кто-кто в рукавичке живет?

хряпнем фанты

лучшая котогифка этого года

Вот это ответ. Написано в соавторстве с К. М. Эдди.
http://flibusta.net/b/249083/read но тут нет самой рукописи, а тут всё есть, в оригинале.
http://www.unclecthulhu.com/books/DeafDumbandBlind.pdf

Кстати, я не заметил, но это не до конца. Скопипастил из гугл-кеша этого вашего букмейта, на котором пишет "книга недоступна", из кеша доступна, но не вся. Вот вся:

Г.Ф. Лавкрафт
РУКОПИСЬ
Необъяснимые тревожные предчувствия последней четверти часа постепенно переходят во вполне определенный страх. Прежде всего, что-то странное случилось с Доббсом. Впервые за все время, что мы вместе, он не отвечает на мои вызовы. Когда он так и не явился на мои многократные звонки, я решил, что неисправен колокольчик, и в течение нескольких минут что есть силы барабанил по столу кулаком – наверняка даже пассажиры Хароновой ладьи слышали меня тогда, – но тщетно. Сперва я подумал, что он улизнул из дому, чтобы просто подышать свежим воздухом – и правда, сегодня нещадно парит начиная с самого утра, – но только тот, кто не знает Доббса, может предположить, что у него хватит духу оставить меня одного на долгое время, не убедившись прежде, что в ближайшие несколько часов у меня не будет нужды в его услугах. Да и вообще, те необычные ощущения, что я испытал за последние несколько минут, убеждают меня в том, что Доббс отсутствует отнюдь не по своей воле, и это натолкнуло меня на мысль фиксировать все мои впечатления и попутно возникающие ассоциации на бумаге в надежде на то, что этот процесс сам по себе поможет мне обнаружить в тайниках моего мозга зловещие наметки грядущей трагедии. Но, как бы я ни старался, я не могу тем не менее изгнать из своего сознания древние легенды, связанные с этим не менее древним домом – обычные суеверные fol-de-rol для куриных мозгов; впрочем, я ни за что не вспомнил бы о них, будь Доббс в данный момент рядом со мной.
Все эти годы, что я был отключен от внешнего мира, Доббс был моим шестым чувством. Сейчас, впервые за все время моей инвалидности, я вдруг по-настоящему остро ощутил свою полнейшую беспомощность. Ведь именно Доббс заменил мне мои невидящие глаза, неслышащие уши, безгласное горло и искалеченные ноги. Вот на столе стоит стакан воды. Когда он опустеет, наполнить его (без участия Доббса, разумеется) будет для меня Танталовой мукой. За время нашего пребывания в этом доме сюда практически никто не заходил – да и что может быть общего между любящими посудачить деревенскими жителями и инвалидом-паралитиком, который не видит, не слышит и не может вымолвить ни слова? Так что если кто сюда и заглянет, так это произойдет очень нескоро... Один... Компанию мне могут составить разве что собственные беспокойные мысли, на которые за последние несколько минут столь идиотским образом повлияли неведомые мне доселе ощущения. Что-то они совершенно мне не нравятся: под их пагубным воздействием обыкновенные деревенские россказни превратились в моем сознании в какие-то жуткие фантастические картины.
Кажется, уже не один час прошел с того времени, когда я начал эти записи, но на самом деле – и я знаю это совершенно точно – минуло всего несколько минут, поскольку хорошо помню, как только что вставил в машинку свежую страницу. Это механическое действие – я имею в виду замену листов в машинке, – каким бы мимолетным оно ни было, позволяет мне не потерять ощущения своего материального существования. А сейчас я постараюсь стряхнуть с себя чувство надвигающейся опасности и рассказать о том, что предшествовало его возникновению и что уже успело произойти.
Сначала по всему зданию прошла легкая дрожь, чем-то схожая с подрагиванием стен и окон в наскоро построенном блочном доме, когда мимо него проезжает тяжелый грузовик – но я-то находился в прочном и надежно сработанном строении. Возможно, в отношении вещей такого рода я просто чересчур чувствителен, так что есть все основания предположить, что в данном случае я имею дело с игрой собственного воображения. И все же источник беспокойства – в этом у меня не было ни малейшего сомнения – находился непосредственно передо мной, а между тем мое кресло повернуто в сторону юго-восточного крыла, то есть в противоположную от дороги сторону – прямо на болото, что раскинулось за домом. Может быть, это и было обманом чувств, но, с другой стороны, вслед за этим последовали события, в реальности которых я не мог усомниться. Они напоминали мне о том, как от разрыва огромных снарядов дрожала земля у меня под ногами; я вспомнил, как на моих глазах тонули корабли, подхваченные, словно соломинки, могучим тайфуном. Дом сотрясался, как двеургарианская зола в нифлхеймских грохотах. Брусья пола буквально извивались под моими ногами, как будто что-то причиняло им неимоверные страдания. Пишущая машинка так и плясала у меня на столе, и мне вдруг показалось, что ее клавиши трясутся от страха.
