чеченских бандитов. Сторону казачества отстаивал, естественно, Черняк-Есаул. – Это им еще власти развернуться не дают, а то бы уже всех чурок обратно в горы отправили – овец пасти.
- Ну да, - глубокомысленно кивнул Гаяр. – Ты об этом Мамеду расскажи – пусть посмеется.
Мамед был тем самым авторитетом, который брал дань с «Кафе – бильярд», чеченцем по национальности.
- А и расскажу, - завелся Черняк. – Задолбал, «крыша» черножопая, как будто мы без него не проживем.
- Тогда и в районной прокуратуре сам разбирайся по поводу своих подвигов. Кстати, за отстрел бездомных собак тебе статью отдельно пришьют…
- Иди ты в… знаешь куда! Правильный нашелся! «Гарем садиста», на хрен.
- Да и бойцов у Мамеда поболе нашего будет, - не обиделся Гаяр. – Мне что-то не хочется, чтобы нам тут на ночь глядя мочилово устроили.
- Ничего, мы против них Юрца выставим – еще посмотрим, кто кого.
Юрец угрюмо молчал, глядя в окно. При всей своей отмороженности катить на Мамеда он бы не решился.
В бильярдную зашел улыбающийся, как обычно, Джамиль.
- Мужики, кажись, у нас тут кандидат, - сообщил он.
- Да? – Есаул поднялся с места и выглянул в зал. – Который из них? – по случаю непогоды число посетителей кафе в разы превысило норму.
- Ну, тот, за дальним столом…
- Тьфу, блин, - отмахнулся Есаул, приглядевшись. – Это… который в пиджаке? И кто он, по-твоему? Тайный олигарх?
- Да нет, видок у него, правда, несолидный, но, мужики – он сейчас за кофе расплачивался, так у него лопатник баблом набит, только что не лопается. Слушайте, давайте хоть бабки с него снимем?
- Базара нет.
Когда посетитель отказался от чашечки кофе «за счет фирмы», Джамиль сначала подумал, что ослышался. Он повторил предложение, но Серый Пиджак лишь покачал головой. Тогда Джамиль прихватил для виду пару бутылок пива из холодильника и отправился с ними в бильярдную. Серый Пиджак проводил его безразличным взглядом и, достав из кармана пачку сигарет, положил ее перед собой на стол.
- Не хочет – значит, не судьба, - резюмировал Гаяр. – Ты же его силком своей отравой поить не будешь, правильно?
- Народ расходится, - сообщил Юрец. – А этот сидит, как приклеенный. Закроем лавочку и прессанём его, сам всё отдаст. И пусть жалуется – мы его тут вообще не видели.
- Пацан дело толчёт, - согласился Есаул. – Только надо по-тихому. Ты, Джамиль, давай его на второй этаж, там и разберёмся, что к чему. Но сначала пузырь заряди.
- Алло, с вами хотят поговорить, - обратился Джамиль к Серому Пиджаку.
Тот поднял глаза на бармена.
- Кто?
- Дед Пихто, блин! Пошли, провожу!
- А… о чем разговор?
- Ты, блин, не спрашивай. Серьезные люди говорить будут.
- А если я ухожу? – Серый Пиджак покосился на дверь, но ее уже запирал изнутри, выпустив уходящих, бритый культурист. Задвинув щеколду, он прислонился к двери и скрестил руки на груди, сверля оставшегося клиента тяжелым взглядом.
Пути к отступлению были отрезаны.
- А уходить пока не надо, - сказал бармен. – Уйдешь, когда можно будет.
Серый Пиджак медленно поднялся.
- Ладно, - кивнул он.
Пройдя следом за барменом через бильярдную, Пиджак поднялся по деревянной лестнице на второй этаж и попал в небольшую комнату с задернутыми на окне занавесками. Там его уже ждал Есаул. В бильярдной Гаяр и Юрец затушили сигареты и тоже двинулись наверх.
Ильдар оторвался от двери и прибавил громкости музыкальному центру.
- Да ты садись, гостем будешь, - акулья ухмылка Есаула выражала всё, что угодно, только не гостеприимство. – Коньячку дёрнешь за знакомство? А то базар долгий предстоит.
Серый Пиджак оглянулся: в комнате появились еще двое. Бармен незаметно удалился, чтобы не мешать «настоящим специалистам».
