рассказ

СВОБОДНАЯ КОНКУРЕНЦИЯ

- Здравствуйте. Я из фирмы "Репутация". Черный и серый пиар.
- Черный и серый - кто?
- Это предвыборный штаб?
- Да!
- А вы?..
- А я им тут еду готовлю.
- Тетка, позови кого-нибудь грамотного, только быстро.
- Павел Игнатьевич, к вам пришли!
Входит Павел Игнатьевич.
- Здравствуйте. Я из фирмы "Репутация". Черный и серый пиар. Результат гарантируется.
- Подробнее.
- Про серый или про черный?
- Про черный. Но чтоб совсем.
- О! Будьте покойны. Полное моральное уничтожение конкурента. Создание темной биографии со свидетельствами и документами. Воровство в школе, шизофрения, вхождение в секту свидетелей Иеговы, продажа Родины, детский онанизм - на выбор заказчика.
- Расценки?
- От штуки до ста.
- До ста?
- Сто - это сюжет в вечерних новостях.
- Хорошо, но только, чтобы - главный сюжет!
- Да на здоровье! Можно сделать так, чтобы никаких других новостей в этот день вообще не было. Но это уже двести.
- А если оптом? Вот всё, что вы сказали - секта, онанизм, продажа Родины, но оптом? Чтобы он уже не поднялся.
- В шесть ноликов уложимся.
- Миллион? Это несерьезный разговор.
- Вы же хотите, чтобы он не поднялся.
- Хочу. Кстати... Одну секундочку. (В трубку). Алло! Серега, узнай, сколько стоит замочить? Физически, физически! Всё равно, кого - вообще, человека! Жду. (Посетителю). Сейчас сверим цены. (В трубку). Что? Спасибо. (Вешает трубку). Вам вышел облом. За миллион я могу замочить его без всякого пиара вместе с предвыборным штабом и избирателями.
- Это демпинг!
- Это рынок.
- Хорошо, восемьсот.
- Это несерьезный разговор.
- А сколько же вы предлагаете?
- Оптом?
- Да.
- С продажей Родины и онанизмом?
- Да!
- Триста!
- Это несерьезно.
- Триста от силы.
- Сейчас я отсюда выйду, пойду к нему - и через пять минут онанизм будет у вас.
- Нет!
- Даже не сомневайтесь. Плюс зеленое знамя ислама в спальне и совращение малолетних по государственным праздникам.
- Нет!
- Завтра в вечерних новостях. Не пропустите.
- Хорошо, пятьсот.
- Скотоложство, дом на Багамах и родство с Чикатило.
- Семьсот тысяч, и по рукам.
- Я знал, что мы договоримся.
- Только вот все это: ислам, скотоложство и Чикатило, - тоже ему!
- А ему не много?
- В самый раз.

Роберт Силверберг
"Увидеть невидимку"
пер. В.Баканов
И меня признали виновным, приговорили к невидимости на двенадцать месяцев, начиная с одиннадцатого мая года Благодарения, и отвели в темную комнату в подвале суда, где мне, перед тем как выпустить, должны были поставить клеймо на лоб.
Операцией занимались два государственных наемника. Один швырнул меня на стул, другой занес надо мной клеймо.
- Это совершенно безболезненно, - заверил громила с квадратной челюстью и отпечатал клеймо на моем лбу. Меня пронзил ледяной холод, и на этом все кончилось.
- Что теперь? - спросил я.
Но мне не ответили; они отвернулись от меня и молча вышли из комнаты. Я мог уйти или остаться здесь и сгнить заживо - как захочу. Никто не заговорит со мной, не взглянет на меня второй раз, увидев знак на лбу. Я был невидим.
Следует сразу оговориться: моя невидимость сугубо метафорична. Я по-прежнему обладал телесной оболочкой. Люди ~могли~ видеть меня - но не имели ~права~.
Абсурдное наказание, скажете вы? Возможно. Но и преступление было абсурдным: холодность, нежелание отвести душу перед ближним. Я был четырехкратным нарушителем, что каралось годичным наказанием. В должное время прозвучала под присягой жалоба, состоялся суд, наложено клеймо.
И я стал невидим.
Я вышел наружу, в мир тепла. Только что прошел полуденный дождь. Улицы подсыхали, воздух был напоен запахом свежей зелени. Мужчины и женщины спешили по своим делам. Я шел среди них, но меня никто не замечал. Наказание за разговор с невидимкой - невидимость на срок от месяца до года и более, в зависимости от тяжести нарушения. Интересно, все ли так строго
придерживаются закона?
Я ступил в шахту лифта и вознесся в ближайший из Висячих садов. То был Одиннадцатый, сад кактусов; их причудливые формы как нельзя лучше соответствовали моему настроению. Я вышел на площадку, приблизился к кассе, намереваясь купить входной жетон, и предстал перед розовощекой, пустоглазой женщиной.
Я выложил перед ней монету. В ее глазах мелькнуло подобие испуга и тут же исчезло.
- Один жетон, пожалуйста, - сказал я.
Никакого ответа. За мной образовалась очередь. Я повторил просьбу. Женщина беспомощно подняла глаза, затем уставилась на кого-то сзади меня. Из-за моего левого плеча протянулась чья-то рука и положила перед ней монету. Женщина достала жетон. Мужчина, стоявший за мной, взял жетон, опустил его в автомат и прошел.
- Дайте мне жетон, - потребовал я.
Другие отталкивали меня. И ни слова извинения. Вот они, первые следствия невидимости. Люди в полном смысле слова смотрели на меня как на пустое место.
Однако вскоре я ощутил и преимущества своего положения. Я зашел за стойку и попросту взял жетон, не заплатив. Так как я невидим, никто меня не остановил. Сунув жетон в прорезь автомата, я вошел в сад.
Вопреки ожиданиям, прогулка не принесла мне успокоения. Нахлынула какая-то необъяснимая хандра и отбила охоту любоваться кактусами. На обратном пути я прижал палец к торчащей колючке; выступила капля крови. Кактус по крайней мере еще признавал мое существование. Но лишь для того, чтобы больно уколоть.
Я вернулся к себе. Дом был полон книг, но сейчас они меня не привлекали. Я растянулся на узкой кровати и включил тонизатор в надежде побороть овладевшую мной апатию. Невидимость...
Собственно, это ерунда, твердил я себе. Мне и раньше не приходилось полностью зависеть от других. Иначе как бы я вообще был осужден за равнодушие к ближним? Так что же мне надо от них сейчас? Пускай себе не обращают на меня внимания!
Мне это только на пользу. Начать с того, что меня ожидает годичный отдых от работы. Невидимки не работают. Да и как они могут работать? Кто обратится к невидимому врачу, или наймет невидимого адвоката, или передаст документ невидимому служащему? Итак, никакой работы. Правда, и никакого дохода, что вполне естественно. Зато не надо платить за квартиру - кто будет брать плату с невидимых постояльцев? К тому же невидимки могут ходить куда им заблагорассудится бесплатно. Разве я не доказал это недавно
в Висячем саду?
Невидимость - замечательная шутка над обществом, заключил я. Выходит, меня приговорили всего-навсего к годичному отдыху. Не сомневаюсь, что получу от этого массу удовольствия.
Однако не следовало забывать о реальных неудобствах. В первый же вечер после приговора я отправился в лучший ресторан города в надежде заказать самую изысканную еду, обед из нескольких десятков блюд, а затем исчезнуть в момент, когда официант подаст счет.
Не тут-то было. Мне не удалось даже сесть. Битых полчаса я стоял в холле, беспомощно наблюдая за метрдотелем, который с безучастным видом то и дело проходил мимо меня. Совершенно ясно, что для него это привычная картина. Если даже я сяду за столик, это ничего не даст - официант просто не примет мой заказ.
Можно, конечно, отправиться на кухню и угоститься, чем душа пожелает. При желании мне ничего не стоит нарушить работу ресторана. Впрочем, как раз этого делать не следует. У общества свои меры защиты от невидимок. Разумеется, никакой прямой расплаты, никакого намеренного отпора. Но в чем обвинить повара, если тот ненароком плеснет кипяток на стену, не заметив стоящего там человека? Невидимость есть невидимость, это палка о двух концах.
И я покинул ресторан.
Пришлось довольствоваться кафе-автоматом поблизости, после чего я взял такси и поехал домой. Хорошо хоть, что машины, как и кактусы, не отличали подобных мне. Однако вряд ли одного их общества на протяжении года будет достаточно.
Спалось мне плохо.
Второй день невидимости был днем дальнейших испытаний и открытий.
Я отправился на дальнюю прогулку, предусмотрительно решив не сходить с тротуара. Мне часто доводилось слышать о мальчишках, с наслаждением наезжающих на тех, кто несет клеймо невидимости на лбу. Их даже не наказывали за это. Такого рода опасности умышленно создавались для таких, как я.
Я шагал по улицам, и толпа передо мной расступалась. Я рассекал толчею, как скальпель живую плоть. В полдень мне повстречался первый товарищ по несчастью - высокий, плотно сбитый мужчина средних лет, преисполненный достоинства, печать позора на выпуклом лбу. Наши глаза встретились лишь на миг, после чего он, не останавливаясь, проследовал дальше. Невидимка, естественно, не может видеть себе подобных.
Меня это только позабавило. Я пока еще смаковал новизну такого образа жизни. И никакое пренебрежение не могло меня задеть. Пока не могло.