Недолгий миг – и все это прекратилось. В доме как и прежде, воцарились тишина и спокойствие. Слишком глубокие тишина и спокойствие! Невероятно, но после того, как дом ходил ходуном, в нем все осталось без изменений. Впрочем, не совсем – я больше чем уверен в том, что с Доббсом стряслось нечто непостижимое. И эта убежденность вкупе с неестественно спокойной атмосферой в доме, только усилила вползающий в мою душу липкий страх. Страх? Именно. Хотя я делаю все возможное, чтобы овладеть собой и убедить себя в том, что мне нечего бояться... Одни критики ругали мою поэзию, другие хвалили ее – и в обоих случаях за то, что они именовали «слишком живым воображением». Сейчас я всем сердцем согласен с ними. Или это вновь обманчивое ощущение, или же...
Так и есть, это дым! В общем пока еще не дым, а просто слабый запах серы, но его тут же уловили мои чувствительные ноздри. Он настолько эфемерен, что я не могу определить, откуда он исходит – то ли из какой-то отдаленной части дома, то ли из смежной комнаты, открытые окна которой выходят на болото. Сейчас я уже твердо уверен в том, что дым проникает не с улицы. Бродячие образы прошлого, туманные картины полузабытых времен мелькают передо мной, как в стереоскопическом кино... Пожар на фабрике... Истерические вопли насмерть перепуганных женщин, мечущихся в огненной ловушке... Пылающая школа... Жалобные крики беспомощных детей, обрывающихся в пламенеющую трясину с насквозь прогоревших лестниц, охваченный огнем театр... Дикие выкрики обезумевших от страха людей, рвущихся на спасительную свободу из огненной стихии, а над всем этим – невообразимо густые клубы черного, омерзительного всепоглощающего дыма, поднимающегося в синее небо...
Атмосфера комнаты наполнена густыми, тяжелыми, удушающими волнами...
Каждую следующую секунду я ожидаю, что языки пламени начнут лизать мои беспомощные ноги... У меня щиплет в глазах... гудит в ушах... Я кашляю и задыхаюсь, тщетно пытаясь очистить свои легкие от дымов Оципетеана... Этот дым ассоциируется у меня с какой-то жуткой катастрофой... Едкий, зловонный миазм, насыщенный тошнотворным запахом горящей плоти.
И опять я оставлен один на один с жуткой тишиной. Освежающий ветерок, пробежавший по моему лицу, на удивление быстро возвращает мне былое самообладание. Ясно, что в доме нет пожара, ибо запах дыма полностью исчез. Несколько минут я только и делал, что принюхивался, но не смог уловить даже намека на то зловоние, что совсем еще недавно осаждало мое обоняние. Я начинаю беспокоиться – уж не схожу ли я с ума? Все-таки годы одиночества не могут пройти бесследно для моего рассудка – однако описанный мною феномен действительно имел место, и я ни за что не соглашусь принять его за обычную галлюцинацию. В здравом ли уме, в умопомрачении ли, – я не могу воспринимать эти вещи иначе, нежели реально существующие. И сейчас, когда я не более чем фиксирую события в их развитии, я могу полагаться только на свою способность к логическому мышлению. Одного такого происшествия уже самого по себе достаточно для того, чтобы расстроить чье-нибудь душевное равновесие. Но поддаться этому означает признать правоту суеверных слухов, которые Доббс собирает среди местных жителей и записывает кодовым письмом, позволяющим мне читать кончиками пальцев. Так вот, все эти россказни – совершенная чепуха, которую инстинктивно отвергает мой материалистический ум!
Скорей бы прекратился этот гул в ушах! Такое чувство, что дуэт сумасшедших музыкантов в совершенном исступлении колотит по своим проклятым барабанам. Я подозреваю, что это просто реакция организма на только что испытанное мною ощущение удушья. Еще несколько дуновений этого освежающего ветра, и...
Что это? Кто-то – или что-то находится рядом со мной! Я точно знаю, что сейчас уже не одинок: я безошибочно чувствую чье-то присутствие – так же безошибочно, как если бы я видел этого неведомого пришельца.
Точно такое же впечатление возникает, когда вы прокладываете себе путь в толпе – и вдруг чувствуете на себе чей-то пристальный взгляд, который выхватывает вас из людского потока и делает вас своим пленником. Вот и сейчас мне кажется, что кто-то выхватил меня из толпы леденящим душу взором, который намертво приковал к себе мое подсознательное восприятие – только на сей раз это чувство тысячекратно усилено. Кто – или что – это может быть?