Гаяр с Юрцом оттеснили Пиджака к столу, и тому пришлось сесть спиной к стене, одинаково далеко и от выхода из комнаты, и от занавешенного окна. Пиджак вёл себя совершенно нейтрально, не выказывая ни малейших признаков беспокойства, и Гаяр вдруг подумал: «А если иностранец? Он же ни хрена не въезжает, что сейчас будет».
Однажды они здорово накололись с приезжим, оказавшимся советником американского посла. Мамед тогда сказал, чтобы это было в последний раз.
Булькая коньяком, Есаул наполовину наполнил стакан и небрежно придвинул его Пиджаку.
- Угощайся.
- Я за рулём, - напомнил тот.
- Не боись, гаишники тоже не звери. Сотку баксов сунешь – и дальше поехал. Бабки-то есть с собой?
Пиджак пожал плечами и взял стакан. Он выпил коньяк в несколько глотков, при этом лицо его не изменилось, словно в стакане была минералка без газа. Зато в лице изменился Юрец, который, будучи мастером спорта, пить умел не многим лучше, чем играть в бильярд.
- Ого! Ты, я смотрю, профи, - буркнул Есаул. – Ну чё, давай теперь, о себе рассказывай.
- Что рассказывать?
- Кто, откуда, чё здесь делаешь. А то приехал какой-то чужой мужик, зачем – неизвестно. Вдруг залётный какой? Или баб нам всех перепортишь. В общем, мы слушаем…
- …Джамиль, ты конину зарядил или чего?! – зашипел Гаяр на бармена, подбегая к стойке.
- Обижаешь, как в аптеке! А он что, еще не срубился???
- Ни фига! Ты с дозой ничего не напутал?
- Нормальная доза… - растерялся Джамиль. – Даже побольше, чем надо…
- Ну так подходи, полюбуйся! Сидит трезвый, и хрен из него чё вытянешь.
- Так он хоть что-нибудь о себе сказал? – бармен захлопал глазами.
- Угу. Сказал. Я, говорит, игровой ведущий. Типа, игры ведёт.
- Чисто «Поле чудес»? Ну, телеведущий, в смысле?
- А хер его разберёт. Ильдар пусть на шухере, а ты к нам давай.
Снаружи глухо завыл ветер, и в открытую форточку ворвался отзвук далекого громового раската.
- Вот у нас тут в прошлом году один «гастролер» был, по квартирам работал, - предавался зловещим воспоминаниям Гаяр. – А поначалу думали – нормальный мужик, интеллигентный такой с виду. Ну, мы ему руки-ноги пообломали… Ильдара нашего видел, охранника? Он, между прочим, чемпион по самбо.
- Я догадался, - кивнул Серый Пиджак, покатывая в ладонях стакан. Он по-прежнему нисколько не нервничал, что было весьма странно (это уже не говоря о том, что полчаса назад он влил в себя ударную дозу наркотика правды).
- Чё ты догадался, чё ты догадался?! – психанул Юрец. – Ты чё – самый догадливый? А ты не мусорской, случайно?
Гаяр толкнул горячего коллегу локтем.
- Слышь, мужик, - сказал он, дождавшись, когда Малахов расслабит напряженную мускулатуру. – Ты либо нарочно тупишь, либо ты просто придурок. Ну ты вот объясни, чтобы мы поняли: что значит «игры веду»? По телевизору, что ли? Вместе с Якубовичем или как?
- Или как. Без Якубовича, - ответил Серый Пиджак, глядя куда-то между Юрцом и Гаяром. С лестницы послышались шаги; дверь открылась, и вошел бармен.
- Ну что тут, говорят, коньяк у нас хреновый? – с порога включился он в «психологическую обработку». – Кто жалуется-то – этот, что ли?
- Я про коньяк ничего не говорил, - возразил Серый Пиджак. – На халяву и уксус сладкий.
«Не иностранец», подумал Гаяр.
- А то смотри, еще в санинспекцию телегу накатаешь, - Джамиль по-прежнему улыбался, но улыбка была жутковатая.
- Есть предложение, - неожиданно сказал Пиджак. – Я могу провести одну игру прямо сейчас.
Юрец вскочил со стула.
- Слушай сюда, ведущий… - начал было он.
