Молодой человек по имени Чарли получил работу уборщика. Ему приходилось работать всю ночь, убирая офисные здания после того, как сотрудники расходились по домам. Его напарником был мужчина по имени Зеке.

Однажды ночью Чарли и Зеке убирали мужскую уборную в офисном комплексе. Внезапно Чарли услышал громкий крик, который раздался где-то совсем рядом. Он выбежал в коридор и понял, что крики идут из уборной для женщин. Он открыл дверь и заглянул внутрь. В углу комнаты забилась молодая женщина, которая плакала и прикрывала порванную одежду руками.

— С вами всё в порядке? — спросил Чарли.

— Кто-то есть в туалете! — закричала она. — Он пытался схватить меня!

Тут в дверях появился Зеке и спросил:

— Чарли, что здесь происходит?

В этот момент все краны в уборной открылись сами собой, и раковины стали заполняться водой. Женщина впала в истерику. С криками и плачем она бросилась на выход и пробежала мимо Зеке. Чарли хотел пойти за ней, но обратил внимание, что одна из кабинок в уборной закрыта. Он подошел к ней и осторожно заглянул под дверь. Ничьих ног он не заметил.

— Так, а ну объясни-ка мне всё это, Чарли! — настаивал Зеке.

Не отвечая ему, Чарли осторожно толкнул дверь кабинки. Она медленно заскрипела, открываясь. Кабинка была пустой... Облегчённо выдохнув, Чарли обошёл все раковины и завернул краны.

— Странно, — сказал он. — Они все открылись сами собой. Очень странно...

— Я слышал пару историй об этом месте, — задумчиво сказал Зеке. — Ты не знаешь? Несколько лет назад в этом здании произошло убийство. Говорят, что это было как раз в комнате для дам поздно вечером. Кое-кто даже говорил, что видел здесь призраков.

— Я не верю в призраков, — сказал Чарли. — Этому должно быть какое-то логическое объяснение. Но что бы это ни было, это напугало женщину до чертиков.

— Кого? — удивился Зеке.

— Ну, эту женщину, которая кричала. Ты ведь её видел — она пробежала мимо тебя.

Зеке очень тихо сказал:

— Я не видел женщину, Чарли. И я не слышал, чтобы кто-нибудь кричал. Мы с тобой одни в этом здании.

У Али Свистуновой не было отца, только мать Татьяна. Мать девочки очень ее любила и всегда целовала на ночь. И когда Аля просыпалась по ночам, тоже приходила и целовала. Девочке это очень нравилось.

Однажды ей приснился кошмар, и мать сидела с ней особенно долго, мурлыкая какую-то песенку. С тех пор Аля частенько пользовалась этим предлогом, чтобы позвать ночью маму и побыть с ней лишнюю минутку. Если ей не спалось, она стучала в стенку, за которой в соседней комнате спала мама: «Мама, посиди со мной, здесь кто-то есть!». И мама приходила, обнимала, напевала без слов, иногда лежала с Алей несколько минут.

Потом мама стала уставать на работе, днем ходила беспокойная, и Але было стыдно будить ее каждую ночь, но мама все равно просыпалась от каждого шороха и приходила к Але. Иногда даже сама девочка просыпалась из-за того, что мама ложилась с ней рядом и молча обнимала.

Как-то Аля сказала матери: «Я хочу, чтобы ты высыпалась по ночам, не ходи ко мне больше», — она странно посмотрела на Алю, но кивнула.

Ночью в комнате матери раздался треск и звон стекла. Аля вскочила и побежала туда — окно было распахнуто, одно стекло разбилось вдребезги, в комнату ветер заносил снежную крупу. Мать лежала под одеялом, чуть приподнявшись на кровати. Лица ее девочка не видела, но мама приподняла край одеяла, и напуганная Аля скользнула к ней. Там она лежала, дрожа, чувствуя, как мама утыкается носом в ее волосы, щекочет дыханием макушку и все сильнее прижимает ее к себе. Але даже стало больно, и она сказала: «Мам, я уже согрелась», — но мама не отвечала, только начала мурлыкать уже привычную песню без слов.

В этот момент с улицы раздался крик:

— Женщина выбросилась из окна! Танька Свистунова, из седьмой квартиры, разбилась насмерть!

Алю еще сильнее прижали к горячему телу и начали вылизывать ее голову.

В 13-14 лет я узнал, что мой прадед был шаманом вуду. Это ничего мне не дало, кроме более высокого статуса среди таких же «повернутых» на мистике детишек, как и я. Когда мать рассказывала мне об этом, она была абсолютно серьезна, да и про наши игры с призыванием «Пиковых дам» и «мертвых карликов» она не знала. Стоит ли говорить, что предупреждение об опасности шаманства и прочей мистической дряни звучало в тот вечер очень много раз? В общем, потенциал для исследования потустороннего мира я имел, хотя сам тогда в это не слишком верил.

Потом я попал в психушку. Банальная попытка суицида на депрессивной почве. Именно там все и началось.

Так как мест в отделении для «более-менее нормальных» не было, я, 15-летний юнец без жажды жизни, был отправлен в отделение для «тяжелых». Там не было изоляторов (хотя психушка — сама по себе изолятор), лишь общие камеры. Так получилось, что я попал в самую маленькую камеру, единственную с решеткой вместо двери. Она использовалась для маньяков и прочих лиц с ярко выраженной агрессией или аутоагрессией, которых, помимо меня, в палате было трое. О них стоит рассказать чуть подробнее.

Здоровенный детина, который интересовался только сигаретами и стоянием на голове. Он мог часами стоять на голове и курить в грязном туалете лечебницы. Он постоянно выпрашивал у меня сигареты, так как я был единственным в отделении, кто смог пронести их через младшего брата. У остальных ситуация была настолько безнадежной, что родственники или друзья навещали их не чаще раза в месяца, а то и более. Детина был настолько похож на маньяка, что я не сомневался в его диагнозе, но позже оказалось, что он попал сюда, чтобы откосить от армии, а врач перепутал (или нет?) и прописал ему два месяца галоперидола. Кто хочет — найдёт информацию об этом препарате в Сети. В общем, детина из вполне обычного парня превратился в «овощ».

Вторым моим соседом был парень лет двадцати. Может, меньше, может, больше, но это неважно. Его развитие остановилось в четырехлетнем возрасте, и все, что он мог делать — ходить, писать под себя и раскачиваться на кровати весь день. Он качался, как будто это было единственной радостью в его жизни. Хотя, по сути, так оно и было. Новое утро — Ваня (парень-даун) садится на свою койку, свешивает ноги вниз, иногда попадая в больничные тапки, хватается руками за край кровати и начинает методично раскачиваться взад-вперед с высокой амплитудой, постоянно издавая звуки типа «дыун-ды, ге-ге-ге, дыун-ды, ге-ге-ге». Если обратить внимание на него, он обрадуется и начнет качаться еще энергичней.
И последний, а главное, адекватный разговороспособный человек в моей палате был мужчиной лет сорока — сорока двух. Он постоянно ходил в своей любимой клетчатой рубашке, и не упускал случая похвастаться мастерством своей дочери, которая ему его сшила. Я немного побаивался его, потому что спать его укладывали не как положено, в смирительной рубашке, а просто закрывали нашу палату на ключ. Боялся я потому, что он убил свою жену, сына-младенца и мать-старушку. Его дочь отправили в приют, а его — сюда.

Именно в психушке я начал читать Лавкрафта. Врачи не запрещали литературу, совершенно любую. Тогда и началась моя игра с воображением. Кто читал уважаемого Говарда Филлипса, знает, что тот много ставил на возможность того, что человек просто придумывает свои страхи, хотя и редко. Я придумывал различных монстров, от которых меня защищала (или не защищала) моя маленькая клетка, которую я делю с дауном, овощем и маньяком. Я «слышал» голоса за стеной, «видел» силуэты, проходящие мимо моей камеры, «просыпался» в совершенно незнакомом месте...

Но однажды я проснулся от приглушенного мата, возни и других шумов рядом со мной. Оказывается, маньяку надоело полуночное завывание парня-дауна, и он его задушил подушкой. Тогда я и увидел труп первый раз в жизни. Он был похож на обычного человека, только не шевелился. Совсем. Тогда я придумал, что он приподнял голову и посмотрел на меня с ухмылкой. И он сделал это. Либо я поверил своему воображению, либо чертовщина уже начала окружать меня, либо всё вместе. Но факт оставался фактом — я видел, как даун поднял голову и буквально буравил меня взглядом своих остекленевших, будто заплывших туманом, глаз.

Этой ночью меня мучили кошмары. Мне снилось то, что я представлял вечерами — стоны из-за стены, крики замурованных в потолке девушек, кровь и ошметки мяса на решетке. Все было таким реальным, что я испугался не на шутку и проснулся. А когда проснулся, увидел над собой лицо маньяка. Он внимательно смотрел на меня, будто изучая, как снайпер замеряет ветер, выбирает лучшую огневую точку и терпеливо ждет — так же и маньяк присматривался ко мне. Увидев, что я открыл глаза, он вежливо поинтереосовался:

— Тебе приснился кошмар?

— Да... Ты почему не спишь?

— Ты меня разбудил своими криками.

Два месяца назад я сидел на крыше с твёрдым намерением свести счёты с жизнью. Девушка, с которой мы были вместе три года, ушла от меня. Последние полгода она мне изменяла. Хуже того, я мог от неё заразиться чем-нибудь нехорошим. Я сидел без работы, а того, что я откладывал, едва хватило бы на следующую неделю. Чтобы стало совсем хорошо, почти все друзья разъехались, а моя родня до сих пор злилась, что я решил работать, а не получать высшее образование.