В конце концов мои страхи могут оказаться совершенно беспочвенными, а вдруг это всего лишь Доббс, решивший возвратиться ко мне? Нет, это не Доббс... Как я и ожидал, гул в ушах прекратился и мое сознание уловило какой-то глухой шепот... Это ошеломляюще!... Неведомый пришелец достиг моего околдованного мозга... Я стал слышать!
Я слышу уже не один шепот – я слышу их во множество! Распутное жужжанье мясных мух... Сатанинский гул сладострастно кружащихся пчел... Хищное шипение отвратительных рептилий... Шепчущий хор голосов, издающий звуки, невоспроизводимые для человеческого горла! Он становится все громче... Вся комната наполнена пением демонов – беспорядочным, диким и жутким до степени гротеска... Дьявольский хор поющих под нечестивые литавры голосов... Хвалебные гимны Мефистофельским извращениям, положенные на музыку жалобных воплей, издаваемых загубленными душами... Чудовищное крещендо языческого пандемониума.
Окружающие меня голоса постепенно приближаются к моему креслу. Пение внезапно смолкло и неясный шепот перешел в отдельные членораздельные звуки. Я напрягаю слух и пытаюсь различить слова. Ближе... еще ближе... Теперь я ясно различаю их! Но лучше бы слух не возвращался ко мне – тогда смысл этих адовых нашептываний остался бы сокрытым от меня.
Нечестивые откровения изводящих душу Сатурналий Омерзительные сцены страшных кутежей Кабирийские оргии. Злобные угрозы невообразимых наказаний.
Стало холодно – не по-летнему холодно! Как будто вдохновленный присутствием гостей из преисподней, которые грозят мне все новыми пытками, легкий ветер, что был еще совсем недавно так ласков со мной, сейчас яростно рычит над моим ухом – его ледяные порывы налетают с болота и пробирают меня до самых костей.
Если Доббс и оставил меня, я не вправе осуждать его за это. Я далеко не трус, но есть вещи, которые… Надеюсь все же, что он покинул этот дом вовремя и тем самым избежал моей незавидной участи!
Мои последние сомнения улетучились. И однако же, я рад, что решился вести эти записи... Пусть даже никто не поймет их или попросту не поверит... Для меня это был единственный способ хоть как-то ослабить сумасшедшее напряжение. Размышляя надо всем этим, я пришел к выводу, что для меня существует три выхода из данной ситуации: удрать из этого Богом проклятого места и провести затем остаток дней своих в жутких душевных муках, силясь позабыть пережитый кошмар – но удрать отсюда я не в состоянии; или вступить в богохульный союз с силами столь злонамеренными, что адовы глубины для них показались бы райскими кущами – но на такой союз я не пойду никогда ; или, наконец, умереть – да уж лучше пусть от меня будут отрывать одну часть моего тела за другой, нежели я позволю своей душе быть запятнанной позорной сделкой с этими посланцами Велиала. Делаю паузу и пытаюсь согреть пальцы своим дыханием. Комната охвачена холодом – леденящим могильным холодом... Отупляющее онемение охватывает все мое существо... Я буду бороться с ним – я принял твердое решение умереть, но не уступить коварным домогательствам Сатаны... Я снова клянусь тебе, Боже, стоять до конца... И я знаю, что конец этот близок.
Ветер стал непереносимо холодным... Он наполняет меня страхом... Я дрожу, чувствуя смердение живых мертвецов О милосердный Боже, отнявший у меня зрение! Ветер так холоден, что обжигает вместо того, чтобы морозить... Это уже похоже на ледяной сирокко.
Невидимые персты сжимают меня – персты-призраки... Им не хватает сил оторвать меня от машинки... Чудовищно холодные пальцы швыряют меня в омерзительный вихрь порока... Пальцы дьявола тянут меня в зловонную яму вечного позора... Пальцы смерти прерывают мое дыхание и едва не заставляют мои незрячие глаза выскочить из орбит от невыносимой боли. Ледяные иглы впиваются в виски. Твердые, костистые рога, похожие на шишки. Студенистое дыхание какого-то давным-давно умершего существа обдает мои горящие в лихорадке губы и охватывает мое горло тисками гибельного холода.
Стало темно и эта темнота не имеет никакого отношения к тому мраку, в коем я пребывал в последние годы. Нет, это непроницаемая тьма страшной ночи нескончаемых грехов. Непроглядная тьма преисподней.
Я вижу. Spes mea Christus! Это конец.
***
Бренному человеческому разуму не дано противиться силам, что существуют вне пределов людского воображения; и не дано нетленной человеческой душе одолеть то, что вырывается из неведомых адовых глубин и обращает в мимолетный миг само бессмертие. Конец? Нет! Это только благословенное начало...