За окном оглушительно громыхнуло. Казалось, молния ударила прямо в подоконник. Есаул, Гаяр, Юрец и Джамиль вздрогнули и непроизвольно обернулись к окну, успев заметить, как за шторами блеснула длинная фиолетовая вспышка.
Когда они вновь взглянули на «гостя», тот всё также расслабленно сидел за столом, прислонившись к стене.
Только теперь в руке у него появился пистолет, а под распахнувшимся пиджаком виднелась расстегнутая кобура.
- Э-э-эт… эт-то чё у тебя щаз такое? – выговорил Есаул, не отводя взгляда от оружия.
Левой рукой Серый Пиджак перехватил запястье правой и нарисовал стволом полукруг в воздухе.
- Приглашение на игру, - объяснил он. – А коньяк у вас – настоящая отрава, - с усмешкой добавил он и взглянул на бармена. – Присаживайтесь.
- Русская рулетка, что ли? – процедил Гаяр. – Так в нее вроде с револьвером играют…
- Русская рулетка – развлечение для дегенератов. У нас же всё будет гораздо интереснее. Возможно, вам быстро расхочется играть, но одно могу обещать четко: скучно не будет никому. Сидеть! – предупредил он Юрца, который неосторожно подался вперед.
Юрец замер.
- Итак, рассказываю правила. Сейчас я буду задавать вам вопросы. Всем, по кругу. Если чей-то ответ мне не понравится, игрок выбывает из игры, потому что будет застрелен. Ну, а победителем окажется тот, кто к концу нашей викторины останется в живых.
В комнате стало тихо – лишь дождь стучал по стене дома.
- Слушай, мужик, - мрачно сказал Есаул. – Не знаю, кто ты и что за бодягу затеял, но имей в виду – здесь тебе не шелупонь какая собралась. Пацаны реальные, в авторитете.
Серый Пиджак неодобрительно поджал тонкие губы.
- Господа, вы же все взрослые люди. Я думаю, на самом деле вы отлично понимаете, что время реальных пацанов только что закончилось. Теперь вы – всего лишь Те, Кто Отвечает На Вопросы.
Игра началась, и с этим ничего нельзя было поделать.
- На первый вопрос… - Серый Пиджак обвел «игроков» взглядом, - …на первый вопрос нам ответит господин бармен. Поприветствуем его АПЛОДИСМЕНТАМИ!!!
Никто не шелохнулся.
- Господа, - искусственно-задорные нотки в голосе Пиджака сменились на укоризненные. – Прошу вас соблюдать протокол. Вы же не хотите, чтобы наша игра закончилась, не начавшись?
Гаяр несколько раз вяло хлопнул в ладоши, его неохотно поддержал Есаул. Юрец сохранял полную неподвижность, только кривился от злости.
- Ну вот, уже лучше. Мой вопрос вам, господин бармен, слушайте внимательно. Как вы считаете: розовые прочерки на белом фоне – это удачное цветовое решение?
Джамиль поперхнулся.
- Не знаю… Я же, блядь, не дизайнер!
- Ответ неудовлетворительный. Будьте серьезнее.
- Ну… я бы сказал… неудачное… решение. Какая-то пижама получается, - шуточка застряла у Джамиля в горле: вдруг он осознал, что этот сумасшедший легко может прострелить ему голову.
За окном громыхнуло.
- Что же, со второго раза, но, тем не менее, засчитаем, - согласился Серый Пиджак. – Следующий участник… Юрий, если не ошибаюсь? Мой вопрос: как вы считаете, кто такие экстремальщики?
Юрец насупился.
- Отвечай, идиот, - пихнул его Гаяр.
- Не знаю, - проворчал Юрец.
- Да что же это такое, - удивился Пиджак. – Господа, вы пришли на игру и не готовы отвечать на самые простые вопросы? Юрий, так я жду! – Пистолет в его руке колыхнулся стволом к Малахову, тот нервно дёрнулся.
- Ну… экстремальщики – это такие, кому адреналина не хватает. Они, типа, с парашютом прыгают… на байках гоняют… ну, всякое такое… Достаточно? – он сглотнул, не глядя на «ведущего».
- Не особо содержательно, но суть отражена. Засчитываю на первый раз, но всё же соберитесь с мыслями, Юрий. Вы? – вектор ствола сместился, и Гаяр ощутил, как по телу пробежал мертвящий холодок.