На третьей неделе я заболел. Недомогание началось с лихорадки, затем появились резь в животе, тошнота и другие угрожающие симптомы. К полуночи мне стало казаться, что смерть близка. Колики были невыносимы; еле дотащившись до ванной, я заметил в зеркале свое отражение - перекосившееся от боли, позеленевшее, покрытое капельками пота лицо. На бледном лбу маяком пылало клеймо невидимости.
Долгое время я лежал на кафельном полу, безвольно впитывая в себя его холод, прежде чем в голову мне пришла страшная мысль: что, если это аппендицит?! Воспалившийся, готовый прорваться аппендикс?
Ясно одно: необходим врач.
Телефон был покрыт пылью. Никто не удосужился его отключить, но после приговора я никому не звонил и никто не смел звонить мне. Умышленный звонок невидимке карается невидимостью. Друзья - во всяком случае, те, кто считался моими друзьями, - остались в прошлом.
Я схватил трубку, лихорадочно тыкая пальцем в кнопки. Зажегся экран, послышался голос справочного робота.
- С кем желаете беседовать, сэр?
- С врачом, - едва вымолвил я.
- Ясно, сэр.
Вкрадчивые, ничего не значащие слова. Роботу не грозила невидимость, поэтому он мог разговаривать со мной.
Вновь зажегся экран и раздался заботливый голос врача:
- Что вас беспокоит?
- Боль в животе. Возможно, аппендицит.
- Мы пришлем человека через...
Врач осекся. Промах с моей стороны: не надо было показывать ему свое сведенное судорогой лицо. Его глаза остановились на клейме, и экран потемнел с такой быстротой, словно я протянул врачу для поцелуя прокаженную руку.
- Доктор... - простонал я, но экран был пуст.
Я в отчаянии закрыл лицо руками. Это уже чересчур. А как же клятва Гиппократа? Неужели врач не придет на помощь страждущему?
Но Гиппократ ничего не знал о невидимках, тогда как в нашем обществе врачу запрещено оказывать помощь человеку с клеймом невидимости. Для общества в целом меня попросту не существовало. Врач не может поставить диагноз и лечить несуществующего человека.
Я был предоставлен сам себе.
Это одна из наименее привлекательных сторон невидимости. Вы можете беспрепятственно войти в женское отделение бани, если пожелаете, но и корчиться от боли вы будете равно беспрепятственно. Одно вытекает из другого. И если у вас случится прободение аппендикса, - что ж, это послужит предостережением другим, которые могут пойти вашим преступным путем.
К счастью, со мной этого не произошло. Я выжил, хотя мне было очень худо. Человек может выдержать год без общения с себе подобными. Может ездить в автоматических такси и питаться в кафе-автоматах. Но автоматических врачей нет. Впервые в жизни я почувствовал себя изгоем. К заболевшему заключенному в тюрьме приходит врач. Мое же преступление недостаточно серьезно, за него не полагается тюрьма, и ни один врач не станет облегчать мои страдания. Это несправедливо! Я проклинал тех, кто придумал такую изощренную кару. Изо дня в день я встречал рассвет в таком же одиночестве, как Робинзон Крузо на своем необитаемом острове. И это в городе, где жило двенадцать миллионов душ!