Так что особенных причин дёргаться дальше я не видел. Сидел на краю крыши, болтал ногами на высоте четырнадцати этажей, а в ногах был этот задорный самоубийственный зуд, который можно ощутить, стоя на краю обрыва. Было холодно, по улице внизу время от времени катались машины… На секунду я занервничал, не грохнусь ли на чью-то машину, превратив при этом трагическое самоубийство в поступок мудака. Я посмеялся над тем, как глупо было об этом думать, и тут услышал за спиной мужской голос.

— Ты что тут делаешь?

Я обернулся, едва удержав равновесие. За мной стоял здоровяк в голубом костюме и курил сигарету. Брюнет, лицо очень бледное… Когда поднимался, я его не видел, и не помню, чтобы дверь открывалась или закрывалась… но, опять же, я тогда не об этом думал. Он вытянул в мою сторону руку и спросил:

— Прыгать собираешься?

— Ну… я это… да, наверное. А вы… вы милиционер? — спрашивать было глупо, но у него был такой властный вид, который у меня вечно ассоциируется со стражами правопорядка. Только загреметь за решетку и не хватало.

Он усмехнулся и сделал глубокую затяжку:

— Не-а, просто видом любуюсь. Тебе что, жить незачем? Нет человека, ради кого можно постараться?

Я вздохнул и вкратце обрисовал ему ситуацию. От того, что я поделился своей бедой, стало полегче, но самооценка упала ещё ниже.

Он посмеялся в ответ. Скорее даже кашлянул, но для ситуации это совсем не подходило. Он подкурил новую сигарету от окурка и кивнул мне.
— Парень, дела и вправду плохи… но давай так договоримся. Ты прыгаешь, избавляешься от всех этих бед. А я сейчас докурю и пойду вниз, подожду, пока ты не шмякнешься. Буду на месте первым, вытащу твой бумажник и в паспорте гляну, кто ты у нас есть. Потом найду всех, кто тебя любит или раньше любил, сначала их помучаю, а потом убью.

Я просто смотрел на него, думая, не привиделось ли мне всё это.

— Выкраду кого-нибудь из дома и буду пытать его или её в лесу, потом суну нож в брюхо, а тело достанется волкам. Ещё кого-нибудь застрелю в автомобиле, пусть катится в кювет и соображает, что это у него лёгкие вдруг перестали работать. Зарублю твоих близких, одноклассников и всех друзей, бывших и нынешних.

Он даже голос не повысил, говорил спокойным голосом, словно сообщал, который сейчас час.

— Д-да ты вообще чего? Так же… так нельзя, псих чёртов! — Меня трясло, и холод был совершенно ни при чём. Я смотрел на него, и у меня даже мысли не было, что он мог соврать.

— Тебе-то что за дело? Ты сдохнешь. На остальной мир тебе официально наплевать, так что не ной о том, что будет после. — Он так и смотрел на меня, без каких-либо эмоций.

Я слетел с катушек. Запрыгнул на крышу и со всех ног помчался к себе в квартиру. Вызвал милицию, сказал, что какой-то мужчина на крыше угрожал мне убийством. Когда они приехали, его уже не было. В доме его никто не знал, я его раньше не видел, и после того случая тоже не видел. В итоге умудрился ничего не подцепить и устроиться на работу (пусть и паршивую). Квартиру пришлось снять сильно поскромнее. Насчёт девушки пока не успокоился, но всё пройдёт со временем.

Временами я мысленно возвращаюсь к той ночи. Это было так странно — даже не знаю, удастся ли когда-нибудь забыть. Не знаю, врал ли он, но что-то говорит мне, что не врал. В письменном виде это выглядит так глупо, но вы бы его видели… вы бы его слышали… и у вас бы не возникло вопросов. Каким же психом надо быть, чтобы спасти человека от самоубийства таким образом? Каждый раз, когда я читаю в новостях про нераскрытое убийство, то вспоминаю тот случай.

Близкие друзья, которые были более или менее осведомлены о моём состоянии тогда, меня иногда спрашивают, что произошло той ночью. В ответ я говорю им, что дьявол спас мне жизнь.

На часах было 3.15 ночи. Я проснулся от жуткого визга сверху. Было такое ощущение, что соседи, проживающие этажом выше, на ночь глядя решили устроить тотальное выяснение отношений. И это за четыре часа до рабочего дня понедельника!

Должен отметить, что семейка была та еще. Вечно пьяный придурок, от которого разило за двести метров коктейлем из пота и перегара, его жирнющая женушка, вечно устраивающая сцены с битьем посуды и вышвыриванием вонючих вещей в окно, и триумф их совместной жизни — двадцатилетний сын Иван с синдромом Дауна. Его любимым занятием было бегать по подъезду и жать кнопки звонков во всех квартирах, отчего он, видимо, получал несказанное удовольствие.

Встав с кровати и пробормотав что-то матерное и недовольное, я отправился на кухню. Включив там свет, закурил сигарету, выпил стакан воды, выглянул в окно. Стояла летняя теплая звездная ночь, было темно, людей не было. Еще бы — четвертый час, мать его! Интересно, но кроме визга, разбудившего меня, никаких признаков активности я не услышал, поэтому выкинул бычок в окно и отправился в свою кровать, чтобы забуриться под одеяло и продолжить просмотр своих изумительных добрых снов, никак не связанных с унылым понедельником.

Не успев сомкнуть глаза, я вскочил с кровати от грохота сверху, как будто что-то очень тяжёлое упало. Я думал, сейчас рухнет потолок, даже побелка немного осыпалась на мою кровать. «Твою ж мать», — вертелось в моей голове в тот момент, когда я в спешке натягивал джинсы. Настроение было ни к черту, хотелось спать, но нет же — нужно идти к соседям-алкашам узнать, чего там приключилось.

Открыв входную дверь, я обнаружил, что в подъезде нет света, а с учетом того, что на улице была ночь, не видно было абсолютно ничего. Должно быть, снова лампочка перегорела. Взяв из тумбочки фонарь, я отправился навстречу своим ночным приключениям. Поднявшись этажом выше, подошел к облезлой деревянной двери злополучной семейки. По дверному глазку было видно, что в коридоре их квартиры горит свет. Промедлив пару секунд, я нажал кнопку звонка. Никакой ответной реакции не последовало. Позвонил еще раз. Ничего. «Да ну и чёрт с ним», — сказал не громко и только собрался развернуться, чтобы уйти, как заметил, что тусклый свет, исходящий из глазка, пропал. Кто-то стоял на той стороне двери и смотрел прямо на меня. «Ну, наконец-то!» — подумал я и уже собрался лицезреть еле стоящего на ногах хозяина квартиры, пытающегося объяснить, чего же такого случилось, но никакого действия не было. Я стоял в темном подъезде с фонариком в руках, понимая, что кто-то наблюдает за мной с той стороны двери.

Я оценил ситуацию со стороны, и мне стало не по себе. Решив, что лучшим вариантом будет вернуться в свою квартиру, я развернулся и двинулся к лестнице, освещая фонариков путь. Ощущение пристального взгляда со спины не покидало меня. Было желание побежать, но я сдерживал себя, успокаивая мыслями, что похожих ситуаций с этой нездоровой семейкой было уже миллион, и сейчас ужравшийся алкоголик стоит у двери и не может делать больше ничего, кроме как стоять и держаться, лишь бы не упасть. Когда я шагнул на лестницу, произошло то, отчего побежали мурашки по спине — с характерным скрипом чуть приоткрылась дверь, возле которой только что я стоял. Остановившись, я замер и почувствовал, как сердце начало биться вдвое быстрей. Собрав силу воли в кулак, я развернулся и посветил фонарем в сторону двери. Она была приоткрыта.
«Есть кто живой?» — дрожащим шутливым голосом спросил я. Разумеется, никакой реакции. Постояв так с минуту, я окончательно пришел к тому, что ловить здесь нечего и лучшим действием будет запереться в своей квартирке, залезть под одеяло и преспокойно спать. Быстрым шагом спустился вниз, отпер входную дверь, закрылся на защелку, зашел в свою комнату и лег на кровать. Я успокоился, лег и после размышлений над ситуацией мне стало даже немного смешно. Взрослый парень (27 лет как-никак) испугался темноты и неадекватных действий алкашей–соседей. Обдумывая это, я начал понемногу засыпать, как вдруг раздался звонок в дверь. Все мои мысли по поводу комичности ситуации улетучились за то время, которое потребовалось, чтобы сделать два нажатия кнопки звонка. Я встал, подошел к двери и посмотрел в глазок. Напротив моей квартиры стоял их сынок-даун. Одна рука его тянулась к кнопке звонка, а второй он активно ковырял в носу. Я даже рад был увидеть его — куда хуже было бы не обнаружить в подъезде вообще никого! Тогда ситуация отчетливо напоминала бы мне классический фильм ужасов 90-х годов. Очередной звонок отвлек меня от собственных мыслей «если бы да кабы» и я, еще раз убедившись в его присутствии, включил свет и открыл входную дверь.

«Ну, чего?» — спросил я и вышел к нему на площадку. Ваня в этот самый момент был занят изъятием немаленькой зеленой субстанции из своего носа, которую он с блаженным лицом положил себе в рот и, почавкав, проглотил. Меня чуть не вырвало, но, как ни странно, мой рвотный рефлекс привлек его внимание. Не став дожидаться его действий, я взял Ваню за рукав и, закрыв свою дверь на ключ, повел в сторону его квартиры. Глаза привыкли к темноте — взять с собой фонарь ума, к сожалению, не хватило. Плетясь за мной по лестнице вверх, он выдавал бессвязные слова и непонятные мычания. Было понятно, что он не хочет идти домой, хотя упирался не слишком сильно. И вот мы подошли уже почти к самой квартире, входная дверь которой была открыта нараспашку, но из-за отсутствия света как в квартире, так и в подъезде не видно было ничего.