- Гаяр…
- Хлопаем, господа, хлопаем… Спасибо. Гаяр, скажите нам: всегда ли расчетный тормозной путь соответствует реальному?
«Игроки» обменялись тревожными взглядами.
- Извиняюсь, я не понял… А, понял. Вы про машины… Нет, конечно, нет. Не всегда, - Гаяр невольно зажмурился и с усилием открыл глаза. – Это просто нереально. Зависит от погодных условий, от сцепления с дорогой, от…
- Благодарю вас, ответ принят. А теперь – Есаул, кажется?
Есаул угрюмо наклонил голову. Он наотрез отказывался верить в происходящее.
- Как вы полагаете: наивность – это абстрактное понятие? – Есаул раскрыл было рот, но Серый Пиджак еще не закончил. – Старайтесь не повышать голос и имейте в виду – если ваш приятель с первого этажа подумает, что он здесь нужен, ему придется к нам присоединиться. А, учитывая его явно невысокий умственный потенциал, играть он будет не слишком долго. Ну так как же, Есаул: наивность – это абстракция?
- Думаю… нет. Наивность… это отсутствие опыта и… склонность доверять, так, наверное.
- Блестяще! Вы меня поражаете, господин Есаул, я был о вас худшего мнения. Господа, ПОЗДРАВЛЯЮ: вы все удачно прошли первый этап игры!
Откликов на поздравление не последовало.
- Господа, вы абсолютно правы – радоваться пока рано. Никто из вас не выбыл – но ведь никто и не стал победителем. Поэтому – продолжаем! Господин бармен! Ученые утверждают, что истинные возможности человеческого организма могут раскрываться в чрезвычайных ситуациях – например, при возникновении смертельной опасности. По-вашему, это так?
- По-моему, так, - хмуро ответил Джамиль. Улыбка давно уже сошла с его смуглого лица. Сейчас он думал о том, что после окончания факультета иностранных языков в институте Патриса Лумумбы ему лучше было бы уехать на родину, в Турцию.
- Хо-хо! – бодро воскликнул Серый Пиджак. – Я вижу, вы настоящий знаток, но, может быть, вы не настоящий бармен? Юрий! Возможно ли, глядя в глаза человеку, с большой долей уверенности определить, обманывает он вас или говорит правду?
- Ну да… - промычал Юрец. За всю свою жизнь, даже в армии, ему не случалось находиться под дулом пистолета. – Некоторые умеют… Эфэсбэшников психологи этому учат…
- Соответствует истине. Гаяр! Вопрос у меня совсем простой, надо только проявить максимум честности: вам нравится участвовать в нашей игре?
Гаяр как мог быстро пересчитал в голове варианты ответов и возможную на них реакцию.
- Нет, - наконец, признался он.
- Откровенный ответ – правильный ответ! – провозгласил Пиджак. – Ваша очередь, Есаул. Что лучше: неустойчивое вертикальное положение или устойчивое горизонтальное?
Есаул уже понимал – деться ему некуда. Как и всем остальным. Они могли только сидеть и отвечать на бессмысленные вопросы. Лихорадочно обдумывая, кем может быть этот урод, Есаул так ничего и не придумал. Явно не мент, не бандит, не… вообще никто.
- Устойчивое… горизонтальное – лучше, - быстро ответил Есаул. Если судьба сейчас схлопотать пулю в башку – значит, судьба по-любому.
- Засчитано, - благосклонно кивнул Серый Пиджак. – Второй игровой этап завершен, господа! Но – не расслабляйтесь.
Никто и не пытался расслабиться. Напротив: напряжение в комнате возросло так, что даже в воздухе гудело, словно под потолком тянулись провода ЛЭП.
- Через несколько минут мы перейдем к этапу номер три, - сообщил Серый Пиджак. – Но перед этим подведем некоторые итоги. По вашим ответам мы можем нарисовать небольшую картинку окружающего мира, не так ли? Нам уже известно, что розовое на белом – это некрасиво, а водителю автомобиля может хватить тормозного пути, но может и не хватить. Впрочем, если водитель – не экстремальщик и не оголтелый байкер, он не будет гнать слишком уж быстро, особенно в ночное время, все согласны? Вы также утверждаете, что при наличии некоторых навыков можно понять, обманывает вас собеседник или нет, но люди без соответствующего опыта и в принципе НАИВНЫЕ на такую телепатию неспособны. При этом угроза для жизни могут спровоцировать организм на проявление необычных физических способностей. Теперь уделим немного времени, чтобы разобраться: а как насчет способностей умственных? Господин бармен, сколько будет девятнадцать умножить на триста шестьдесят пять плюс два?