Как описать частые смены настроения и непостоянство поведения за те месяцы?
Бывали периоды, когда невидимость казалась мне величайшей радостью, утехой, бесценным сокровищем. В такие сумасшедшие моменты я упивался свободой от всех и всяческих правил, опутывающих обыкновенного человека.
Я крал. Я входил в магазин и брал, что хотел, а трусливые торговцы не смели помешать мне или позвать на помощь. Знай я, что государство возмещает подобные убытки, воровство приносило бы мне меньше удовольствия. Но я об этом не знал и продолжал воровать.
Я подсматривал. Я входил в гостиницы и шел по коридору, открывая наугад двери. Некоторые комнаты были пусты. В некоторых были люди.
Богоподобный, я наблюдал за всем, что происходило вокруг. Дух мой ожесточился. Пренебрежение обществом - преступление, за которое меня покарали невидимостью, - достигло небывалых размеров.
Я стоял на пустынных улицах под дождем и поливал бранью блестящие лики вознесшихся к небу зданий.
- Кому вы нужны? - ревел я. - Не мне! Ну кому вы нужны?!
Я смеялся, издевался, бранился. Это был некий вид безумия, вызванный, полагаю, одиночеством. Я врывался в театры, где, развалясь в креслах, сидели любители развлечений, пригвожденные к месту мельтешащими трехмерными образами, и принимался выделывать дурацкие антраша в проходах. Никто не шикал на меня, никто не ворчал. Светящееся клеймо на моем лбу помогало им держать свое недовольство при себе.
То были безумные моменты, славные моменты, великие моменты, когда я исполином шествовал среди праха земного и каждая моя пора источала презрение. Да, сумасшедшие моменты, признаю открыто. От человека, который несколько месяцев поневоле ходит невидимым, трудно ждать душевного равновесия.
Впрочем, правильно ли было называть такие моменты безумными? Скорее я испытывал состояние глубокой депрессии. Маятник несся головокружительно. Дни, когда я чувствовал лишь презрение ко всем идиотам, которых видел вокруг, сменялись днями невыносимой тяжести. Я бродил по бесконечным улицам, простаивал под изящными аркадами, не сводил глаз с серых полос шоссе, где яркими штрихами стремительно проносились автомобили. И даже нищие не подходили ко мне. А вам известно, что среди нас есть нищие, в наш-то просвещенный век? Раньше я этого не знал. Теперь же долгие прогулки привели меня в трущобы, где исчез внешний лоск, где опустившиеся старики с шаркающей походкой просили подаяния.
У меня не просил никто. Однажды ко мне приблизился слепой.
- Ради всего святого, - взмолился он, - помогите купить новые глаза...
Первые слова, обращенные ко мне за многие месяцы! Я полез в карман за деньгами, готовый отдать ему в благодарность все, что у меня есть. Почему нет? Что мне деньги? Я могу в любой момент взять их где угодно. Но не успел я достать монеты, как какая-то уродливая фигура, отчаянно перебирая костылями, втерлась между нами. Я услышал сказанное шепотом слово "Невидимый", и вот уже оба заковыляли прочь от меня, словно перепуганные крабы. А я оставался на месте, глупо сжимая деньги в кулаке.
Даже нищие... Дьяволы! Придумать такую пытку!
Так я снова смягчился. Куда девалась моя надменность! Я остро чувствовал свое одиночество. Кто мог обвинить меня тогда в холодности? Я размяк, я был готов впитывать каждое слово, каждый жест, каждую улыбку, патетически жаждал прикосновения чужой руки. Шел шестой месяц моей невидимости.
Теперь я ненавидел ее страстно. Все радости, которые она сулила, оказались на поверку пустыми, а муки невыносимыми. Я не знал, сумею ли вытерпеть оставшиеся полгода. Поверьте, в то тяжкое время мысль о самоубийстве не раз приходила мне в голову.
И наконец я совершил глупый поступок. Как-то раз во время бесконечных прогулок мне навстречу попался другой Невидимый, третий или четвертый за все шесть месяцев. Как уже не раз бывало с другими, наши взгляды на миг настороженно скрестились; затем он опустил глаза и обошел меня. Это был стройный узколицый молодой мужчина, не старше сорока, с взъерошенными каштановыми волосами. У него был вид ученого, и я еще удивился - что же он такое совершил, чтобы заслужить невидимость. Мною овладело желание догнать его и расспросить, узнать его имя, и заговорить с ним, и обнять его.
Все это строжайше запрещено. С Невидимым нельзя иметь никаких дел - даже другому Невидимому. Особенно другому Невидимому. Общество отнюдь не заинтересовано в возникновении каких-либо тайных связей среди своих отверженных.
Мне это было известно.
Но, несмотря ни на что, я повернулся и пошел следом за ним.
На протяжении трех кварталов я держался шагах в пятидесяти позади. Повсюду, казалось, сновали роботы-ищейки; они мгновенно засекали любое нарушение своими чуткими приборами, и я не смел ничего предпринять. Но вот он свернул в боковую улочку, серую от пыли пятисотлетней давности, и побрел ленивым шагом никуда не спешащего Невидимки. Я поравнялся с ним.
- Постойте, - негромко сказал я. - Здесь нас никто не увидит. Мы можем поговорить. Мое имя...
Он круто повернулся, охваченный неописуемым ужасом. Его лицо побелело. Какую-то секунду он не сводил с меня глаз, затем рванулся вперед.
Я загородил ему путь.
- Погодите. Не бойтесь. Пожалуйста...
Он попытался вырваться, но я опустил руку ему на плечо, и он судорожно дернулся, стряхивая ее.
- Хоть слово... - взмолился я.
Ни слова. Ни даже глухого "Оставьте меня в покое!" Он обогнул меня, побежал по пустой улице, и вскоре топот его ног затих за углом. Я смотрел ему вслед и чувствовал, как нарастает внутри меня всепоглощающее одиночество.
Потом пришел страх. Он не нарушил закон, а я... я увидел его. Следовательно, я подлежал наказанию, возможно, продлению срока
невидимости. По счастью, вблизи не было ни одного робота-ищейки.
Повернувшись, я зашагал вниз по улице, стараясь успокоиться. Постепенно я сумел взять себя в руки. И тут понял, что совершил непростительный поступок. Меня обеспокоила глупость собственной выходки и, еще более, ее сентиментальность. Так панически потянуться к другому Невидимому, открыто признать свое одиночество, свою нужду - нет! Это означало победу общества.
С этим я смириться не мог.
Случайно я вновь оказался около сада кактусов. Я поднялся наверх, схватил жетон и вошел внутрь. Некоторое время я внимательно смотрел по сторонам, прежде чем мой взгляд остановился на гигантском, восьми футов высотой, уродливо изогнутом кактусе, настоящем колючем чудовище. Я вырвал его из горшка и принялся ломать и рвать на части; тысячи игл впились в мои руки. Прохожие делали вид, будто ничего не замечают. Скривившись от боли, с кровоточащими ладонями, я спустился вниз, снова одетый в маску
неприступности, за которой скрывалось одиночество.
Так прошел восьмой месяц, девятый, десятый... Весна сменилась мягким летом, лето перешло в ясную осень, осень уступила место зиме с регулярными снегопадами, до сих пор разрешенными из соображений эстетики. Но вот и зима кончилась. На деревьях в парках появились зеленые почки. Синоптики устраивали дождь трижды в день.
Срок моего наказания близился к концу.
В последние месяцы невидимости я жил словно в оцепенении. Тянулись дни, похожие друг на друга. Однообразие существования привело к тому, что мой истощенный мозг отказывался переваривать прочитанное. Читал я судорожно, но неразборчиво, брал все, что попадалось под руку: сегодня труды Аристотеля, завтра библию, еще через день - учебник механики... Но стоило мне перевернуть страницу, как содержание предыдущей бесследно ускользало из памяти.
Признаться, я перестал следить за ходом времени. В день окончания срока я находился у себя в комнате, лениво листая книгу, когда в дверь позвонили.
Мне не звонили ровно год. Я почти забыл, что это такое - звонок. Тем не менее я открыл дверь.
Передо мной стояли представители закона. Не говоря ни слова, они сломали печать, крепящую знак невидимости к моему лбу. Эмблема упала и разбилась.
- Приветствуем тебя, гражданин, - сказали они мне.
Я медленно кивнул.
- Да. И я приветствую вас.
- Сегодня одиннадцатое мая 2105 года. Твой срок кончился. Ты отдал долг и возвращен обществу.
- Спасибо. Да.
- Пойдем, выпьем с нами.
- Я бы предпочел воздержаться.
- Это традиция. Пойдем.
И я отправился с ними. Мой лоб казался мне странно оголенным; в зеркале на месте эмблемы виднелось бледное пятно. Меня отвели в близлежащий бар и угостили эрзац-виски, плохо очищенным, крепким. Бармен дружески мне ухмыльнулся, а сосед за стойкой хлопнул меня по плечу и поинтересовался на кого я собираюсь ставить в завтрашних реактивных гонках. Я ответил, что не имею ни малейшего понятия.
- В самом деле? Я за Келсо. Четыре против одного, но у него мощнейший спурт.
- К сожалению, я не разбираюсь.
- Его какое-то время здесь не было, - негромко сказал государственный служащий.
Эвфемизм был недвусмыслен. Мой сосед кинул взгляд на бледное пятно на моем лбу и тоже предложил выпить. Я согласился, хотя успел почувствовать действие первой порции. Итак, я перестал быть изгоем. Меня видели.
Однако я не посмел отказаться - это могут истолковать как проявление холодности. Пять проявлений недружелюбия грозили пятью годами невидимости. Я приучил себя к смирению.