Мы оба остановились в двух метрах от квартиры. Тишину нарушало тяжелое дыхание Вани. В этот момент на меня снова накатило чувство тревоги и беспокойства. От этой чертовой квартиры будто веяло ужасом. Ощущение, что из темноты на меня кто-то смотрит, сводило с ума. Я посмотрел на Ваню, по очертанию его лица было, что он смотрит в темноту дверного проема. «Папа», — сказал он. Его голос раздался эхом по подъезду — и тишина. Я что есть сил вглядывался, но не видел никого. «Ну, Вань, иди домой», — тихо, почти шепотом сказал я и подтолкнул его вперед, а сам начал движение в противоположную сторону, к лестнице. Мне было стыдно, что я испугался и, до кучи, отправляю как бы на разведку нездорового парня, но действовать иначе нервов не хватило. Расстояние между мной и Ваней увеличивалось. Он стоял и смотрел вперед, а я отходил. На фоне черноты я видел его отдаляющийся силуэт.

Внезапно Ваня развернулся и довольным голосом очень громко и отчетливо выдал фразу, которую слышать я не хотел никак. «Папа съел маму!» — сказал он и громко расхохотался имбецильным смехом. Я не мог поверить своим ушам. Само по себе то, что он выдал фразу, несущую какой-то смысл — уже редкость. А тут… в такой ситуации… сказать такое… Сердце у меня чуть не остановилось. С ошеломлённым выражением лица я остановился и искал рациональное объяснение происходящему. «Что?» — не своим голосом проговорил я и продолжил неспешное движение спиной в сторону лестницы. Но в ответ звучали только «гы-гы» и непонятное бормотание. Подойдя к первой ступени, чуть не упав, я начал ногой нащупывать следующую, не сводя глаз с уже еле различимого силуэта, как вдруг с резким непродолжительным звуком какой-то возни он… исчез! При этом тяжелое, привычное для Ивана, дыхание тоже пропало.
Нервы просто полопались в моей голове. Молниеносно развернувшись, я одним прыжком преодолел расстояние до лестничного проема, зацепившись рукой за перила, чтобы не впечататься в стену. Подвернул ногу, но на фоне общей ситуации это не вызвало особых неудобств (кстати, обут я был в домашние тапочки). В промежутке времени между моим приземлением и дальнейшим движением я сумел расслышать шаги, доносящиеся со стороны их квартиры. Это дало мне неслабый стимул не останавливаться и так же быстро спуститься до своего этажа. В голове я не проигрывал возможные ситуации того, что там происходило, мыслей не было вообще никаких, кроме одной — поскорей попасть в свою квартиру, в свое убежище. Подбежав к двери, судорожно, очень торопясь, начал доставать из кармана связку ключей. Так как было темно, определять нужный приходилось на ощупь. «Гараж, кладовая, дача…» — я проклинал себя за то, что носил все это с собой на одной большой связке. Шаги тем временем приближались и уже были отчетливо слышны на моем этаже. Кто-то уже спустился и направляется ко мне! Хотелось заплакать. Хотелось, чтобы зажегся свет, и я увидел, что ничего страшного не происходит. Хотелось проснуться и понять, что все, что происходит — лишь страшный сон.

«Вот он!» — вслух крикнул я и трясущимися руками вогнал ключ в замок. Провернув против часовой стрелки, я сделал шаг назад, открыл дверь и влетел за порог. Все, я в безопасности, осталось лишь закрыть входную дверь — и все. Развернувшись лицом к ней, я резко потянулся к ручке, схватил ее и уже собрался тянуть на себя, но... человеческий силуэт находился в трети метра от меня. Движение воздуха, вызванное его дыханием, я почувствовал сразу и чуть не блеванул. Такого отвратительного зловония я в жизни не ощущал.

Тот, кто стоял напротив меня, был неподвижен. Сделав внушительный шаг назад, я начал нащупывать рукой выключатель на стене. Силуэт тоже сделал шаг вперед, перешагнув порог. Я был настолько поглощён ситуацией, что даже чувство страха на мгновение покинуло меня. Но на замену ему пришел панический природный ужас, чуть не ставший причиной потери сознания. Потому что я, наконец, нащупал выключатель и зажег свет.

Его волосы были наполовину то ли выпавшие, то ли вырванные. Кожа имела неестественно бледный цвет с просвечивающимися голубыми венами. Глаза полностью черного цвета, без белка и радужки. Начиная с нижней челюсти и заканчивая ботинками моего алкаша-соседа, все было покрыто кровью. Открытый рот с редко капающей на пол кровью обнажал кровавые зубы, имеющиеся у него явно не в полном составе. В его лице было очевидно видно безумие. Я опустил взгляд ниже и заметил, что в руке он держал отгрызенную жирную руку своей женушки. Мы стояли и смотрели друг на друга порядка пяти секунд, как вдруг из его пасти раздалось рычание, напоминающее рычание огромного бульдога. Я тут же пришел в себя, и в голове у меня прозвучало отчетливое: «БЕГИ!». Рванув в свою комнату, я с грохотом захлопнул дверь и вцепился руками в дверную ручку. С бешеным ревом сосед (если можно его так называть, хотя более уместно было бы назвать его монстром) бросился за мной.
Подбежав к двери, вопреки мои ожиданиям, он не начал пытаться открыть дверь, дёргая ручку. Он царапал ее ногтями, бился головой, пытался грызть зубами, как собака. А я сидел, прижавшись к двери, и, держась за ручку, думал о том, что мой сотовой телефон лежит в куртке в коридоре, что если отпущу дверь, чтобы дотянуться и включить свет, то этот монстр непременно войдет в мою комнату и сожрет меня так же, как сожрал свою жену и своего ребенка. Потеряв счет времени, слушая, как скребется, рычит, грызется и долбится в дверь мой сосед, я просидел так до самого утра. Когда стало светать, я услышал, что на моем этаже открылась дверь моей соседки — одинокой пожилой женщины. Я поднялся с пола и что есть мочи закричал: «Бегите!». Сосед перестал издавать звуки на некоторое время. Дальше я услышал крик своей соседки, который продолжался пару секунд, а затем затих. Все было, как в бреду. Сколько я сидел так — не имею представления. Знаю только, что расправившись с моей соседкой, монстр куда-то делся. Спустя какое-то время дверь открыли сотрудники полиции.

Далее было расследование, в настоящее время закрытое, в котором я выступал как главный подозреваемый, но ввиду отсутствия доказательств я до сих пор нахожусь на свободе. Мою соседку обнаружили с перегрызенным горлом в луже собственной крови. В квартире этажом выше обнаружили расчлененную и разбросанную по всей квартире жену алкаша-соседа. Тело его сына лежало в коридоре, а голова с идиотской ухмылкой на лице — в подъезде за пределами квартиры. Самого соседа так и не нашли, но я уверен, что где-то в ночном мраке, как бездомная собака, скитается он. И раз тела нет — значит, он все еще жив. И значит, он ест.

А какое его любимое блюдо — мы уже знаем.

Возвращаясь домой из школы, девочка обнаружила стопку полароидных снимков, лежащих в сточной канаве. Она из любопытства подняла их и начала просматривать снимки на ходу. На первом фото был запечатлен силуэт человека, стоящего вдалеке на каком-то однородном сером фоне, так что даже нельзя было различить его черт.

Девочка сунула фото вниз стопки и начала изучать следующую. На нём был тот же человек, но стоящий чуть ближе.

Девочка быстро пролистала несколько фотографий. На каждом следующем снимке человек стоял чуть ближе, а его внешность была видна все яснее.

К десятой фотографии стало проступать выражение лица человека — он явно был безумен, и лицо было искажено в жуткой гримасе. Рот его был открыт, и в нём виделись клыки, как у зверя. Это напугало девочку, но она продолжала просматривать фотографии.

К девятнадцатой фотографии человек уже стоял так близко к объективу, что его лицо заслонило собой весь кадр. Поднимаясь по подъездной дорожке, девочка посмотрела на последнее фото.

На нём вместо изображения была только надпись: «Теперь достаточно близко».

Услышав крик снаружи, брат девочки бросился к входной двери. Но там он нашёл лишь стопку фотографий на ступеньках. На фотографии была вроде изображена его сестра, но она стояла слишком далеко от объектива, чтобы он мог быть в этом уверен.

Участкового звали Славик. Он учился с моим младшим братом, в школе они были лучшими друзьями. Двор у нас небольшой, две старые пятиэтажки да небольшая площадка между ними. Я возвращался с работы раньше обычного, еще только начинало темнеть и встретил его по дороге.

- здарова, Славик, как дела ?
он как-то очень сосредоточенно смотрел на окна дома где-то на уровне 3-4 этажей, услышав меня, нехотя оторвался от своих мыслей
- привет, да ничего вроде. Слушай, помнишь Макарову с 4го этажа ? вечно ругалась на нас когда мы еще малыми были.
- да, забавная старуха, а что с ней ?
- пару месяцев назад она регулярно стала названивать и жаловаться что у нее на кухне из стены вылезает по вечерам что-то жуткое и она боится находиться дома. Я заходил к ней дважды, смотрел, все было чисто. Даже на обследование ее направляли, прошла, назначили успокоительные. Звонить перестала.
- ну, а дальше ?
- а дальше ... три дня назад ее соседи позвонили, мол, слышли странные звуки из ее квартиры. Приехали, вскрыли и нашли ее труп со странными следами на теле.
- охренеть ! и что ты думаешь по этому поводу ?
- все нормальные версии я уже проверил, ничего не подходит, квартира была заперта ... в общем, никаких зацепок.
И знаешь что ... я уже третий вечер прихожу смотреть на ее окна. Вон то на 4м этаже - окно ее кухни, встань на мое место - видишь ? Скажи, ты видишь ЭТО блять ... или я это себе придумал ?!

Я встал на место Славика и бросил взгляд на окно. В самом углу кухни, над потолком клубилось что-то, не то дым не то тени, но в момент когда я уже собирался развернуться, предложив свое рациональное объяснение, у меня в голове отчетливо вспыхнули слова: "НЕ СПЕШИ, ТЫ СЛЕДУЮЩИЙ"

Ночь, тишина, спим с женой. Просыпаемся от громкого звука. Не поняли, что это было, но оба проснулись резко с испугом. Лежим, молчим, шёпотом обсуждаем. Естественно, жена меня вытащила из постели — сходи, мол, разберись. Я нехотя отправился на обход дома. Всё было тихо, дома всё на месте, ничего не падало... Заснули.