Задача застала Джамиля врасплох. Рука его невольно потянулась к нагрудному карману.
- Нашими правилами запрещено использовать калькуляторы, - холодно улыбаясь, сказал Серый Пиджак.
- Тогда подождите… минутку… я сейчас, - Джамиль давно не тренировался умножать в уме трехзначные числа на двухзначные; впрочем, он сейчас пребывал в такой панике, что даже увидев написанный на бумаге результат, не смог бы прибавить к нему цифру два. – Я… сейчас, сейчас… - на его смуглом лице обильно проступил холодный пот. Это будет… тысяча, нет, две тысячи… девятьсот… и плюс два…
- Вы второй раз затрудняетесь с ответом и потому ВЫБЫВАЕТЕ ИЗ ИГРЫ! – металлически сообщил Серый Пиджак.
Выстрел слился с новым раскатом грома.
Пуля девятого калибра прошла череп Джамиля насквозь и застряла в стене, украсившейся брызгами крови. Турок откинулся назад и распростерся на полу. «Игроки» мгновенно окаменели.
Пиджак флегматично дунул в дымящийся ствол. Помещение наполнилось пороховой гарью.
- Прошу заметить, господа, - произнес он, указывая на белую шелкографию стены. – Красные прочерки на белом – это по-настоящему некрасиво.
- Твою мать… - вырвалось у Есаула. – Ты… ты хоть знаешь, кого ты сейчас завалил?
- По правилам, играющие только ОТВЕЧАЮТ на вопросы, но никак не задают их ведущему. Но, тем не менее, правильный ответ, который не смог дать выбывший игрок – шесть тысяч девятьсот тридцать семь. Юрий! Шесть тысяч девятьсот тридцать семь – это много или мало?
Юрец отвернулся от стола, борясь со спазмом в желудке, и его тут же вырвало на труп.
- Юрий!
- А… д-д-да… - Юрец вытер рот ладонью. – Это… это – смотря что… Я же не знаю, что это… Если в долларах, то… Ну, наверное, не очень много…
- А если не в долларах? – съехидничал «ведущий».
- Н-ну… тоже… не очень…
- ПРАВИЛЬНО! Юрий, участие в викторинах – ваше истинное призвание, и я вами горжусь! Гаяр! Я вижу, вы волнуетесь? Постарайтесь успокоиться. Вы – мусульманин?
- Я… а, да.
- Бытует мнение, что есть только один Бог, просто мусульмане и христиане называют его по-разному. Вы можете сейчас прочитать молитву, чтобы Бог уберёг вас от неверного ответа? Можете?
- Могу.
У вас есть тридцать секунд.
Серый Пиджак вытянул вперед левую руку, высвобождая из-под рукава циферблат часов.
- Время пошло, господин Гаяр. – Гаяр уже беззвучно шептал что-то, сцепив пальцы. Его фиолетовые от страха губы едва шевелились. Он молился и слышал, как бежит секундная стрелка на часах.
- Ваши полминуты истекли, - сказал Серый Пиджак. Его голос вскрыл гробовую тишину, словно нож патологоанатома – чью-то брюшную полость. – Итак, Гаяр, вы прочли молитву, которая должна защитить вас от ошибки?
Гаяр молча кивнул. Он ждал каверзного вопроса, но его не последовало. Вместо этого Серый Пиджак вдруг стремительно приподнялся, его кисть опустилась под немыслимым углом, и пуля ушла вниз почти вертикально.
Гаяр завыл, опрокидываясь на пол. Вой тут же оборвался – бандит нелепо задергался, судорожно ловя ртом воздух. Серая ткань джинсов ниже пряжки ремня быстро пропитывалась кровью.
Юрец зарыдал, вцепившись зубами себе в руку.
- Что ты творишь, мразь??? – прохрипел Есаул. – ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ???
- Маленькая штрафная санкция, - задумчиво объяснил Серый Пиджак. – Я спросил участника Гаяра: МОЖЕТ ли он прочесть такую молитву, чтобы не ошибиться? Он ответил, что может, но это уже само по себе было ошибкой. Впрочем, ошибка вполне простительная, игрок не снимается с викторины и… посадите-ка его обратно.