Г.Ф. Лавкрафт

РУКОПИСЬ

Необъяснимые тревожные предчувствия последней четверти часа постепенно переходят во вполне определенный страх. Прежде всего, что-то странное случилось с Доббсом. Впервые за все время, что мы вместе, он не отвечает на мои вызовы. Когда он так и не явился на мои многократные звонки, я решил, что неисправен колокольчик, и в течение нескольких минут что есть силы барабанил по столу кулаком – наверняка даже пассажиры Хароновой ладьи слышали меня тогда, – но тщетно. Сперва я подумал, что он улизнул из дому, чтобы просто подышать свежим воздухом – и правда, сегодня нещадно парит начиная с самого утра, – но только тот, кто не знает Доббса, может предположить, что у него хватит духу оставить меня одного на долгое время, не убедившись прежде, что в ближайшие несколько часов у меня не будет нужды в его услугах. Да и вообще, те необычные ощущения, что я испытал за последние несколько минут, убеждают меня в том, что Доббс отсутствует отнюдь не по своей воле, и это натолкнуло меня на мысль фиксировать все мои впечатления и попутно возникающие ассоциации на бумаге в надежде на то, что этот процесс сам по себе поможет мне обнаружить в тайниках моего мозга зловещие наметки грядущей трагедии. Но, как бы я ни старался, я не могу тем не менее изгнать из своего сознания древние легенды, связанные с этим не менее древним домом – обычные суеверные fol-de-rol для куриных мозгов; впрочем, я ни за что не вспомнил бы о них, будь Доббс в данный момент рядом со мной.

Все эти годы, что я был отключен от внешнего мира, Доббс был моим шестым чувством. Сейчас, впервые за все время моей инвалидности, я вдруг по-настоящему остро ощутил свою полнейшую беспомощность. Ведь именно Доббс заменил мне мои невидящие глаза, неслышащие уши, безгласное горло и искалеченные ноги. Вот на столе стоит стакан воды. Когда он опустеет, наполнить его (без участия Доббса, разумеется) будет для меня Танталовой мукой. За время нашего пребывания в этом доме сюда практически никто не заходил – да и что может быть общего между любящими посудачить деревенскими жителями и инвалидом-паралитиком, который не видит, не слышит и не может вымолвить ни слова? Так что если кто сюда и заглянет, так это произойдет очень нескоро... Один... Компанию мне могут составить разве что собственные беспокойные мысли, на которые за последние несколько минут столь идиотским образом повлияли неведомые мне доселе ощущения. Что-то они совершенно мне не нравятся: под их пагубным воздействием обыкновенные деревенские россказни превратились в моем сознании в какие-то жуткие фантастические картины.

Кажется, уже не один час прошел с того времени, когда я начал эти записи, но на самом деле – и я знаю это совершенно точно – минуло всего несколько минут, поскольку хорошо помню, как только что вставил в машинку свежую страницу. Это механическое действие – я имею в виду замену листов в машинке, – каким бы мимолетным оно ни было, позволяет мне не потерять ощущения своего материального существования. А сейчас я постараюсь стряхнуть с себя чувство надвигающейся опасности и рассказать о том, что предшествовало его возникновению и что уже успело произойти.

Сначала по всему зданию прошла легкая дрожь, чем-то схожая с подрагиванием стен и окон в наскоро построенном блочном доме, когда мимо него проезжает тяжелый грузовик – но я-то находился в прочном и надежно сработанном строении. Возможно, в отношении вещей такого рода я просто чересчур чувствителен, так что есть все основания предположить, что в данном случае я имею дело с игрой собственного воображения. И все же источник беспокойства – в этом у меня не было ни малейшего сомнения – находился непосредственно передо мной, а между тем мое кресло повернуто в сторону юго-восточного крыла, то есть в противоположную от дороги сторону – прямо на болото, что раскинулось за домом. Может быть, это и было обманом чувств, но, с другой стороны, вслед за этим последовали события, в реальности которых я не мог усомниться. Они напоминали мне о том, как от разрыва огромных снарядов дрожала земля у меня под ногами; я вспомнил, как на моих глазах тонули корабли, подхваченные, словно соломинки, могучим тайфуном. Дом сотрясался, как двеургарианская зола в нифлхеймских грохотах. Брусья пола буквально извивались под моими ногами, как будто что-то причиняло им неимоверные страдания. Пишущая машинка так и плясала у меня на столе, и мне вдруг показалось, что ее клавиши трясутся от страха.