Через два часа такое же кино — на этот раз я уже отчетливо слышал шум и знал, примерно откуда он. Жена в панике. Я пошел в соседнюю комнату на разведку — шум был оттуда. Проверил — все опять в порядке. И только я собрался выйти из комнаты, как почувствовал чей-то взгляд на себе. Медленно оглянулся, но никого не было. Почувствовал холод по ногам, подумал, что окно открыто, надо бы закрыть. Подошел, отодвинул шторки и, подпрыгнув до потолка, как закричу!

На меня с улицы смотрела большими белыми глазами какая-то старуха. Вид у неё был такой страшный, как будто она месяца два назад померла. От моего крика закричала жена в комнате и стала звать меня. Я не помню, как вылетел из комнаты и бросился к жене, пытаясь ей объяснить, что я там видел. Она от страха ударилась в слёзы, я пытаюсь её успокоить, но и сам в панике...

Через десять минут мы успокоились. Я пошел опять на обход, прихватив с собой молоток. Обошел вокруг дома, постоял за оградой, нервно покурил, весь продрог (дело, кстати, было зимой). Пришел к жене, сидим, обсуждаем, и жена спрашивает меня, нашел ли я следы. Меня осенило: ведь под окном, где она стояла, не было ни одного следа, а ведь там сугробы по колено. Чтобы убедиться, мы пошли выглядывать в окно, но ничего там не обнаружили. Я был в недоумении, жена опять в слёзы — я её еле успокоил. Время уже было к утру.

Днём мы с ней поспали немного, так как ночью не удалось выспаться. И вот снова ночь, нам уже не спится, сидим у телевизора, всё хорошо... И вдруг в доме отключается свет. Я пошел смотреть пробки, но там всё было в порядке. Прихожу в комнату. Жена сидит на диване. Я ей сказал, что с пробками всё в порядке, и пошел на кухню за фонариком и свечами. Захожу на кухню и натыкаюсь там на жену — она тоже искала свечи. Я опешил. Ей говорить не стал — стою, думаю, что делать, ведь в комнате-то я четко видел её, хоть и света нет, а она тут...

В итоге я взял фонарик, а она — свечи, и пошли в гостиную. Я иду и молюсь, чтобы там не было ни кого, ведь если жена увидит кого-нибудь, то может и умереть, ведь у неё сердце больное. На диване никого не оказалось. Только мы расставили свечи, как вдруг включился свет. Мы помянули наше правительство добрым словом и начали готовиться спать. Но я-то видел кое-что, и мне совсем было не до сна. Я лежал и думал над всем этим, и начал догадываться, почему нам так дёшево достался этот дом: бывшие хозяева знали, но не сказали нам, что здесь происходят такие вещи. Лежал долго и не заметил, как заснул.

Проснулся я от жуткого холода. Жена спала ко мне спиной. Я укрыл её ещё одним одеялом и пошел покурить на кухню. Тут ко мне на кухню пришла жена и спросила, почему я её отнёс в гостиную на диван, так как она засыпала вместе со мной в нашей спальне. Я ей сказал, что я этого не делал и что сам лично укрывал её в спальне недавно одеялом. Мы оба сильно удивились и пошли в спальню проверить, кого это я там укрывал, было странно и смешно от этого непонимания... Я открыл дверь спальни, жена была за спиной у меня, и, о Боже — на кровати лежала та самая бабка ужасного вида. Мы закричали от испуга и ломанулись в гостиную, включили свет и стали звонить в милицию. Там нас отматериали и сказали, что пить меньше надо. Истерика продолжалась долго. В итоге я вызвонил пару своих друзей и объяснил им всю ситуацию. Толпой обследовали весь дом, но ничего не нашли. Жена категорично мне сказала, что она больше ни ногой в этот дом, и уехала пожить к своей маме, пока я не разберусь с этой чертовщиной. Я вызвонил бывших владельцев этого дома и спросил с них — они сказали, что ничего не знают, но в их голосе чувствовалась тревога, и я понял, что они врут. Как выяснилось в последствии они тоже были жертвами в этом доме, как и мы, но ничего поделать не смогли и продали подешевле нам этот дом. У дома явно было не очень хорошее прошлое...
На следующий день я вызвал священника, чтобы он освятил наш дом. Приходя, он с порога сказал, что дом нечист, здесь тяжело находиться, и посоветовал мне переехать. Я же в свою очередь посоветовал ему сделать свою работу, и чтобы претензий не было у меня потом к нему. Он освятил дом, я ему заплатил и мы попрощались. Я успокоился немного. Проверять результат мне не хотелось, но выбора-то мало...

И вот снова ночь. Теперь я был один. Для храбрости я прикупил себе немного алкоголя, так как понимал, что спать не буду. Сидел, тихонько распивал перед телевизором и наслаждался тихим вечером. Уснул я незаметно после шестой бутылки пива. Проснулся оттого, что захотел в туалет. Стоя в туалете, я услышал стук в дверь и подумал, что, может, жена соскучилась. Но я рано радовался...

Подойдя к двери, я посмотрел в глазок. Там стояла жена, но какая-то странная: лицо было словно стеклянное, застывшее какое-то. Я открыл, обрадовался, начал расспрашивать, почему передумала, на чем добралась, на что она мне ответила не своим голосом: «Я спать пошла». Я ещё подумал, что она простыла. Не помню, как заснул. Проснулся утром от телефонного звонка, поднял трубку, а там жена спрашивает, как дела. Я спросоня ничего не понял и задал первый пришедший в голову вопрос: «Ты где?». Она мне ответила, что у мамы.

Я чуть не поседел. В комнату заглядывать не стал, даже не помню, открыл ли я дверь или так вынес её. Отбежал я от дома, остановился отдышаться и понять, что происходит, а на меня из окна старуха седовласая опять смотрит, но на этот раз на улице был я. Я понял, что я вчера ночью впустил её обратно в дом после освящения. У меня больше не оставалось сомнений, что это призрак, и возвращаться туда я не собирался.

Так я стал свидетелем необъяснимого явления. Вскоре мы продали этот дом примерно по той же цене, по которой и купили. Через полгода дом сгорел вместе с семьёй, в нём живущей. Их трупы были обнаружены в кладовке. Я догадываюсь, с кем они не поделили этот дом. В их смерти я чувствую себя виноватым, но стараюсь это скрыть это за маской безразличия...

Итак, обо всём по порядку. О себе могу сказать только то, что я студент первого курса одного провинциального ВУЗа, однако, довольно престижного в наших подмосковных местах. Сам, хоть и есть несколько проверенных друзей, больше времени провожу либо один, либо с домашними. Набросаю небольшой план нашего подмосковного городка: администрация («белый дом»), милиция, больница, школы, и прочее — всё, как всегда. Есть ещё старый сумасшедший дом, закрытый ещё при царе Горохе, обветшалый и забытый, стоявший в некогда живописном местечке, которое теперь поросло бурьяном, кустами и мелкими деревцами. Собственно, о нём и пойдёт речь.

Начинаю рассказ. Хоть я и довольно замкнутый человек, общество из 2-3 человек мне не помешает, особенно друзей, и особенно если «замутить» с ними что-нибудь интересное. В городе этом я жил не так давно, поэтому пока обзавёлся лишь тремя хорошими друзьями, других сторонился. Из этих трёх двое были приезжими — Вася и Сергей, и один коренной — Антон.

Как-то раз, когда прекратилась метель, мы скооперировались забраться в какой-нибудь заброшенный дом и провести там небольшие посиделки (такие вот, зимние). В качестве заброшенного дома мы избрали эту самую заброшенную психушку, хотя был ещё как вариант сгоревший дом, но там не было крыши.

Днём мы добрались пешком по сугробам до этого здания — мысль прийти ночью высказывалась, но всерьёз воспринята не была. С трудом отодвинув дверью навалившийся снег, мы протиснулись внутрь. В коридоре было жутко темно, один из нас врубил фонарь — такой был у нас у каждого. Мы осмотрелись. Всё, как в обычных заброшенных зданиях — обломки досок на полу, покривившийся стенд на стене, разбитые навесные лампы на грязном, закоптевшем местами потолке — мои друзья были там не первый раз, но я попал сюда впервые.

Мы двинулись к двери в коридор, где виднелась полоска света. Вчетвером мы вышли в довольно светлый от снега за окнами холл, довольно обширный. Перед регистратурой с выбитым окном стояли две облупленные балки. Чтобы вы могли получше представить это место, советую вспомнить местную больницу и состарить её лет на двадцать, прибавить тонны людей, пивших на протяжении этого времени на первом этаже, и взглянуть на полученную картину. Это место можно было назвать памятником заброшенности. Мы вырубили фонарь и вышли в центр помещения. По бокам регистратуры были проходы в коридоры, на них некогда были двери. Регистратура была пуста и раздолбана, даже стол был разломан.

— Пошли! — сказал один из нас, и мы, разделившись на две группы (два по два), двинулись в коридоры: я и Вася — в левый, Серый и Антон — в правый. Медленно проходя по коридору, мы время от времени толкали ногой двери, включая фонарь и освещая очередное помещение. Может, кто и знает, какое это адреналиновое чувство — ощущать, что ты один в большом трехэтажном здании, которое никому не нужно, и ты можешь делать всё, что захочешь.
— А что тут случилось-то? — задал я вопрос своему отстававшему спутнику.

— Да тут психушка была, только тут мутили что-то странное, вроде опыты над людьми… — я уже приготовился слушать историю, как этот придурок резко хлопнул меня по плечу и заорал. Я сматерился и чуть не вдарил ему по голове фонарём. Он отбежал и, посмеявшись, сказал:

— Да чёрт его знает, психов держали, потом домик закрыли. В архивах поройся, они на третьем, только вряд ли заберёшься, там лестницы нет.