Возвращение к прежней жизни вызвало множество неловких ситуаций. Встречи со старыми друзьями возобновление былых знакомств... Я находился в изгнании год, хотя и не сменил места жительства и возвращение далось мне не легко.
Естественно, никто не упоминал о невидимости. К ней относились как к несчастью, о котором лучше не вспоминать. В глубине души я называл это ханжеством, но делал вид, что так и должно быть. Безусловно, все старались пощадить мои чувства. Разве говорят тяжелобольному, что он долго не протянет? И разве говорят человеку, престарелого отца которого ждет эвтаназия: "Что ж, все равно он вот-вот преставится"?
Нет. Конечно, нет.
Так в нашем совместно разделяемом опыте образовалась эта дыра, эта пустота, этот провал. Мне трудно было поддерживать беседу с друзьями, особенно если учесть, что я выпал из курса современных событий; мне трудно было приспособиться. Трудно.
Но я не отчаивался, ибо более не был тем равнодушным и надменным человеком, каким был до наказания. Самая жестокая из школ научила меня смирению.
Теперь я то и дело замечал на улицах невидимок; встреч с ними нельзя было избежать. Но, наученный горьким опытом, я быстро отводил взгляд в сторону, словно наткнувшись на некое мерзкое, источавшее гной чудовище из потустороннего мира.
Однако истинный смысл моего наказания дошел до меня на четвертый месяц нормальной жизни. Я находился неподалеку от Городской Башни, возвращаясь домой со своей старой работы в архиве муниципалитета, как вдруг кто-то из толпы схватил меня за руку.
- Пожалуйста, - раздался негромкий голос. - Подождите минуту. Не бойтесь.
Я поднял удивленный взгляд - обычно в нашем городе незнакомые не обращаются друг к другу. И увидел пылающую эмблему невидимости. Тут я узнал его - стройного юношу, к которому я подошел более полугода назад на пустынной улице. У него был изможденный вид, глаза приобрели безумный блеск, в каштановых волосах появилась седина. Тогда, вероятно, его срок только начинался. Сейчас он, должно быть, отбывал последние недели.
Он сжал мою руку. Я задрожал. На сей раз мы с ним находились не на пустынной улице. Это была самая оживленная площадь города. Я вырвался из его цепких рук и сделал шаг назад.
- Не уходите! - закричал он. - Неужели вы не сжалитесь надо мной? Ведь вы сами были на моем месте!
Я сделал еще один нерешительный шаг - и вспомнил, как сам взывал к нему, как молил не отвергать меня. Вспомнил собственное страшное одиночество. Еще один шаг назад.
- Трус! - выкрикнул он. - Заговори со мной! Заговори со мной, трус!
Это оказалось выше моих сил. Я более не мог оставаться равнодушным. Слезы неожиданно брызнули у меня из глаз, и я повернулся к нему, протягивая руку к его тонкому запястью. Прикосновение словно пронзило его током. Мгновением позже я сжимал несчастного в объятьях, стараясь успокоить, облегчить его страдания.
Вокруг нас сомкнулись роботы-ищейки. Его оттащили. Меня взяли под стражу и снова будут судить: на сей раз не за холодность - за отзывчивость. Возможно, они найдут смягчающие обстоятельства и освободят меня. Возможно, нет.
Все равно. Если меня приговорят, я с гордостью понесу свою невидимость.

Вот на такое наткнулся вконтакте.

Внимание! Много букаф/мата.
«Угу, мой папаша вызывал меня на «Разговор», — проныл Скаут.
Лолкрон обернул свой бездушный взор и уставился на Скаута. Энгри Марин продолжал с ненавистью смотреть в свой бумажный пакет с обедом.
«Ебучий сэндвич с ветчиной три проклятых дня подряд», — Энгри ударил своим бронированным кулаком по столу, раздавив обеденный пакет в лепешку, — «Я, БЛЯДЬ, НЕНАВИЖУ ВЕТЧИНУ».
Скаут вздохнул: «Чувак, просто купи себе горячий обед в столовой».
«Ебаное кукурузное пюре и булочку с говном? ДА НУ НАХУЙ».
«Поменяйся с кем-нибудь, дебил», — прогундел Лолкрон.
Энгри встал и, набычившись, обвел взглядом столовую. Как обычно, трио друзей заняло целый столик. Не близко к окнам на южную сторону, где сидели популярные дети, а в углу у выхода. Комната была наполнена гулом разговоров. Темная Эльдарская Ведьма и Демонетка смеялись, скорее всего, над кем-то. Техприст и толстый потеющий орк-мекбой громко спорили над сложной карточной игрой.
«Прааштити…»
Энгри повернулся и рыкнул на худенькую кривозубую девушку, пытающуюся незаметно проскочить мимо него. Она сжимала обеденный пакет обеими руками и отчаянно смотрела на дверь.
«СТОЯТЬ, — Энгри схватил девчонку за руку, зажав ее в перчатке как в тисках. Она дернулась, — что в ебучем пакете?»
«Ми… жахватили тфри вафли для ка-оссса…»
Энгри взял свой раздавленный пакет со стола и сунул ей в лицо. Жир стекал с потемневшей бумаги.
«ПОМЕНЯЙСЯ СО МНОЙ».
«Каак пошжелаешшъ».
«Хватит, Энгри, — Скаут покраснел со стыда за своего кузена, — отпусти ее».
Энгри обернулся и заворчал на Скаута. Можно было почти слышать скрежет его зубов.
«Да ладно, чувак, я поделюсь с тобой булкой с мясом, я даже не голоден. Бог-Император, какой же ты говнюк».
Энгри оттолкнул девчонку и хлопнулся обратно на свое место: «Давай сюда ебучую булку, пиздожопый».
Скаут со вздохом передал остатки своего обеда через стол, и взглянул на девушку: «Извини за это, эээ…», — он запнулся, осознав, что понятия не имеет, кто она такая. Она смотрела на него с изумлением. Покраснев, она развернулась и поспешила к двери.
Какое-то время трио сидело в молчании. За исключением Энгри, который бормотал проклятия, набивая рот.
Лолкрон прервал молчание: «Какой разговор, мешок-с-мясом?»
Скаут удивленно заморгал: «Эээ, что?»
«Ты сказал нам, что Жиллиман вызывал тебя на «Разговор». Объясни».
«Нуу, эээ... О, Император, ну, знаешь… Разговор об очищении».
«Я не знаю».
Скаут снова покраснел, смутившись от воспоминания: «Он усадил меня и прочел мне эту длиннющую лекцию о том, что я взрослею, и об изменениях, которые вызовет мое гено-семя, и что он знает, насколько это время сбивает с толку молодых десантников. Потом он разразился речью о том, как я буду испытывать эти позывы к очищению ксеносов и еретиков, и что это абсолютно нормально, но что я никогда не должен очищать без надлежащей защиты и вооружения. Бог-Император, мне в жизни не было так стыдно».
Энгри воскликнул, разбрасывая крошки булки по всему столу: «Ебаный старый пердун думает, что ты чертов маленький ребенок. Мы, блядь, подростки, и на практике знаем, как зачищать сучек. Я ж прав, Лолкрон? БЛЯДЬ».
Лолкрон медленно кивнул: «Множество презренных живых пали от моего гаусс-потрошителя. Их крики отдавались эхом, когда они молили о пощаде, о доброте, чуждой моему ледяному разуму».
«Охуенно, ‘крон».
Оба они обратили свои взгляды на Скаута, который сосредоточенно разглядывал свои ногти.
Энгри открыл рот в изумлении: «ЕБ ТВОЮ МАТЬ. Ты же ни хуя не пробовал крови».
Скаут покраснел: «Черт возьми, Энгри, заткнись».
«Блядь, в натуре, ты же нихуя никого не очистил! Ебаный нахуй!»
Скаут сжал зубы.
Во взгляде Энгри сочетались презрение с удивлением: «Срущие хуе-соски, Скаут, несмотря на то, что твой брат Ультрамарин позабавился уже с толпой, он, блядь, никогда не присылал их тебе? Этот громовой засранец очищает каждую ночь чертовой недели по новой ксено сучке!»
«Ну, да, — забормотал Скаут, — ему-то легко, он капитан команды по Бладбоулу».
«Тебе стоит попросить Культист-тян».
Десантники воззрились на Лолкрона в удивлении: «Что, блядь, жуткий металлический хуй, ты несешь?» — сплюнул Энгри.
Он ответил им своим бессмертным немигающим взглядом: «Культист-тян. Девчонка, с которой ты говорил. Попроси ее о свидании, затем зачисть ее».
Скаут залепетал: «Ну, она довольно мила, но с чего ты взял…» Лолкрон прервал его своим замогильным монотонным голосом: «Она непопулярна. Она умеренно привлекательна, но недостаточно для того, чтобы перекрыть ее социальные недостатки. Отношения в ее семье натянутые и хаотичные. Есть высокая вероятность наличия проблем с самоуважением и тяги к признанию. Ты можешь быть ей привлекателен, и ты спас ее в проблемной ситуации». «Да, блядь, легкая зачистка! — Энгри заорал достаточно громко, и Скаут оглянулся удостовериться, что никто не смотрит на них, — и ты только посмотри как она, блядь, одевается, это рваное готичное говно? Армор сейв как у говна — да она, блядь, просто напрашивается! Я дам тебе погонять мой ебаный лендрейдер, чтобы ты смог ее пригласить куда-нибудь. СДЕЛАЙ ЭТО, ПЕДИК!» «Хорошо, хорошо, о, Импи, я попрошу ее о свидании», — Скаут грохнулся на свое сиденье. В мрачной тьме далекого будущего жизнь подростка ох как нелегка.