- Посадить его обратно?! Посадить? Обратно?!!! Ты ему яйца отстрелил, и как, по-твоему, он теперь будет сидеть???
- Вы забыли о скрытых возможностях организма. Если не хотите новых штрафов, игрок должен занять своё место.
Полностью оглушенный, Гаяр не слышал этих слов. Только сквозь клубящийся багровый туман он разглядел склонившихся над ним Юрца и Есаула.
- Гаяр, ты держись, брателла, - сказал Есаул. – Сейчас тебе будет еще больнее.
- Пожалуйста, быстрее, - поторопил их Серый Пиджак.
Через минуту Гаяр вновь сидел за столом. Лицо у него сделалось восковое, а глаза подернулись мутью болевого шока.
- Продолжаем нашу викторину, - невозмутимо сказал Пиджак. У него был такой вид, словно абсолютно ничего не случилось. – Господин Есаул… ха, смешно звучит, словно мы в казачьих войсках… мой следующий вопрос покажется вам сложным, однако постарайтесь ответить быстро, но вдумчиво. Господин Гаяр на собственном примере доказал, что либо никакого Бога нет, либо он как-то избирательно глух. Ведь он ничем не помог господину Гаяру, хотя тот очень и очень нуждался в помощи… - Гаяр покачнулся, едва не упав лицом на стол, но Есаул поддержал его. – И вот что я хочу спросить: если Бог не слышит, КТО еще может ответить на молитву?
- Ты… это ОН? – прошептал Есаул.
За шторами полыхнуло фиолетовое зарево. На миг лицо «ведущего» словно сдёрнулось, обнажив скрытую за ним застывшую ледяную маску. Потом зарево погасло, и Есаул быстро закрестился:
- Господи, помилуй… - бормотал он. – Господи, помилуй меня… именем сына твоего…
- А вдруг никакого Бога нет? – вкрадчиво предположил Серый Пиджак.
Есаул перестал бормотать и креститься. Юрец с остервенением грыз свою руку, давясь слезами – он не видел, как изменилось лицо «ведущего» при вспышке молнии. И только Гаяр до сих пор не издал ни звука, но он был практически в отключке.
- Господа, очень скоро мы вернемся в студию! – объявил Серый Пиджак. – На данный момент в команде игроков осталось всего трое участников, но, не сомневайтесь – к финишу придет только один из них! А сейчас – рекламная пауза. Я покажу вам только короткий, но восхитительный ролик. Шедевр видеорекламы.
Он помолчал несколько секунд, а когда снова заговорил, с первым словом над столом возникло трехмерное изображение.
- Поздняя ночь, очень темно, и звезд на небе не видно. По шоссе едет машина, в машине – двое мужчин и одна девушка. Девушка очень неудобно лежит на заднем сидении, впрочем, она в глубоком обмороке и ничего не чувствует.
Но до того, как эта ночь наступила, девушка успела почувствовать много всего. Несколько часов подряд она стояла на коленях, прикованная наручниками к спинке кровати. Оцените эти великолепные наручники, господа – вы видите их? Прекрасная сталь, узкие браслеты, плотно охватывающие самые тонкие запястья. Жертва дергается, но – наручники, господа! – НАДЕЖНО ее держат. Она лишь сдирает себе кожу, оставляя кровящие ссадины. У жертвы нежная белая кожа – крупным планом, прошу вас!
Не правда ли, эти наручники стоят того, чтобы приобрести их?
Но, хотя девушка не может убежать, она слишком громко кричит, и это раздражает тех, кто заковал ее в наручники. Они бьют ее, а она плачет и зовёт кого-то по имени… она, НАИВНАЯ, думает, что её спасут. Вскоре она теряет сознание, и тогда – счастливые обладатели наручников! – по очереди занимаются с ней сексом. Нет, они не насилуют ее – она ведь не сопротивляется, значит, она и не против! Вот на что способны эти чудесные наручники, господа!
Однако вернемся на шоссе. Машина тормозит, двое мужчин вытаскивают девушку из салона и кладут ее на полосе безопасности. Там они ее и оставляют, а сами садятся обратно; машина разворачивается и едет по шоссе в обратном направлении. Начинается дождь, и пора включить дворники!