Я сказал, что пойду дальше, он кивнул, и мы разошлись. Я мельком заглядывал в некоторые помещения — где-то стояли столы, где-то они были раздолбаны, где-то в кабинетах был снег из-за разбитых окон. Линолеум на полу был порван и весь в дырках.

Я поднялся на второй этаж — судя по всему, это были палаты для простых больных, для врачей и обслуживающего персонала — тут было много больших просторных помещений на несколько человек, в некоторых даже стояли железные остовы коек. Я зашёл в одно такое помещение. Оно было сравнительно чистым, рядом со стеной стоял металлический стул. Я подошёл к окну — все они были целыми, и за стеклом на снегу я увидел следы, вёдшие от стены больницы в лес. «Куда это парни пошли», — мелькнуло у меня в мыслях, я даже удивился, но из размышлений меня вывел испуг — на стене мелькнула и остановилась тень: кто-то стоял в проёме и стал красться. По характерному покачиванию головы я узнал Васю, отражение в окне убедило меня, что это он.

— К чёрту пошёл!!! — рявкнул я, резко обернувшись. Парень от испуга выронил фонарь и, споткнувшись о доску, рухнул на пол.

— А… дурак! — крикнул он сдавленно, и тут уже начал смеяться я.

Я помог ему подняться, и мы стали обсуждать вариант проведения вечеринки здесь. Ветер не дул, было даже тепло. Побольше выпивки, что-нибудь для согревания (вроде керосинки), а там и посмотрим.

— Да ну, фигня какая-то… — проговорил друг. — Весной или летом замутить бы…

— Да нет, летом на природу надо, — возразил я.

— Посмотрим, — сказал Вася, и мы пошли дальше.

— Вот, давай я тебе покажу, — сказал он, когда мы проходили мимо двух целых дверей. Он толкнул одну из них, и она со скрипом пустила свет на лестничную клетку. Справа была простая каменная лестница, вёдшая вниз, слева — ничего, просто пустота.
— И такое на всех лестницах, — сказал Вася. — Чтоб народ головы не разбивал, двери тут эти оставили. А то пьяные прут и так.

— И что, никто не залезал?

— Да залезали. Один залез, потом говорил, что видел тени в коридоре, потом видел людей из архива, они просили его о помощи, он «двинулся» и убил всю семью… — начал придумывать Вася. Я хлопнул его по плечу:

— Всё-таки ты знатный выдумщик.

Он засмеялся и сказал, что подсадит меня, если мне туда так приспичило. Я согласился — там был архив, а некоторые больничные листы психушки могут пугать не меньше, чем фильмы ужасов. Набрав и наложив вместе кирпичей, лежавших вокруг, досок и прочего хлама, я попытался допрыгнуть до лестничной клетки, и, когда мне это удалось (при моём росте), я с помощью друга забрался наверх.

Дверей не было, в коридоре передо мной было очень светло. Я шагнул вперёд и огляделся. Светлые коридоры, по бокам — множество железных дверей с волчками. Все были заперты, волчки закрыты — тут, видимо, в своё время держали буйнопомешанных пациентов. Я прошёлся дальше, и зашёл в ещё один коридор, покороче (здание было П-образным). Там были более-менее сохранившиеся кабинеты, некоторые даже закрытые, попадались с нормальными дверями, на полу было почище — сразу было видно, что школьники и алкоголики сюда почти не залезали.

Я прошёл дальше. Взору моему представился длинный коридор с небольшим количеством дверей. Я ускорил шаг и двинулся вперёд. Подойдя к двери, я толкнул её и попал в библиотеку. Половины шкафов валялась на полу, книг было мало — видимо, за столько времени сюда всё-таки лазили. Окна были целы, было светло. Я заметил выключатель, щёлкнул — понятно, что свет не включился. Я прошёлся дальше, заметил тяжёлую деревянную дверь, толкнул её ногой. Она не поддалась, и я чуть не упал от этой неожиданности. Я снова и снова ударял по трухлявой двери, пока, наконец, не выбил её и не попал в помещение с массой стеллажей, шкафов и столов. На каждой полке были картонные ящики, некоторые были запакованы, некоторые открыты — в них виднелись бумаги, часть которых была разбросана по полу.

Я прошёл между стеллажами и пододвинул к себе первую запакованную коробку. Она была достаточно тяжела, и я решил отнести её на стол, чтобы не возиться в тесном пространстве. Я уже подносил её к столу, как что-то как будто дёрнуло коробку, и раздался страшный грохот. Дно коробки протрухлявилось и провалилось, а кассеты, бывшие в коробке, рухнули на пол, дико грохоча. Я напугался, но быстро взял себя в руки. Отбросив уже пустую коробку, я склонился над содержимым. Простые кассеты, уже устаревшие давно, большие, чёрные, с выцветшими пометками — где карандашом, где ручкой — на боку. Там были цифры, потом дробный знак и ещё цифры — очевидно, это были видеозаписи к каким-то историям болезни. Я взял три штуки и рассовал по карманам куртки — я надеялся, что эти кассеты доставят немало интересных минут. Также я прихватил пару довольно объёмистых папок, с трудом засунув их во внутренние карманы куртки.
Я снова опустился перед кучей кассет и стал думать, что с ними делать. Сгрудив их, я отодвинул кучу под стол, и в этот момент заметил мелькнувшую тень, которая пробежала через дверной проём — я видел её на противоположной проёму стороне. Резко повернув туда голову, я сильно трухнул. В голове мелькнула мысль, что это опять Вася прикалывается, что это мог быть сторож (хотя его тут отродясь не было), или собака какая-нибудь. Я вскочил от испуга на ноги, когда зазвонил мобильник. Звонил Антон.

— Что ты там ползаешь, спускайся давай! — раздался его голос.

— Скоро приду, — ответил я и добавил. — Придурку этому вломлю немного.

— Какому?

— Да Ваську, надоел он подкрадываться.

На том конце замолчали, и после некоторой паузы Антон сказал:

— Мы здесь втроём.

Голоса Васи и Серёги подтвердили это, я удивился и испугался не на шутку. За дверью снаружи вдоль стены мог притаиться кто угодно и ждать меня. Я огляделся. Помимо входной двери был ещё один проём, закрытый ЗАНАВЕСКОЙ! Я рванул к выходу, и, когда бежал по коридору, выронил одну из папок. Забежав на лестничную клетку, я повторно напугался, когда понял, что могу рухнуть с нехилой высоты — лестницы-то небыло. Я стремительно спустился на руках, спрыгнул на второй этаж и увидел перед собой каких-то людей, заорал, но потом узнал Антона, Серого и Васю.

— Чтоб тебя! — крикнули все трое. — Охренел?

— Там был кто-то, — сказал я.

Все трое пожали плечами, Вася сказал, что он тоже кого-то видел — с косой на плечах и в чёрном балахоне, и мы вместе посмеялись. Про кассеты я им не сказал, и, когда мы шли по дороге, то обсуждали вечеринку. Антон и Серёга ходили по другому крылу и сказали, что там вообще всё плохо, я рассказал им про третий, Вася — про второй.
— Да ну его, — решили мы. — Плохая затея. Может, потеплее будет — на втором и можно будет, но не сейчас.

А и в правду поднимался ветер, снег начинал мести с новой силой.

— А куда вы ещё ходили? — спросил я Антона.

— В смысле?

— Ну, следы были свежие от стены в лес.

Все трое посмотрели на меня, а я на них.

— Мы никуда не ходили — только в психушке побродили.

Я рассказал им про следы, и мы решили, что это другой кто-то бродил.

Приходя домой, я обнаружил, что все домашние уехали к родственникам в другой город и их не будет несколько дней. Мне это было в данном случае на руку — мне бы не помешали посмотреть, что там на кассетах.

Я поужинал, достал с антресолей старый добрый кассетный проигрыватель, подключил его к телевизору. Вывалил папки и поставил кассеты на стол. Подождал, пока видеомагнитофон запустится, и вставил в него кассету. Аппарат проглотил её, и на экране замерцали полосы. Когда рябь прошла, на экране появилась женщина в белой одежде, сидящая на металлическом стуле вроде того, что я видел в больнице. Она держала руки на столе, на руках виднелись порезы. Видео было чёрно-белым, местами сильно рябило, звук был просто отвратительным. Видимо, плёнка размагнитилась, лёжа в коробке.

Я подключил видеомагнитофон к ТВ-тюнеру компьютера и перегнал запись в память. Было уже темно, когда я закончил шаманить с фильтрами, цветностью, различными программами для восстановления старых видеоматериалов, но вот на выходе получилось довольно скверное, но всё-таки смотрибельное видео диалога с пациенткой. Она была молодой, судя по лицу, и вела диалог с врачом, который всё это и записывал. Сквозь помехи в звуке можно было расслышать разговор:
— Как ваше имя?

— Ангелина (дальше шли помехи) Андреевна.

— Что вас так беспокоит?

— Меня преследует (дальше снова шли помехи).

Во время разговора девушка сидела ровно, смотря в одну точку, при этом почёсывая руки.

— Кто вас преследует?

— Моя мёртвая сестра, — помехи стали прерывать начавшиеся всхлипы, по изображению пробежала рябь, однако можно было разглядеть, что Ангелина начинает заламывать руки.

— Как она вас преследует?

— Она приходит ко мне в палату, — звук стал лучше, хотя на экране всё ещё проскальзывала рябь.

— Почему она это дел... (делает, догадался я, так как снова начались помехи)

— Она мсти-и-ит, — протянула дрожащим голосом девушка и впервые подняла глаза. Я немного испугался — глаза были измученные, с тёмной сосудной сеткой.

— За что? — отчётливо раздался голос врача.

— Я не спасла её, — девушка поникла, и её плечи задёргались.