Где-то посреди пустоши.
Опять она явилась ко мне, когда я спал. Или не спал. Если я спал или даже сплю сейчас, тогда почему все тело ноет... и похоже я не могу пошевелить руками.
Старуха опять явилась ко мне. Как она это, черт возьми, делает? Магия... может быть она меня напоила чем-то? Поэтому-то я себя так плохо чувствую?
Голова раскалывается.
Кажется я чувствую тепло костра на лице и слышу голоса. Несколько человек: или трое или четверо. Не могу разобрать. Может быть это голоса в моей голове? Может быть я умер и вот так это все происходит? Ты просто оказываешься в темноте, но продолжаешь слышать отголоски с Того... или Этого Света. Хм... это все так относительно. Но если я умер, тогда как? Что произошло? И почему все тело ноет? И жутко хочется пить...
- Пить!.. – и это мой голос? В жизнь бы не узнал его. Похоже я не так уж еще и мертв... Хотя лучше бы сдохнуть побыстрее.
- Воды, дайте попить! – горло просто разрывается от боли. Голоса затихли.
- Эй! Вы посмотрите-ка кто тут у нас проснулся! – послышался насмешливый мужской голос – Семестра, дайка нашему величеству немного воды!
Глаза было не возможно открыть – они были или завязаны или заклеяны. Я видел сквозь веки лишь яркий огонь и тени вокруг – это все что я могу сейчас. Значит все-таки не умер. Жаль.
Что-то забулькало в паре метров от меня. Может быть это мне воды наливают? Было бы не плохо.
- На, глотни холодненькой! – я почувствовал женскую руку на своем темени. В какое-то момент мне это даже понравилось, но потом рука сжалась, схватилам мои волосы и дернула вниз так, что моя голова опрокинулась назад. А на лицо полилась прохладная жидкость с отвратительным запахом. Вода попадала в нос, рот, уши. Я не знал что делать – оставить все как есть и захлебнуться прям тут или же попытаться выпить...
- Кхее, кхее!! – вода была везде, я не мог нормально дышать.
- Эй, - снова мужской голос. - Семестра! Ты смотри не утопи его там. Он еще нам нужен живым!
- На кой черт он нам сдался? – женский голос я слышал отчетливо возле своего левого уха. И вонь. Похоже эта женщина и не знает что такое душ и что воду можно иногда использовать не только для питья.
- Ха-ха! – мужик расхохотался не на шутку. – Ты что же не знаешь кто это у нас? Это же сам Его Величество!
- Избранный, - до этого молчавший, вклинился в беседу другой мужской бас. – Он не король все-таки. А Избранный. Мне Старуха сказала. Перед смертью. Гы-гы-гы
- Гы-гы-гы, - послышалось от всех троих. Похоже их забавляла эта шутка.
- Слышь, Избранный! – похоже женщина решила обратиться ко мне. – Тебя как звать-то?
Избранный... Старуха... Память возвращалась ко мне поминутно. Похоже я попал в плохую компанию и меня треснули по голове. А потом еще поддали по лицу и похоже по другим частям тела. Болело все, что можно.
- Нарг, - не открывая глаз, опустив вниз голову, выдавил я из себя.
Женщина не унималась:
- Нарг? Какое дурацкое имя. Из какого ты убежища, Нарг?
В диалог снова вклеился басистый голос:
- Вот тупая ты бабина! У него ж на всей груди вышито «13». Ослепла что ли?
- А ты думаешь я прям читать умею? Может у него тут имя вышито или еще какая-нибудь похабщина...
- Ну тихо вам! – первый мужской голос остановил разжигающуюся перепалку. – Устроили мне тут семейную сцену!
- Послушай... как тебя там... Нург?
- Нарг, - поправил я.
- Да не важно! Мне Вик про тебя частенько рассказал, пока он был у нас. Знаешь, люди такими словоохотливыми становятся, когда чувствуют боль... Он про тебя мне говорил, говорил... Но я все не пойму, откуда у тебя столько крышек? И оружия? Хотя нет, другой вопрос: как ты вообще это все на себе таскаешь?
- Жить захочешь и не такое потащишь...
-О, да ты философ у нас? – что-то металлическое брякнуло возле меня. Похоже это ведро. Мужской голос стал ближе и я почувствовал его зловонное дыхание. – Ну давай поговорим, пофилософствуем.
- Что тебе от меня нужно?
- Вот ты не поверишь! Но перед тем как мы тебя поймали, нам ничего от тебя не нужно было, кроме твоего барахла. Ну, думали путник какой-нибудь, отшельник. Сейчас и крышек понасобирем немного. А как тебя треснули, так сразу поняли – ДЖЕК ПОТ – мало того, что при тебе добра было ого-го, так ты ж еще и этот, как его там?
- Избранный, - басистый голос подсказал откуда-то издалека.
- Ага, Избранный! Нам про тебя мистер Бишоп тоже много чего рассказывал. Слыхал о таком?
- Впервые слышу... – солгал я. Бишоп – жирный сукин сын. Надо было его пристрелить, пока была возможность. Похоже он решил со мной расквитаться и нанял рейнджеров. Ну погоди у меня...
- Так вот, Мистер Бишоп разрешил нам взять с тебя все что мы хотим, а ему принести твою голову. А если мы приведем тебя к нему еще и живым, тогда...
- Я думаю, с него довольно, - мужской бас послышался ближе. – Слишком уж много мы ему сказали.
- Да я, ребята, вас с радостью послушаю еще, - мда... в голове эта шутка звучала лучше.
- Ха, ты смотри-ка. Философ, да еще и шутник. Вот у меня такой вопрос, Норг...
- Нарг.
- Да не важно! У меня такой вопрос: а шутки, как ты думаешь, откуда идут? Из Сердца? Или из Головы? – похоже свои слова он визуализировал жестами, от чего сильно рассмешил свою компанию. – Я почему спрашиваю-то? Вот отрубим мы тебе голову, как думаешь, сможешь еще шутить иль нет?
- А давай это мы на тебе и проверим? – вот взбредет же мне что-то в голову! Сейчас похоже меня будут бить...
Долго ждать не пришлось. За долю секунды до потери сознания, я ощутил отличный удар в челюсть.
Сколько я был без сознания – не знаю. Все так же голоса вокруг. Все то же тепло от костра. Похоже еще ночь. И похоже я еще жив. Почему они меня не убили сразу?
- Нарг! Эй, ты! – знакомый басистый голос оказался внезапно близко и отвесил мне оплеуху.
- Я не сплю, не сплю! – я замотал головой. Челюсть нудела, голова гудела, руки вообще не чувствовал, хотя они еще были при мне.
- Молодец, что не спишь. Мы уж думали, ты все... того... скопытился и не видать нам бонуса от Мистера Бишопа. Слушай, Нарг. У нас есть к тебе предложение.
- Предложение? Рейджеры теперь идут на переговоры? Или вы какие-то новомодные НьюРейнджеры с филологическим образованием? – пошутил я, за что и получил очередную оплеуху.
- Пошути тут мне еще! У нас есть предложение. Вик рассказал, что ты знаешь о местонахождении Силовой брони.
- Силовая моторизированая броня Марк 2 – это лишь вымысел!
Оплеуха и моя челюсть встала на место.
- Сейчас ночь, я устал, мои друзья устали. – пытался спокойно говорить бас. - И мы бы хотели побыстрее все это закончить. Я бы может быть и поверил тебе, если бы сам лично не видел эту силовую броню в действии.
- О да... Как они наших просто в мясо... - послышался женский голос по другую сторону костра.
- Это была даже не перестрелка, - добавил мужской голос. – Я бы назвал это казнь. Они стреляли во все что движется. А все, чем мы были вооружены, для них было как... тьфу – на землю упал смачный плевок.
- Так вот. Вик сказал, что ты знаешь как найти броню и как ее использовать.
Я немного наклонился в сторону зловонья и прошептал:
- А Вик вам про моего друга Гориса ничего не говорил?
- Чего?
- Ну тогда он сам сейчас вам все расскажет!
Что было дальше? Я могу сказать, что я счастливчик, что у меня были завязаны глаза. Но, к сожалению, уши слышали все до мельчайших деталей.
Это произошло очень быстро. В какой-то момент я услышал щелчек пистолета, но в следующую секунду на меня брызнула тепла жидкость и что-то металлическое и тяжелое упало рядом.
Женщина попыталась вскрикнуть, но ее крик перешел во внутриутробное бульканье. Слышно было как ее ребра, как зубья на молнии, расползались отделяясь от хребта один за одним.
Еще крик. Что-то матерное. Щелчек затвора. Щелк-щелк-щелк – осечка. И снова бульканье в перемешку с хриплыми словами, что-то вроде «какого... черта...». И тишина.
Хотя это была не полная тишина. В ушах гудел ветер. Или это так звенела от боли голова. И чье-то тяжелое дыхание. Оно переходило из частого агрессивного, в более спокойное. Через минуту, я лишь слегка мог расслышать, как кто-то или что-то рядом дышало.
А потом запахло грязной псиной, как после дождя. И в нос ударил трупный запах.
- Привет, Нарг.
- Горис! – вот уж кого тут не ожидал увидеть. – Ты как здесь очутился?
- Ходил туда, сюда. Ты ж знаешь, нас нигде нормально не воспринимают. Нигде нам жить я не дадут.
- Оно и понятно, Горис, ты зубы когда чистил последний раз?
- А ты все шутки, шутишь, человек? Забавный ты. Помяли они тебя тоже забавно. Знать бы где у тебя перед и зад, да надавать бы тебе по одному месту.
- В следующий раз... а сейчас помоги, развяжи меня. Похоже что мне надо к доктору. Сможешь меня подбросить к Ленни?
Горис фыркнул, капли слюни попали мне на лицо.
- К этому старому мертвяку?
- Да! Он хоть и старый и мертвяк, но знает о жизни людей поболее нашего! Он мне должен за электростанцию, которую я помог ему отремонтировать.
- Ох, человек! Не знаю я, почему до сих пор не сожрал тебя?
- Забыл что ли? У меня повышенный холестерин в крови! Сахара много. Слишком сладкий я для тебя.
Существо грустно выдохнуло.
- Ладно, залазь на меня, да держись покрепче. Путь не близкий. Если сдохнешь по пути, разреши мне тебя сожрать?
- Смотри не подавись.
Существо подняло меня как пушинку и взвалило к себе на спину. Я чувствовал отвратный запах псины. Меня мутило. Хотя возможно это было не из-за запаха, а из-за нюка-колы, которую я принял незадолго до этой ночи. Найти бы поскорее антирад. У Ленни должны быть запасы точно. Дотянуть бы до Гекко...