Мы снова видим девушку, господа. Капли дождя падают на ее лицо, она открывает глаза и тут же вспоминает всё, что случилось с ней после наручников. Она поднимается и идёт в темноту. Она с трудом держится на ногах, ей хочется упасть и лежать неподвижно, но она боится, что ее снова заберут, и надо уйти как можно дальше.
А между тем, господа, ей лучше бы остаться лежать. Девушка идёт в темноту и при этом слишком сильно забирает от обочины ко второму ряду проезжей части. Она помнит, что с ней было, хотя забыла, как ее зовут. Ей кажется, что когда-то давно ее называли «Лисочка». И сейчас она шепчет невнятную молитву:
- Боженька, я прошу тебя, пожалуйста, ты же добрый, сделай, чтобы Лисочке не было так больно… Лисочке очень больно, милый Боженька, сделай, чтобы всё прошло.
Слышите, господа, какой приятный у нее голосок? Лисочка еще совсем молоденькая, ей только позавчера исполнилось девятнадцать лет. До наручников она прожила всего шесть тысяч девятьсот тридцать пять дней и еще два дня.
Но дождь всё сильнее, и за его шумом Бог не понимает, что от него хочет какая-то Лисочка. У него есть отличное обезболивающее для таких случаев – сзади по асфальту вытягиваются две полосы света, визжат шины, но водителю не хватает тормозного пути!
Тормозной путь, господа – и боль прошла!
- Мы снова в студии! Но наше эфирное время ограничено, поэтому я сразу же перехожу к вопросам. Гаяр! Почему той ночью, вернувшись сюда, в кафе, вы закопали наручники за гаражом? Вы что их – стесняетесь?
- ...ублюдок… - просипел Гаяр.
- Неверный ответ, - вздохнул Серый Пиджак и выстрелил.
Гаяр мешком повалился на пол с пробитым горлом. Ему еще предстояло умереть, но не сразу.
- Еще один выбывший, - констатировал Серый Пиджак. – Господа, - благосклонно кивнул он Юрцу и Есаулу, - будем искать победителя среди вас двоих. Юрий, вы – первый. Так как же звали Лисочку?
- Люда… - простонал Юрец. – Людмила, Лисочка – это прозвище, школьное.
- Юрий, да вы знаете всё на свете! Есаул, готовы?
Есаул опустил глаза. Он боялся, что за окном вновь сверкнет молния, и он опять увидит ледяную маску за сдёрнутым лицом.
- Есаул! ЧТО приходит из ниоткуда и уходит в никуда? Разрешаю не торопиться, а поразмыслить хорошенько. Что? Приходит? Из ниоткуда? И уходит? В никуда?
Есаул ожесточенно замотал головой.
- Можешь меня пристрелить, - выкрикнул он. – Но… но если Бога нет, то и тебя быть не должно!!!
Серый Пиджак презрительно сощурился.
- Не поздновато ли нам рассуждать о Боге? – спросил он. – Не надо ли было сделать это раньше? В любом случае – ответ не засчитан, и вы, Есаул, ВЫБЫВАЕТЕ ИЗ ИГРЫ.
Есаул успел схватиться рукой за лоб, удивляясь, почему вдруг стало так трудно двигаться. Он зажимал ладонью дыру спереди, а через раздробленную заднюю стенку черепа вываливался его мозг.
- А меня ты принял за Дьявола? – спросил Серый Пиджак, глядя в стекленеющие глаза Есаула. – Нет. Я его даже никогда не видел. Я – всего лишь Возмездие. Вот правильный ответ. Это Я пришел из ниоткуда и уйду в никуда. И никто не узнает, что я приходил.
Я всегда прихожу. И я всегда прихожу ВОВРЕМЯ, даже если все думают, что я безнадежно опоздал.
Гроза прекратилась. Последние капли дождя отстучали по стеклу, и тишину нарушали теперь только всхлипывания Юрца.
- А что ты, собственно, куксишься? – обратился к нему Серый Пиджак. – Радуйся. Ты выиграл.
Юрец поднял глаза. Он видел перед собой человека в сером пиджаке, но у него было чувство, словно на втором этаже он находится один, не считая троих мертвецов. Точнее, двоих – Гаяр умирал, но пока не умер.