Такой диалог из простых фраз продолжался несколько минут. Качество видео стало гораздо лучше, и уже можно было разглядеть дату записи — 89-й год. Из разговоров стало понятно, что сестра девушки разбилась в аварии, и теперь ей кажется, что её преследует её дух. Однако дальше мне уже становилось страшно.

— Скажи, откуда у тебя порезы на руках, спине и ногах? — тепло спросил врач.

— Это она, — плачущим шёпотом проговорила девушка.

— Она пришла к тебе ночью?

— Да. И начала резать меня. Пожалуйста, не отводите меня на третий этаж, оставьте на втором, с людьми, я не хочу в одиночку.

— Ладно, ты будешь на втором, но ты должна пообещать, что порезы прекратятся.

— Я попробую, только не оставляйте меня там одну, — взмолилась Ангелина.
— Ладно, иди. Выводи, — сказал он кому-то, и девушку вывела другая женщина, видимо, медсестра.

— Тяжёлая форма депресии, раздвоение личности, вспышки аутоагрессии, паранойя, — начал перечислять врач, видимо, для записи. Он назвал ещё несколько мудрёных психических заболеваний, назвал дату и фамилию пациентки — Чурина, и это напомнило мне кого-то… Да, я определённо слышал эту фамилию раньше.

Я вставил следующую кассету в видеомагнитофон, запустил скрипт, сбросил запись на флешку, не прекращая воспроизведения. Пока видео копировалось, я открыл одно из дел. Некто Василий со странной фамилией, на момент, когда ему исполнилось 18 лет, стал считать, что его родители и сестра — демоны. Диагноз — хроническая параноидная шизофрения. Голоса ангелов призвали его однажды ночью взять дедовское ружьё, зарядить его и расстрелять всех своих домашних. Был арестован и отправлен в психушку. Проживал в каких-то Любичах в Тверской области. Как он оказался в Подмосковье, непонятно — видимо, отправили на лечение. К делу прилагалась и фотография, чёрно-белая, разумеется. Парень как парень, только глаза навыкате.

От чтения меня отвлекло движение на мониторе (видео всё ещё воспроизводилось) — на нём какой-то силуэт беззвучно кричал, давал знаки в камеру, которая была установлена, по — видимому, через дверь. Я испугался от неожиданности, но меня обуял настоящий ужас, когда девушка (она была с длинными волосами) начала резать свои руки неким острым предметом, царапать и извиваться в самых невероятных позах, пытаясь уколоть себя как можно сильнее, при этом от чего-то защищаясь. Тут камеру тряхнуло, и она стала снимать, как внутрь забегают врачи, санитары и связывают девушку, делают ей укол и она засыпает. Изображение пропадает.

Сказать, что я испугался — это ничего не сказать. Я поспешил свернуть видео. Да, это был лютый ужас. Я вознамерился показать видео друзьям, докидал остатки и увидел, что второе видео уже готово. Я включил и его, заранее приготовившись попугаться.

На видео появилась уже знакомая стена с календарём и плакатом с изображением мозга — качество этого видео было гораздо лучше. За столом сидела уже другая девушка, по-видимому, со светлыми волосами, и отвечала на вопросы того же голоса, при этом непрерывно качаясь из стороны в сторону и закусывая губу:

— Анна. Иногда у меня загораются руки. Это меня и беспокоит.
— Когда это происходит?

— Только когда я засыпаю.

— И поэтому ты не спишь? Как именно они горят?

— Обе ладони сразу, это очень больно, Иван Степанович.

— Но ведь на руках у тебя нет ожогов. И мы можем гарантировать, что твои руки не загорятся просто так, ты должна спать. Пойми, две недели без сна — это уже серьёзно!

Внезапно девушка запаниковала:

— Нет! Я не могу! Вы никогда не испытывали этого, поэтому так говорите!

Такой разговор продолжался несколько минут, на каждый вопрос у неё находился бредовый ответ. Наконец, доктор сказал:

— Хорошо, я сейчас выпишу тебе таблетки, и можно будет перевести тебя к обычным больным.

— Не снотворное? — быстро и с испугом проговорила Анна.

— Нет, просто успокаивающее…

Девушка кивнула головой и задумалась. Я пригляделся. Да, глаза у неё были закрыты. Шуршание карандаша прекратилось. Повисла напряжённая тишина.

— Анна! — громко позвал доктор.

Та, как по команде, подняла голову и, тут же опустив глаза на ладони, громко завопила. Я дёрнулся от этого ужасного вопля и вырубил динамики. Когда я снова посмотрел на монитор, то увидел, как Анна в полубессознательном состоянии кидается из угла в угол кабинета, размахивая руками, и, по-видимому, крича. Врач вскочил, через мгновение прибежали санитары, вырывавшуюся девушку увели. Человек в белом халате прошёл к столу и сел за него. Я включил динамик. Раздался голос:
— На этот раз на руках пациентки появились ожоги первой степени. Возможно, внушение.

Он снова стал перечислять болезни, а я прокрутил запись подальше. Попав на какой-то момент, я перепугался и чуть не заорал — камера снимала висящее в петле тело. Не было никаких сомнений, что это Анна. Далее на записи было видно, как тело кладут на кушетку, камера мимоходом сняла железную дверь с волчком, и после этого настала рябь.

Я выключил проигрыватель и, включив музыку, стал листать вторую папку с личным делом больного. Там описывался случай расщепления личности, причём для каждой личности было заведено ещё одно небольшое дело. Я стал читать. Там было написано про женщину, которая при определённых обстоятельствах была скромнейшей девушкой, при других — спокойно работала проституткой, заведя себе отдельную квартиру. Третьим её альтер-эго была собака, в которую она превращалась, когда попадала в подвал своего дома. В её случае всё закончилось относительно хорошо — она выздоровела. Оказалось (всё это было подробно описано в личном деле), что, когда ей было 5 лет, её мать часто запирала её в подвале дома на несколько суток, а старший брат требовал от неё удовлетворения его сексуальных потребностей взамен на еду. Через год об этом узнали соседи, и девочку забрали. Когда она стала взрослой, эти случаи полностью выветрились из её памяти. На последнем обороте был приклеен листок с двумя номерами, разделёнными дробным знаком. Такие же листки, но с разными номерами, были и в других делах. Я понял, что это номера кассет, и решил сходить за ними завтра.

Решив, что на сегодня достаточно, я лег спать.

Наутро первым делом я сбросил записи на флешку и позвонил Васе с предложением пойти опять в психушку за новыми историями, о которых я ему сразу же рассказал. Он сонным голосом отверг эту затею и сказал, что просто посмотрит записи, а идти не будет.

— И Антон с Серым вряд ли пойдут, — сказал он, предупреждая мой звонок им.

— Почему?

— Да думаю так.

Я позвонил и им — они действительно отказались идти, хоть и был день. Я решил пойти один, оделся, взял фонарь, на всякий случай нож, и когда брал его, вспомнил о тени, которая пробежала тогда. Стало страшно, и к ножу я прибавил биту, спрятав её под куртку — она была небольшой, но тяжёлой, со свинцовой сердцевиной. Я запер квартиру и направился к больнице.
Был уже обед, когда я добрался до неё и вошёл внутрь. Всё тот же холл, та же регистратура. Я прошёл в левый коридор, прошёлся к лестнице и поднялся на второй этаж. Только собравшись шагнуть на лестницу на третий, я испугался и вспомнил, что лестницы-то нет, и придётся или топать домой за навесной или думать, что делать. Я стал думать. Идти домой около километра — не пойдёт, надо что-то искать. Я притащил с первого этажа штук 10 кирпичей и стенд из дерева, поставил кирпичи друг на друга в длину, положил на них стенд. Был отличный шанс упасть, но меня пронесло, и я ухватился за край лестничной клетки. Дальше я подтянулся на руках и забрался на неё.

Я достал биту и вышел в уже знакомый светлый коридор. Всё было, как тогда. За окном мелькали хлопья снега, само окно было заляпанным и грязным. Я прошёл к архиву, держа биту наготове, и толкнул дверь. Она со скрипом отворилась, и я взглянул на уже знакомое помещение. Возле стола всё так же лежали кассеты, все коробки были на месте. Похоже, в этом месте никто не был после меня. Я зашёл в помещение. Никого. Взглянул на непрозрачную зелёную занавеску, закрывавшей проход — тоже никакого движения, однако занавеска меня снова дико испугала — почему она висит здесь, ведь за столько времени её бы или сорвали, или она сама бы разорвалась? Значит, её кто-то сюда повесил. Я крикнул:

— Эй, если тут кто-то есть, выйдите, я не сделаю вам ничего плохого!

В ответ — тишина. Я понял, каким идиотом сейчас, наверное, выгляжу, и наклонился к кассетам, выбирая нужные. А нужные были те, чьи номера были написаны в делах больных. Я нашёл их по полуистёртым надписям ручкой и положил в рюкзак, предварительно накидав туда ещё три кассеты и штук пять дел. Я уже собрался уходить, как кинул взгляд на проём, закрытый занавеской.

Я подошёл к ней ближе, испытывая ужас. Отдёрнув её, я увидел квадратную комнату, совершенно пустую, без каких-либо признаков наличия человека. Даже посветив туда фонарём, я не увидел там никакой двери или люка, да и откуда ему бы там быть? Я успокоился и пошёл на выход. Опять мне показалось, что за дверями меня кто-то поджидает, но там снова никого не было. Проходя по коридору, я внезапно остановился, почувствовав какую-то тревогу, которая всё нарастала. Я обернулся. В ярком оконном свете небыло никаких силуэтов, никто не пробегал. Линолеум был чист. Именно эта чистота напомнила мне, что, когда я убегал отсюда вчера, я выронил одну папку, а теперь её не было! Мне стало жутко, однако у меня в руках была бита, и я решил узнать, что здесь всё-таки происходит. Я проходил от двери к двери левого крыла, толкая двери — склад, архив, библиотека… В библиотеке на столе моё внимание привлёк чистый предмет. Всё вокруг было покрыто слоем пыли, а он выделялся своей чистотой. Я зашёл в библиотеку и взял предмет. Это была флешка. Самая обычная флешка, на 16 гигабайт, по-видимому, целая.