Глава 1. Вступление.
В дождь как-то особенно легко пишется. То-ли из-за мерного успокающего шума капель, то-ли из-за желания сидеть дома и никуда не выходить.

Тот вечер не был исключением. Очнулся я когда уже совсем стемнело. Работа над очередной статьей как забвение - сразу и не поймешь сколько прошло времени, а порой и где ты находишься. Давно и крепко подсевший на кофе организм требовал новую дозу, и повинуясь этому позыву а медленно побрел на кухню.
Что-то очень маленькое стукнулось о крышку стола пока я наливал кипяток, и если бы за окном светило солнце, я бы вряд-ли услышал этот стук за шумом машин. Должно быть сквозняк уронил что-то с полки.

Вернувшись к столу я обнаружил маленькую черную пластиночку, размером с пол ногтя и толщиной не больше миллиметра.
-Пора бы поставить на окно сетку, -подумал я тогда. Это был не первый случай когда с улицы мне в комнату залетал мусор, но обычно это это были старые листья или же дохлые насекомые. Я уже собрался было выбросить эту пластиночку в мусор, как вдруг что-то блеснуло на ее обратной стороне. Под светом лампы моему взору открылись несколько близко посаженных друг к другу медных контакта. Никакой дополнительной информации на пластиночке не было.
-Где-то я это видел…

Как же знакомо выглядела эта штучка. Но я не мог вспомнить ничего столь же крохотного. Наконец, просидев минут 10 силясь определить что это за устройства я высыпал на стол содержимое коробочки в которой хранился всякий технологический хлам, начиная от болтиков и заканчивая выдранными из сломанных телефонов камерами. Наверное, у каждого, кто регулярно обновляет свою электронику есть такая коробка.

-Слишком толстое, слишком длинное. А это вообще что? - сразу вспомнились времена когда я сидел с мамой на кухне и перебирал гречку.
Наконец, на глаза попалась флешка, которую обычно ставят в телефоны. Расположение контактов было один-в-один, разве что взявшаяся ниоткуда пластинка была обрезана везде где можно, и тоньше примерно в полтора раза.
-А вот это уже интересно.
Еще минут десять понадобилось, чтобы крепко усадить новоявленную флешку в переходнике. В ход пошли обструганные спички, порванные бумажки и немного клея. В этот момент меня уже не отпускало ощущение, что это чей-то розыгрыш. Мои друзья горазды на такие вещи. Как то раз, мне пришлось 10 часов выдалбливать из бетона “подарок” от друзей, который оказался ничем иным как фотографией двух молодых людей быдловатого вида в деревянной рамочке. Внизу же красовалась красноречивая надпись, дословно которую я стесняюсь воспроизвести, но суть ее была в том, что я неудачник.
Но чтобы так заморочиться - это что-то новенькое. Хотя, попасть флешкой в полуоткрытое окно второго этажа не такая уж и трудная задача.
Ожидая очередной подколки, я вставил импровизированный накопитель в ноутбук. Как ни странно, размер его был всего 10 килобайт, а внутри находился один лишь текстовый файл, который был назван моим именем. Взяв в руку телефон и набрав номер друга, который по моему мнению это все устроил, я стал читать что же придумал он в этот раз. Но телефон не долго оставался в моей руке. Через 10 секунд он валялся на полу, а голос друга на другом конце пытался что-то мне сказать.
Наверно, таким удивленным мое лицо видели лишь в 5 лет, когда на моих глазах клоун в цирке проделывал всевозможные фокусы, казавшиеся на тот момент высшей возможной магией. Строчка за строчкой документ раскрывал содержимое моей новенькой статьи, дописанной 20 минут назад. Если вы скажите, что это какой-то компьютерный вирус, который взял содержимое последнего открытого файла и сунул в документ - спешу вас разубедить. Я сторонник “старых” методов написания текстов. Аккуратно уложенные листы с новой статьей, повествующей о вреде всепроникающих в нашу жизнь технологий, лежали по правую руку от меня.
Вслед за текстом моей статьи следовал другой, написанный на ломаном английском, с вкраплением неизвестных слов и оборотов. Как оказалось, письмо предназначалось не столько мне, сколько всему человечеству. Я попытаюсь максимально точно передать то, что хотел сказать автор послания.