- Что, Лисочка вспомнилась? – понимающе спросил Серый Пиджак. – Она хорошая была девочка, правда? И никакая не экстремальщица, с парашютом не прыгала. Ей было страшно ехать с тобой, как ты это назвал – на вечеринку с друзьями. Но она тебе верила, а ты смотрел ей в глаза и повторял, что всё будет классно. И она согласилась. Даже не сказала родителям, куда собралась. Она тебя любила, Юрец. А ты ею просто расплатился. Да-да. Вступительный взнос за право участвовать в этом… ресторанном бизнесе.
- Я не хотел, - тоскливо ответил Юрец. – Я им говорил… она наивная такая, ее развести ничего не стоит… легкая жертва, давайте кого-нибудь другого…
- Ну да. А этот – Черняк, что ли? – тебе сказал – чем наивнее, тем лучше, абстрагируйся и тащи девку сюда.
- Я ничего не делал… Это они, Джамиль и Гаяр с Есаулом. Гаяр… он первым ее бить начал. Я ее только привез…
- Конечно. Ты ничего не делал. Ты только ее привез. Она звала тебя, а ты ей не помог. Но она до конца верила тебе. Поэтому ты – победитель игры. Забыл сказать – ты получаешь приз.
- Приз? – тупо переспросил Юрец.
- Приз, - кивнул Серый Пиджак, убирая пистолет в кобуру. – Ты переживешь своих приятелей. Надеюсь, жить тебе будет легко и приятно.
Он встал из-за стола, и, больше не глядя на Юрца, вышел из комнаты.
Качок Ильдар, доблестно карауливший на первом этаже, начал уже напрягаться. Что-то долго они там, наверху… Не случилось ли чего? Да еще гроза эта, чтоб её – того и гляди, посетители припрутся. Открывать он им, конечно, не будет, но лучше бы сейчас никому рядом с кафе не пастись. Ильдару начало мерещиться, что гром доносится прямо оттуда, со второго этажа.
Он уже собирался туда заглянуть, когда деревянная лестница заскрипела, и сверху спустился тот самый приезжий в сером пиджаке; остановился на последней ступеньке, и на палас упала длинная искаженная тень.
Инстинктивно Ильдар преградил ему дорогу.
- Как жизнь?
Тот пожал плечами.
- Неплохо. Погода вроде налаживается, ага?
Ильдар хотел было ответить, но вдруг потерял голос. От Серого Пиджака его отделяло всего два шага, и в голове неожиданно возник вопрос:
КТО ЭТО?
И где пацаны?
- Да, стихия разошлась по полной, - ровным голосом продолжал Серый Пиджак. – Как считаешь – дом выдержал?
- Так целый же, дом-то… - растерялся Ильдар, отступая от странного незнакомца.
- Вот и неправильный ответ, - сказал тот. – Дом сгорел, остались одни развалины.
- Где?... – Ильдар повернул голову, думая увидеть в окно, что и где развалилось, но увидел только, что стоянка перед кафе опустела – «Рено» цвета морской волны исчез.
Серый Пиджак застрелил Ильдара в упор, и, перешагнув через тело, направился к выходу.
…Пожарные машины озадаченно помаргивали синими маяками, но тушить было уже нечего – огонь погас сам собой. За два часа из-под обломков рухнувшего коттеджа вытащили четыре обугленных мертвых тела и одного искалеченного, но живого молодого парня. Врач «скорой помощи» сказал, что спасти-то его спасут, но лучше бы он погиб вместе с остальными, и пожарники поняли, что имеется в виду. Но бригады «скорой» не имеют права подвергать своих пациентов эвтаназии, и парня повезли в город, в больницу.
Вместе с прибывшими спасателями пожарники пытались отыскать других людей – ведь неизвестно, сколько всего народу находилось в кафе, когда оно вдруг обрушилось в самый разгар грозы (шофер-дальнобойщик, проезжавший в тот момент мимо, уверял, что в крышу коттеджа ударила молния).
Никто не увидел, как среди дымящихся развалин возник колеблющийся в свете прожекторов силуэт – он двигался так легко и свободно, словно ему ничего не мешало. Лишь когда силуэт достиг границы оцепленного периметра, командир пожарников заметил мелькнувшее среди оранжевых комбинезонов серое пятно. Стянув с руки перчатку, он протер слезящиеся от дыма глаза, но видение исчезло, поглощенное ночной темнотой.
Командир подумал, что так души погибших покидают место своей смерти, но быстро отогнал эту мысль.