Мне стало весело. Очевидно, кто-то из тех, кто сюда лазил до меня, забыли её, и теперь я могу стать обладателем нескольких часов порнографии, кучи фильмов или музыки, да и просто хорошей флешки. Я взял её и пошёл на выход. Спрыгнув с лестничной клетки на второй этаж, я спустился вниз и вышел на улицу. Вдохнув свежего воздуха, я пошёл домой.

Дома я вывалил содержимое рюкзака на пол, отделил дела и положил их на стол, кассеты положил перед видеомагнитофоном. Параллельно с этим я начал искать в Интернете информацию о местной психушке. Информации было мало, но я зашёл на какой-то сайт, где она была подробно расписана. Там же было написано, что информации мало, ибо больница уже не используется давно, и данные о ней хранятся в основном в книгах и журналах. Однако всё-таки было написано, что больница была спешно закрыта после какого-то неприятного случая, произошедшего там. Больница была не простая, там исследовали что-то необычное (тут я вспомнил про то, как у девушки самопроизвольно появлялись ожоги на ладонях), но потом исследования свернули.
— М-да, жесть, — пробормотал я и вставил флешку в компьютер. Она опозналась, выскочило меню, и я скопировал всё содержимое на компьютер — флешка была забита почти до отказа.

Пока данные копировались, я пошёл к кассетам. Первая кассета была записью с тем парнем, что убил всю свою семью. Я мигом вставил её в магнитофон и включил. Снова отвратительное качество, едва можно разглядеть закутанного в смирительную рубашку человека, через помехи можно только услышать его голос. Придётся и эту запись копировать на компьютер и обрабатывать. Я подошёл к компьютеру — данные уже скопировались, и я решил пока отложить это дело. С любопытством заглянул в папку. Около сотни видеофайлов, длиной примерно по пять минут каждая.

— Ничего себе! — вырвалось у меня, и я запустил первый ролик.

На экране появился стул и девушка, державшая руки на столе перед собой. Она смотрела в одну точку и что-то теребила пальцами. На руках явственно были видны порезы, выше локтя виднелись бинты.

— Как вас зовут? — от этого голоса я почувствовал давление в области живота. Да, это были определённо те записи, которые я видел, только тут они были в отличном качестве, хоть и чёрно-белые.

— Ангелина Павлова Андреевна, — я удивился, обычно представляются, ставя фамилию на первое место.

— Что вас так беспокоит?

Я нажал на «пробел». Воспроизведение остановилось. Я жутко перепугался. Допустим, кто-то до меня собрал все записи (только после этого я заметил, что записи имели номера такого же вида, как и на кассетах, кроме последних), отредактировал их и улучшил, и в одном из походов забыл флешку на третьем этаже. Но почему не пришёл? Может, это его тень мелькнула тогда? Я стал думать и решил, что эта мысль верна, ведь вариантов больше не было.

Я промотал запись до конца. Под конец я снова нашёл ту сцену, где девушка бьется о стены, слышен глухой звук ударов, она начинает резать и колоть себя, одновременно защищаясь от нападения «духа»…

Я свернул проигрыватель и запустил следующую запись. Там уже за столом сидела очень молодая девушка, почти подросток, и в вычурой манере, с активной жестикуляцией и большими глазами, нараспев рассказывала, что вокруг неё постоянно ходят люди, которые ей помогают, рассказывают много нового.

— Скажи, кто тебя выпустил из камеры? — спросил доктор.

— Ну вот, один мой друг и выпустил, я его попросила, он и выпустил, и помог мне выбраться, и говорил, где ходят врачи, и отвлекал их стуками и тенью, и я ушла, — она засмеялась.
Доктор всё быстро записывал, потом спросил:

— Их много? Как часто ты их видишь?

— Их много, очень часто вижу. Сейчас один мне говорит, что вы забыли дома свои папиросы, ахахахаха!

Доктор хмыкнул и приказал своей ассистентке увести девушку. Когда они вышли, он отодвинул ящик стола и проговорил для записи:

— Папирос нет, видимо, я их или обронил, или забыл дома.

Я остановил воспроизведение. Судя по количеству записей, их хватило бы на вторую Великую китайскую стену. Я включил следующую запись. Там снова появилась девушка лет 25, коротко остриженная, с тёмными волосами. Я глянул на дату — 90-й год. Прошлые были 89-е. Ага, значит, чем дальше, тем позже записи. Я выключил проигрыватель и запустил запись где-то на три четверти к концу. Запись оказалась уже цветной, на стуле сидела уже знакомая мне девушка. Да, это та самая, что видела людей. Сейчас она просто улыбалась, стала взрослой.

— Скажи, что тебе теперь говорят люди? — прозвучал уже знакомый, немного погустевший голос.

— Что скоро всё закончится!

— Что именно?

— Меня выпустят.

— Но ты же понимаешь, что пока ты их слышишь, мы не можем тебя выпустить.

— Я знаю.

Такой разговор продолжался несколько минут. Я остановил воспроизведение и перешёл к последней записи. Там было уже отличное качество, насыщенный цвет, хороший звук. За столом сидела женщина лет 40, однако хорошо выглядевшая, которая со слезами на глазах говорила:

— Сегодня они опять были! Я слышала их шаги!

— Они ломились к тебе?

— Нет, просто ходили! Мне очень страшно! У вас крепкие двери? Что, если они войдут? — женщина зарыдала.

— Нет, двери хорошие, не волнуйся. Но справиться с ними ты можешь и сама. Помнишь того демона, что однажды ночью проник к тебе? Его же ты победила?

— Да…

— Значит, у тебя получится и в этот раз. Просто будь готова.

— Хорошо…
Дальше было видно, как девушка выходит из помещения, никто её не сопровождает. Доктор некоторое время сидит молча, затем встаёт, камеру покачивает и она приближается к двери. Очевидно, он забыл её выключить. Я стал приглядываться. Чистый серый линолеум — камера была наклонена вниз и снимала его. Вдруг доктор видимо заметил, что камера работает, и, подняв, выключил.

Воспроизведение завершилось, однако я успел заметить в последних кадрах какое-то светлое пятно на полу больничного коридора. Я кинул видео в программу и последнюю секунду просмотрел покадрово. Вот камера быстро поднимается, вдали смазанно виден какой-то лежащий на полу предмет, следующий кадр чёткий — и я едва не вскрикнул: на полу лежала папка, которую я обронил, когда убегал оттуда в первый раз!

Я вскочил. Да, это была определённо та папка, даже некоторые бумаги из неё высыпались. Сегодня папки там не было, значит, запись сделана вчера!

Отойдя от шока, я снова сел за компьютер и запустил видео с названием «1/10». Снова то же качество. Снова тот же кабинет. Снова девушка за столом, но уже другая. Она рассказывает всё тому же доктору о том, что под кожей её лица кто-то есть.

— Кто?

— Я не знаю. Может, черви? Я же чувствую, как они ползают!

— Когда ты это чувствуешь?

— Когда долго нахожусь одна.

Всю запись шёл этот разговор. Я переключил на следующую. Потом на третью. На четвёртой я испугался, увидев лицо этой девушки. Оно было всё разодрано, по-видимому, ногтями, а сама девушка плакала и жаловалась, что черви её достали. Я в страхе переключил дальше. Там царапины были уже меньше, девушка была спокойна. Я перескочил на восьмую запись и икнул, так как лицо девушки представляло собой кровавую рану. Судя по всему, раны были нанесены гвоздём или куском железа, но, как бы то ни было, её лицо было ужасно. Я почувствовал, что дышу прерывисто, и у меня на глазах выступают слёзы. Следующая запись — снег, тропа, вытоптанная в снегу, ведущая к дому, звук хрустящего снега двух пар ног. Запись длилась пять секунд.

Я в ужасе встал. Чертовщина, происходившая в этом городе, переходила все границы. В дверь внезапно позвонили, что заставило меня снова испытать холод по спине. Заглянув в глазок, я увидел Васю и открыл ему дверь, впустив в квартиру. Он спросил, почему я такой бледный, и я показал ему последовательно эти десять записей. Он просмотрел их молча, пока я наливал чай на кухне. Когда я зашёл, он сидел с выпученными глазами, тяжело дыша.
— Что такое? — спросил я.

— Я её знаю, это же моя соседка, она уехала месяц назад в Москву!

Я ошалел от его слов.

— Звони в милицию! — крикнул он, но в городе не было своего наряда — обычно он вызывался из соседнего, но из-за погоды к нам бы вряд ли кто доехал — снега навалило на год вперёд.

— Что же делать-то? — спросил он. Судя по его лицу, он не врал, и это действительно была его соседка.

Вечерело и темнело. Мы позвонили Антону и Серёге, чтобы они примчались к нам. Мы показали им эти записи, они в ужасе закрывали глаза, когда девушка пыталась сказать что-то своим разодранным ртом и только моргала разорванными ресницами. Последнее видео (с испуганной женщиной) повергло всех троих в шок, когда я сказал им, что папку обронил я, когда убегал оттуда, а сегодня её там не было.

Мы стали советоваться. У отца Антона был пистолет со времён Великой Отечественной, и Антон пообещал захватить его. Я взял биту, Вася нёс камеру, Серый просто шёл за компанию. Мы могли бы подождать до утра или призвать более старших людей, но боялись, что просто привлечём внимание того человека, который продолжал орудовать в больнице. Поэтому мы втихаря пробрались в больницу, когда через 15 минут дождались Антона с пистолетом. Мы оказались в уже знакомом холле. Все четверо включили фонари и осмотрелись. Всё так же, всё то же. Вася включил камеру, видно было плохо, но записывался хотя бы звук. Мы пошли по коридору, поднялись по лестнице на второй этаж и остановились на лестничной клетке. Минут за пять трое из нас забрались на третий этаж, подсаживая друг друга. Антон с пистолетом остался внизу.