Глава 2. Письмо.

Мое имя не так важно, я профессор физики калифорнийского университета. Важнее знать откуда я, а точнее из какого времени. Немногие смогут поверить в то, о чем я сейчас расскажу, но на вас я надеюсь. Если я угадал все верно, сейчас вы как раз закончили писать статью, которую я разместил выше. Пусть вас это не пугает, не ищите камер или жучков, то, что вы делаете сейчас, для меня уже давно минуло. Сейчас конец 2088 года. Я бы назвал это время закатом человечества, точнее закатом человечности.
Почему я выбрал именно вас? Ваши взгляды на жизнь, ваши статьи (часть из которых вы еще не написали), довольно четко описывают ситуацию, которая произойдет очень скоро, разве что в жизни все будет гораздо смелее, чем вы себе это представляете. К тому же вы имеете хорошую черту оставлять точную дату написания статьи, вплоть до минут. Добавим к этому известность вашего адреса и фотографии рабочего кабинета - и вы идеальный кандидат из небольшого списка, который мне удалось составить.
Ваше человечество стоит на пороге открытий, которые перевернут все представление о гуманности, ценности человеческой жизни.
Оговорюсь сразу, что я очень стеснен в возможностях передачи информации. Я постарался выбрать минимальный возможный для вашего времени носитель информации, на который вы обратите внимание. Как вы, наверное, уже знаете, перемещения во времени возможны, но невероятно затратны в плане энергии. Если мое послание дойдет до вас, это будет означать, что моя реальность уничтожена, и написана заново - вами. Надеюсь написана лучше, чем наша. Почти 1,5 года мне понадобилось чтобы рассчитать положение земли и вашего стола в частности в нужный момент времени. Еще 3 - чтобы накопить энергию для перемещения, ведь необходимое ее количество растет практически экспоненциально от массы перемещаемого объекта и расстояния, на которое его надо переместить. Насколько мне известно, это первый и пока единственный практический опыт. Насколько успешный - судить вам. А теперь то, ради чего я вам пишу.

Все начиналось как невинное развлечение. У вас, наверно, уже каждый знает, про очки виртуальной реальности. Забавная штука, не правда ли? Это же абсолютно другой уровень интерактивного вовлечения, новый опыт и возможности! Спешу вам доложить, что эта штука понравилась не только игрокам, но и военным, а как вы знаете, если военные за что-то берутся, то прогресс в этой области не заставит себя ждать. Прошло не так много времени, как военные ученые научились обманывать мозг. Сначала - боль. Солдаты, погруженные в симуляцию, стали чувствовать на себе вражеские порезы, выстрелы, боль от оторванных конечностей. Вслед за болью пришло осязание. К виртуальным предметам стало возможным прикоснуться.
На этом этапе непосредственное участие тела было необходимо. На следующем- уже нет. Мозг изучили настолько, что участие периферийной нервной системы стало ненужным. Выход технологий на общий рынок был неизбежен, и, как вы наверное догадались, это перевернуло все сферы жизни человека - от труда до развлечений.
Наконец, в середине пятидесятых военные рассекретили новую технологию. Воздействие специального препарата вкупе с дополнительными электрическими разрядами делало мозг быстрее в тысячи раз. Этот момент я бы назвал переломным.

Основная проблема того времени - перенаселенность. Несмотря на все меры, принимаемые государствами, население планеты перешагнуло отметку 8 млрд, а затем 9 и 10. Природные ресурсы были практически исчерпаны. Снабжать такое количество человек натуральными продуктами просто не представлялось возможным, генно-модифицированная продукция стала основной пищей. Лишь высшие слои населения могли позволить себе здоровую еду. Спид - чума 20 века, рак - 21го. Люди умирали от рака по нескольку тысяч человек в час.
Новая военная технология нашла себе применение. Неизлечимо больным людям предлагалось прожить долгую и успешную жизнь… правда виртуальную. Человек мог сам решить кем он хочет стать, чего достичь и как умереть. Из его мозга удалялись воспоминания о сделке, после чего он погружался в виртуальный мир, где волшебным образом излечивался, достигал любых высот и спокойно умирал. Разработанная для этого симуляция внешне была неотличима от реальности, подстраивалась под желания больного и предоставляла все, что тот пожелает. Под конец человеку вводился препарат умерщвлявший его.

Технический прогресс породил и другую проблему - тотальную безработицу. большинство обслуживающих профессий перестало существовать. ¾ планеты погрузились в нищету, а в странах 3го мира и вовсе 95% людей не видели нормальной жизни. Тяжелые времена охватили города и страны. Людям приходилось выживать практически любой ценой. Преступность достигла невиданных прежде высот, суды проходили на месте, за 10 минут. Тюрьмы были переполнены, улицы кишели бездомными, которые норовили украсть все, что плохо лежит.
И правительства пошли на невиданные меры: виртуальная “жизнь” стала доступна для всех желающих. Стоит ли говорить, что почти никто не соглашался? Люди верили в будущее, надеялись на то что они выберутся из этой трясины. Да, были отрешенцы, но их количество было ничтожно мало, и в основном это были забитые люди, которые практически не усугубляли ситуации.
Выход был найден, и довольно быстро. Представьте, что вам предлагаю купить арбуз по цене дома. Конечно никто в здравом уме не согласится. А что если вам дадут увесистый кусок этого арбуза просто так? Без всяких обязательств? Откажетесь ли вы? Конечно нет! Ведь это арбуз ценой с дом, а тут кусок - бесплатно! По всему миру пошла невиданных размеров агитация попробовать симуляцию совершенно бесплатно. Причем представлялось это не иначе, как путешествие, курорт, отдых. Стоит ли говорить, что измученные жизнью люди толпами повалили за новыми ощущениями, центры били забиты, очереди тянулись на многие кварталы.
Мне как-то удалось побывать на одном из таких сеансов. Каждая комната была строго изолирована, причем настолько, что даже звук не проходил сквозь стены. Через нос к мозгу подводились электроды. Они были практически не видны глазу и чрезвычайно гибки.
Обычно участники, как их называли, ложились в приподнятом состоянии, они хотели попробовать другой жизни, ожидали новых ощущений. И так и было, они их получали. Вся хитрость плана заключалась в том, что человеку не просто предоставляли отдых, но давали ему шикарную жизнь, с полым вовлечением. За час в реальном мире человек добивался невиданных для себя высот, становился нужным, важным, в полном достатке. В симуляции для него проходил год.
Надо было видеть глаза людей, только-что отключенных. Представьте, что в одну секунду у вас забирают все, оставив грязную одежду и пару баксов в лучшем случае. Осознание приходило по-разному. Некоторые смеялись, принимая все за сон, другие рыдали, кричали, метались, некоторые впадали в сильнейший ступор и не могли сдвинуться с места долгое время. Единицы сходили с ума. Но всех объединяло одно: как только осознание приходило полностью, как только человек понимал, что его ждет за дверью, он слезно умолял вернуть его туда, где осуществились все его мечты, в тот мир. Теперь его настоящая жизнь казалась для него не больше чем шуткой, чьим то злым розыгрышем, а по-настоящему он жил там…
Я провел в центре около 10 часов, видел сотни комнат, тысячи людей. Ни один из них не покинул здания живым. Ни у кого не хватило воли вернуться в свою жизнь. Что с ними происходило потом? Человек был готов отдать все, чтобы вернуться в симуляцию. Дрожащими руками он накорябывал подпись на каком-то документе, даже не читая его. Это было разрешение на использование его органов после смерти. Труп вывозили в цеха, в которых я не был, что там происходило мне не известно. Ходили слухи, что когда все банки органов были заполнены, людей просто сжигали.
Буйство длилось недолго. Для всех стало очевидно: что-то нечистое происходило за мощными бетонными стенами. Если кому-то удавалось выйти оттуда, это был уже другой человек. Взгляд его был подавлен, он смотрел на окружающих как на волков, будто это они лишили его всего. В лучшем случае о возвращался в симуляцию через пару-тройку дней, в худшем - его труп находили где-нибудь в подворотне. С каждым днем очереди становились меньше и меньше. Через месяц в каждом центре в день набиралось не больше сотни человек… Все вернулось на круги своя.