Недолгий миг – и все это прекратилось. В доме как и прежде, воцарились тишина и спокойствие. Слишком глубокие тишина и спокойствие! Невероятно, но после того, как дом ходил ходуном, в нем все осталось без изменений. Впрочем, не совсем – я больше чем уверен в том, что с Доббсом стряслось нечто непостижимое. И эта убежденность вкупе с неестественно спокойной атмосферой в доме, только усилила вползающий в мою душу липкий страх. Страх? Именно. Хотя я делаю все возможное, чтобы овладеть собой и убедить себя в том, что мне нечего бояться... Одни критики ругали мою поэзию, другие хвалили ее – и в обоих случаях за то, что они именовали «слишком живым воображением». Сейчас я всем сердцем согласен с ними. Или это вновь обманчивое ощущение, или же...

Так и есть, это дым! В общем пока еще не дым, а просто слабый запах серы, но его тут же уловили мои чувствительные ноздри. Он настолько эфемерен, что я не могу определить, откуда он исходит – то ли из какой-то отдаленной части дома, то ли из смежной комнаты, открытые окна которой выходят на болото. Сейчас я уже твердо уверен в том, что дым проникает не с улицы. Бродячие образы прошлого, туманные картины полузабытых времен мелькают передо мной, как в стереоскопическом кино... Пожар на фабрике... Истерические вопли насмерть перепуганных женщин, мечущихся в огненной ловушке... Пылающая школа... Жалобные крики беспомощных детей, обрывающихся в пламенеющую трясину с насквозь прогоревших лестниц, охваченный огнем театр... Дикие выкрики обезумевших от страха людей, рвущихся на спасительную свободу из огненной стихии, а над всем этим – невообразимо густые клубы черного, омерзительного всепоглощающего дыма, поднимающегося в синее небо...

Атмосфера комнаты наполнена густыми, тяжелыми, удушающими волнами...

Каждую следующую секунду я ожидаю, что языки пламени начнут лизать мои беспомощные ноги... У меня щиплет в глазах... гудит в ушах... Я кашляю и задыхаюсь, тщетно пытаясь очистить свои легкие от дымов Оципетеана... Этот дым ассоциируется у меня с какой-то жуткой катастрофой... Едкий, зловонный миазм, насыщенный тошнотворным запахом горящей плоти.

И опять я оставлен один на один с жуткой тишиной. Освежающий ветерок, пробежавший по моему лицу, на удивление быстро возвращает мне былое самообладание. Ясно, что в доме нет пожара, ибо запах дыма полностью исчез. Несколько минут я только и делал, что принюхивался, но не смог уловить даже намека на то зловоние, что совсем еще недавно осаждало мое обоняние. Я начинаю беспокоиться – уж не схожу ли я с ума? Все-таки годы одиночества не могут пройти бесследно для моего рассудка – однако описанный мною феномен действительно имел место, и я ни за что не соглашусь принять его за обычную галлюцинацию. В здравом ли уме, в умопомрачении ли, – я не могу воспринимать эти вещи иначе, нежели реально существующие. И сейчас, когда я не более чем фиксирую события в их развитии, я могу полагаться только на свою способность к логическому мышлению. Одного такого происшествия уже самого по себе достаточно для того, чтобы расстроить чье-нибудь душевное равновесие. Но поддаться этому означает признать правоту суеверных слухов, которые Доббс собирает среди местных жителей и записывает кодовым письмом, позволяющим мне читать кончиками пальцев. Так вот, все эти россказни – совершенная чепуха, которую инстинктивно отвергает мой мате

ого, вот это подъебал.
давай посмотрим результаты поиска:
букмейт — где там можно читать или скачать я не увидел
twirpx — регистрация
остальное либо аудиокниги, либо нерелейтед.
посмотрел библиографии:
википедия — нет
либ.ру — нет
флибуста — нет
фантлаб — нет

что же это за рукопись? как называется в оригинале?