Это так каждую зиму всю крышу на шипованную менять?

Воровато озираясь и придерживая рукой бутылку водки в кармане старенького пальто, Семен шагнул в подъезд обветшалого дома в спальном районе города. Медленно, неторопливыми шаркающими шагами поднялся по пыльной лестнице на третий этаж, потом постоял немного, собираясь с мыслями, и позвонил в дверной звонок одной из квартир.
Некоторое время спустя дверь открылась, на пороге стояла дородная баба. Она хмуро посмотрела на незванного гостя:
— Чего тебе? Чего приперся? Завязал он!
И она сделала вид, что вот-вот захлопнет дверь. Семен приподнял руку, не пытаясь, впрочем, остановить ее. Он покраснел и еще больше ссутулился:
— Повидаться бы, Зин. Он как вышел, я ж ни разу его не видел...
Баба статуей стояла в дверном проеме и вроде не собиралась идти на уступки.
— Ну посмотришь ты на него? А потом-то что? Напомнишь ему о былом, а он опять за старое примется! Мне с ним жить, понимаешь ты, старый придурок? Он как вышел, худо-бедно стал супружеский долг отдавать. А был-то! Э-эх...
— Зин, ну мы ж с ним со школы вместе, Зин. — нерешительно мямлил Семен.
— Ну хорошо, — все так же злобно сказала баба, названная Зиной: — Но смотри, вернется к старому, сам с ним жить будешь!
Она отступила вглубь квартиры пропуская Семена. Он вошел, снял свои дряхлые ботинки, оглянулся в поисках тапок, которых, конечно же, нигде не было видно и зашлепал по темному коридору в знакомую комнату. Игорек, а именно к нему так стремился пробиться Семен сквозь нерушимый заслон его жены, лежал на сереньком диванчике и смотрел телевизор. Комната была наполнена голосами новостных дикторов изредка перебиваемых рекламой. Старые приятели обнялись, присели за небольшой столик, на который Семен тут же поставил принесенную бутылку водки. Он спросил:
— Ну что, рассказывай, как чалился?
Игорек выглянул в коридор, крикнул жене пожарить сосисок, сел за стол, покрутил бутылку в руках и ответил:
— Да нормально, вроде. К своим попал. Жил, работал, кормили бесплатно, — тут он хохотнул: — Ну и по ночам сериалы друг другу пересказывали по памяти, чтоб охрана не слышала.
— А что, там так "своих" много? — недоверчиво уточнил Семен.
— Ээ! Полно! Смотри, — Игорек пустился в воспоминания: — Четыре корпуса, в каждом по тридцать камер, в камере по двадцать человек! Один корпус - целиком наш!
— Погодь. Это шестьсот человек только в одной зоне? — немного поразмыслив удивился Семен.
— А то!
Друзья выпили. Потом пришла жена Игорька с тарелкой жаренных сосисок. Пока она суетилась над столом, они молчали.
— Ну а сейчас ты как?
— Ну как, компьютер старый изъяли, конечно. Купил ноутбук на рынке, но его теперь раз в неделю проверяют.
— Кто проверяет? — изумился Семен.
— Специальный человек приходит и проверяет, чтоб, значит, обхода блокировок не стояло и поисковые запросы чистые были.
— А Зинка?
— А что она? Мы, — Игорек оглянулся на дверь комнаты и перешел на шепот: — Когда че-как ночью делаем, она разрешает на подушку картинку положить, чтоб мне сподручней было. Она ж не злобливая баба, понимает всё.
Семен захохотал и разлил еще по одной, кажется уже пятой, рюмке.
Раздухарившись, он с порозовевшим лицом вдруг воскликнул:
— А давай споем! Нашу!
Игорек пьяно кивнул, пересел на соседний с Семеном стул, они обнялись и протяжно затянули:
— За-анкоку но теньши но те-езис...

— Здравствуйте, - стеснительно произнес Иванов, теребя в руках шапку: — Я бы хотел поточнее узнать, как этот м-м-м... процесс...
— Миграционный переезд. — подсказала девушка, сидящая за офисным столом. На столе у нее стояла кружка, а в воздухе витал великолепный запах свежего кофе. "Заграничный пьет!" - с завистью подумал Иванов. С самого утра он успел развестись с женой и отказаться от своего малолетнего сына в пользу государства, а теперь нервничал и беспокоился, чтобы всё прошло гладко.
— Д-да, переезд. Как происходит миграционный переезд? — продолжал мямлить он.
— Вы брошюру читали? — строго спросила девушка, вынула из ящика яркую книжицу и протянула ему: — Ознакомьтесь!
— Я-я читал, ознакомлен. Я уточнить. — говорить Иванову становилось все труднее.
— Ну что там сложного, — откликнулась девица: — Вы выступаете по федеральному каналу и всё, после этого мы вас забираем.
— А-а вот я это... Выступлю и всё? С-справки там какие? — Сомневался проситель.
— Со справками решим мы. Вывезем вас максимально быстро. Раз! И всё. Уже два миллиона мигрировало, чего вы-то ждете?
— Ну в-вот, меня смущает первый г-год. — Иванов начал краснеть: — Немножко смущает. — выдохнул он.
— Послушайте, если вы просите о миграции в успешную страну по линии полового притеснения, вам придется это доказывать, поймите. Ну проживете вы с каким-нибудь американцем год в браке, мы вам хорошего подберём. Решайтесь! — напирала девушка.
— В-всего год? — уточнил он.
— Да, всего год. Понравитесь друг другу, можете хоть всю жизнь жить. Слушайте, у нас сейчас есть свободные места. Квоты, вы понимаете! Мы можем вас отправить уже завтра, если поторопитесь.
Иванов глубоко вдыхал кофейный аромат и часто-часто кивал в быстрый такт разговора девушки.
Уже вечером он стоял в своем лучшем костюме, со скромным чемоданчиком личных вещей в руке и вещал перед телевизионной камерой на всю страну. Передачу смотрели его друзья, родственники, бывшие коллеги по цеху и еще сто миллионов населения страны.
— Ребята! — собирался с духом Иванов: — Дорогие друзья. Мне нельзя больше оставаться здесь, в нашей замечательной здоровой стране. Я должен вам признаться, что я не такой как все. Неправильный. Я гомосексуалист.
Ярко били в глаза огромные студийные софиты. Рядом с оператором камеры стоял иностранный консультант и кивками подтверждал правильность речи кандидата на миграцию.
— Гомосексуалист! — воодушевленный мечтами о лучшей жизни уже громче продолжал Иванов: — Я пидор, ребята!
Слезы счастья текли по его лицу.