Мы вышли в коридор. Тут было странно тепло, несмотря на зиму. Мы тихонько ступали по полу, освещая пол и стены. Вася заметил на полу несколько капель. Мы присели на корточки и начали их рассматривать. Простые тёмные капли, густые, не замерзшие, серого цвета. Мы пошли дальше. Всё те же двери. Я со страхом постучал в одну из них и приложил ухо к двери. Все затаили дыхание. Тишина. Мы осмотрели дверь. На ней не было ни замка, ни задвижки, как и на волчке, как будто дверь была завалена или заперта изнутри.

— Странно, — решили мы.

Внезапно сбоку зажёгся сильный свет фонаря, мы напугались, так как ни у одного из нас не было такого. Фонарь опустился, и мы увидели человека в потёртой форме охранника, средних лет, небольшого роста, усталого.

— Какого чёрта вы здесь делаете? — задал он вопрос сонным голосом. Очевидно, он недавно спал, и его лицо показалось мне странно знакомым. Также мне подозрительным показалось, что он спал, когда на удице было минус 10 градусов, а здание не отапливалось. — Воровать тут уже нечего, кроме разве что дверей этих… — он пнул железную дверь.
— Да мы просто тут балуемся, — сказал Вася, — Поисследовать хотим.

— А-а-а… Так пошлите, я вам расскажу, что тут да как, что на холоде торчать. Разбудили, понимаешь…

— Извините, — сказал Вася, и мы двинулись за сторожем. Все, кроме меня — я сказал, что поищу Антона, и пошёл в другую сторону. Уходя, я слышал разговор друзей и сторожа:

— А как мы спустимся, там же лестницы нет?

— Я свою ставлю обычно… Вас только четверо?

— Да.

Я спустился на руках на второй этаж и крикнул: «Антон!».

— Что? — донеслось откуда-то снизу.

— Поднимайся, нас раскрыли…

— Кто?

— Сторож местный.

Я услышал шаги Антона, потом увидел фонарь — он поднимался наверх. Подойдя ко мне, он сказал:

— Какой ещё сторож? Тут со дня закрытия его не было!

Я удивился и вдруг меня как дёрнуло — я узнал охранника! Лицо на записи, которую я смотрел на кассете, было довольно плохо видно, но я сравнил его с фотографией — да, это был он. То же простое деревенское лицо, те же выпученные глаза маньяка, сошедшего с ума и застрелившего всю свою семью из охотничьего ружья деда…

Я ломанулся ко второй лестнице, Антон, готовя пистолет, за мной. Мы спустились на первый этаж. Было тихо. Откуда-то снизу слышались шаги. Мы повернулись к лестнице и стали светить туда фонарём. В свете появился охранник, и, закрывая лицо от света фонарей, спросил:
— Антон и его друг?

Мы опустили фонари, сторож убрал руку с лица. Да, это был он.

— Где они? — спросил я.

Сторож ехидно улыбнулся и сказал:

— Всё равно я вас очищу, гады!

Он не успел достать пистолет из куртки — Антон выстрелил ему в ногу, и он упал, завертевшись, как юла. В ушах пищало от грохота выстрела, мы побежали вниз по лестнице за друзьями. Мы вошли в тёмный подвал. Фонарём нашли какой-то предмет в углу, накрытый брезентом. Это оказался генератор. Я начал дёргать за верёвку, пока Антон стоял на карауле, и наконец, генератор завёлся. Свет разлился по помещению. Это оказался морг. Просторный, с каменными арками, с массой выемок в стенах и огромной широкой железной дверью в конце. Я подошёл к первой выемке и дёрнул за ручку. Выкатилось что-то вроде полки. Антон подошёл тоже. На полке лежало что-то, накрытое простынёй. Это было тело, в этом не было никаких сомнений — очертания головы, туловища, рук — дальше мы не рассматривали. У меня закружилась голова… Что здесь делает тело, если больницу закрыли 15 лет назад?

Антон медленно взял покрывало и резко его отдёрнул. Когда он это делал, я немного отвлёкся, так как мне показалось, что кто-то стучит в другом конце морга. Но когда я повернул голову, я закричал от ужаса. На полке лежала та самая девушка со страшно разодранным лицом, открытыми глазами и ртом, но самое страшное было то, что у неё были отрезаны ноги. Полностью. Антон стоял в ступоре, я быстро задвинул полку обратно и привёл его в чувство.

— Надо найти Васю и Сер… — мои слова, обращённые к нему, были прерваны стоном и стуком в другом конце. Антон тоже их услышал, и мы ломанулись туда, дополнительно освещая путь фонарями. Мы дошли до топки. Да, это был крематорий — огромная широкая дверь в заклёпках. В такой печи можно было сжечь быка. Мы подняли засов и открыли его. Из распахнутой двери вывалилось два гигантских чер

Мне было 8 лет, когда мои родители развелись. Отец был гораздо старше матери — возможно, поэтому они не сошлись интересами или характерами. Мы с матерью остались жить в Молдавии, а отец уехал в Россию к родственникам.

Отец писал мне письма, присылал открытки на праздники и даже несколько раз выслал переводы в подарок на день рождения. Но когда мне было 16 лет, письма и переводы прекратились. Наверное, отец уже обустроился к тому времени, и как-то жизнь его закрутила в своих проблемах, что стало не до меня. Я помнила отца, но отвыкла от него. Ну, есть да есть, вроде как так и положено. Что поделаешь, раз так вышло в жизни. Конечно, обижалась на отца, что, мол, не приехал за эти годы ни разу. Но время шло. Я повзрослела, выучилась в училище, по распределению устроилась на завод, а потом вообще узнала про строящийся КАТЭК и уехала в Россию. В Красноярском крае устроилась на работу, получила общежитие, встретила хорошего парня и вышла замуж.

Через несколько лет после свадьбы я забеременела и ушла в декретный отпуск. Муж часто уезжал по работе (работал водителем): то груз увезти в другой город, то начальство. Бывало такое, что по 2-3 дня дома не бывал. Я оставалась одна. Скучно было, конечно, но занимала себя вязанием, книгами, телевизором. Живот был уже большой, много отдыхала.

Однажды муж снова уехал в командировку, а я осталась одна. Забыла выключить газовую плиту и уснула. Сморил сон, к тому же чувствовала себя не очень хорошо — уже 8 месяцев было как-никак. Чувствую во сне, что мне плохо. Задыхаюсь, как-то не так. Тут слышу сквозь сон звонок в дверь. Подскочила, к двери подошла, открыла, смотрю — за дверью мужчина. Он ворвался в квартиру, выключил газ, меня в чувство привел. Говорит, мол, дочка, ты что, совсем рассеянная? Я отца в этом мужчине и признала. Обнялись с ним. Слава Богу, он вовремя подоспел: я задремала всего минут на пять и со мной ничего не случилось. Слава Богу, отец мне жизнь спас.

Отец погостил у меня 2 дня. Я удивлена была, как он меня нашел. Говорил, что поехал в Молдавию, навестил мать, она и дала адрес. Говорил, мол, стар стал, хотел хоть навестить бывшую жену и дочку. Мы все это время не могли наговориться. Я спрашивала, почему он перестал мне писать. А отец как-то нехотя сказал, что, когда мне было 16 лет, с ним случилась авария и ему тогда туго пришлось. Я поняла, что проблемы были, и ему нелегко это вспоминать. Что зло таить — главное, что он приехал. Мы очень хорошо провели время, много вспоминали.
Через два дня отец засобирался, а я так хотела, чтобы он с мужем моим познакомился, погостил месяц-другой. Уже в дверях обнялись — отец сказал, что, мол, больше мы с ним никогда не свидимся, но он очень меня любит. Я еще отмахнулась — что ты говоришь, что попало, Бог даст, еще поживешь. Но отец лишь тяжело вздохнул и попросил, чтобы дочку я назвала Катюшей, в честь его матери (моей бабушки), уж очень она этого хочет и просила передать эту просьбу. Я тогда в слезах всего наобещала. Распрощались, отец уехал.

Муж вернулся, я ему рассказывала про встречу с отцом, даже решили съездить к нему погостить через годик-полтора, как ребенок окрепнет. И тут меня осенило — почему отец именно про дочку сказал? Раньше УЗИ не было, пол ребенка определить было нельзя. Но потом я решила, что отец просто предположил и на всякий случай просил назвать Катей, если девочка будет.

Через пару дней я пыталась дозвониться до матери, но переговоры не получилось заказать. Сейчас я думаю, что так было к лучшему, чтобы я не переволновалась и не родила плохо. Родила я дочку, назвала Катей, и уже тогда мама сама заказала переговоры. Радовались рождению дочки, и тут я давай рассказывать про приезд папы. Мама попросила дать трубку моему мужу и спросила, нормально ли я перенесла роды и все ли у меня хорошо. Муж подтвердил, что отец был и даже оставил подарок для дочери — фамильное кольцо.

Тогда мама сказала, что такое кольцо действительно было и принадлежало его матери Катерине, которая умерла еще до моего рождения, давным-давно, а сам отец умер в автомобильной аварии, когда мне было 16 лет. Мама не хотела меня травмировать и промолчала об этом. Тогда она действительно уезжала — оказывается, на похороны. А мне не сказали, потому что у меня с детства было слабое сердце, по врачам всю жизнь ходили. Мне и рожать не советовали.

Сказать, что у меня был шок, ничего не сказать. Отец приходил, оставил фамильное кольцо, просил назвать мою дочь Катей по просьбе его умершей матери... Теперь я понимаю, где она могла его об этом попросить. Отец спас мне жизнь и попрощался со мной.

Тогда я боялась, что меня сочтут сумасшедшей, но кольцо, которое сейчас носит моя взрослая дочь, говорит об обратном.