Окончательное разложение общества началось в Индии. К тому моменту жизнь человека уже не была чем-то личным. В базах данных хранилась информация чуть ли не о каждом шаге человека, начиная с его рождения. На основе этих данных каждому жителю индии присвоили коэффициент, который варьировался от 0 до 10. Строился он на основе возраста, судимостей, стажа работы, полезности обществу, физического состояния. Даже привычки имели свой вес при построении этого значения. Те, кто получил коэффициент ниже 1, приговаривались к принудительному прохождению симуляции с дальнейшей смертью. В основном это были люди сидящие в тюрьмах. Большинство встретило эту инициативу если не положительно, то как минимум нейтрально. Тогда мало кто думал о последствиях, многие вздохнули с облегчением. Уровень преступности резко пошел на спад, так как коэффициент был динамическим, и мог меняться в зависимости от поступков человека. Наступило затишье в преддверии бури.

Когда правительство осознало, что этих мер недостаточно, коэффициент начал расти. Сначала он поднялся до 1.1, не прошло и года как он достиг отметки в 2 пункта. Через 7 лет перевалил за 5. Изначально, ниже этой отметки было 60% населения, сейчас же их было лишь 5%. Измученный и испуганный народ не мог ничего сделать. Крепко вооруженная армия, солдатам которой предоставлялся пожизненный рейтинг 9, подавляла любые восстания. Надо ли говорить, что практически ни одна страна не стала вмешиваться в то, что там происходило? Большинство из них сами были в критическом состоянии, и то, что происходило в Индии лишь шло им на пользу. До поры-до времени. Люди стали бежать из страны сотнями тысяч, укрепление границ почти ни к чему не привело.
Примеру индии стали следовать и другие страны. В основном - африканские. Все проходило по одному и тому же сценарию. Рост коэффициента - бегство населения.
Наконец, 5 лет назад последние бастионы рухнули. В мире не осталось ни одной страны, в которой бы не было коэффициента. Где-то он был выше, где-то ниже, но был везде. Сейчас население планеты немногим ниже 5 миллиардов человек, ресурсов все так же не хватает. Точнее нет, для выживания их хватит всем, но человеческая жизнь за последние годы обрела настолько малый вес, что теперь комфортное существование немногих важнее простого существования всех. При рождении каждый стал получать коэффициент, который меняется по мере развития, но до 18 лет никак не влияет на жизнь владельца.
Времена жестких репрессий прошли. Теперь лишь ночью к вам могут приехать, тихо увезти, оставив родным, если таковые имеются, лишь уведомление. Коэффициенты продолжают расти. На сотые, порой тысячные доли. Люди перестали держаться друг за друга. Те у кого высокий коэффициент стараются не замечать тех, кто на грани гибели. Вы не услышите на улице детских криков, сейчас почти никто не рожает. Каждый ищет возможности увеличить свой рейтинг, порой за счет других. Некоторые стараются скрыться, уйти в леса, и кое-кому это даже удается. Хотя стоит беженцам организовать хоть какую захудалую деревушку - в считанные часы от нее не останется и следа. Мы на грани вымирания. Вымирания как люди.

Сейчас я пишу вам эти строки, и даже не могу быть уверен, что я не внутри симуляции. Мои мотивы просты, я хочу, чтобы в новой вселенной люди знали о последствиях, о том, что случится, если не начать принимать меры. Это послание - все что я могу сделать. Остальное ложится на ваши плечи. Постарайтесь не допустить того, что вас ждет.

Эпилог
Кроме этого у меня ничего нет. Вы можете не верить мне, можете считать за идиота. На всякий случай я проверил комнату, но не обнаружил ни камер, ни других подобных устройств. Мне хочется верить, что это все-таки чей-то розыгрыш, что нет никакого старика из будущего, и чья-то больная фантазия просто решила поиздеваться над таким впечатлительным человеком, как я. Но даже если есть малейшая вероятность того, что это может случиться в реальности, мы должны беспокоиться об этом уже сейчас.

Генри Каттнер. Сим удостоверяется...

Дьявол выжал из себя улыбку.
- Знаете, - сказал он, - это как-то не принято... Я даже и не уверен...
- Короче, нужна вам моя душа или нет? - напрямик спросил Джеймс Фенвик.
- Нужна, конечно, - был ответ. - Но придется еще подумать. При данных обстоятельствах я что-то не представляю, как я ее получу...
- Ну, разве я так уж много прошу? - заметил Фенвик, потирая руки. - Всего-навсего бессмертия. Ума не приложу, почему до этого раньше никто не додумался. По-моему, дело верное. Ну, смелей же, смелей решайтесь. Или захотелось на попятную?
- Да нет, - поспешил заверить дьявол. - Просто... Знаете, Фенвик, я не уверен, отдаете ли вы себе отчет... Ведь бессмертие - это довольно долго...
- Вот именно. И весь вопрос - будет ему конец или нет. Бели да, вы получаете мою душу. Если нет... - Фенвик легонько махнул рукой. - Тогда выигрываю я.
- О, конец-то будет, - заявил дьявол мрачно, даже зловеще. - Просто в настоящее время я как-то не хотел бы брать на себя такое долгосрочное обязательство. Вам не понравится быть бессмертным, Фенвик, поверьте мне...
- Ха, - сказал Фенвик.
- Не понимаю. И чего вам так приспичило с этим бессмертием?.. - Дьявол раздраженно постукивал кончикам хвоста по ковру.
- Мне? Ничуть, - изрек Фенвик. - По сути дела, бессмертие - это просто попутно... Главное, мне хотелось бы кое-что предпринять, не опасаясь последствий...
- Я мог бы это для вас устроить, - тут же нашелся дьявол.
- Но тогда, - Фенвик поднял руку, чтобы его не перебивали, - договор на том, естественно, и кончался бы. А так я приобретаю не только запас всевозможных иммунитетов, но вдобавок еще и бессмертие. Принимаете мои условия - хорошо, не хотите - не надо...
Дьявол встал и принялся, нахмурившись, мерить комнату шагами. Прошло какое-то время, прежде чем он поднял голову.
- Ладно, - сказал он деловым тоном. - Я согласен.
- Правда?.. - Фенвик вдруг почувствовал известное разочарование. Час пробил, пора ставить точку, но, может статься... Он посмотрел неуверенно на зашторенное окно. - А как... как же вы это сделаете?..
- Биохимия, - сказал дьявол. Теперь он решился и, казалось, был совершенно уверен в себе. - И квантовая механика. Ваш организм получит способность к регенерации, а, кроме того, придется осуществить кое-какие пространственно-временные изменения. Вы приобретете полную независимость от внешней среды. Среда - нередко самый фатальный фактор...
- А я? Я останусь таким же, как был, видимым, осязаемым, без обмана?
- Какой еще обман! - дьявол принял оскорбленный вид. - Если уж говорить об обмане, так, мне сдается, это вы пытаетесь надуть меня, а не наоборот. Нет, нет, Фенвик! Обещаю вам, вы получите по договору сполна. Станете закрытой системой, как Ахилл. Совсем закрытой, за исключением пятки. Понимаете сами, должна же быть какая-то уязвимая точка...
- Нет, - быстро вставил Фенвик, - так я не согласен.
- Боюсь, тут уж ничего не попишешь. Закрытая система обезопасит вас от любых внешних воздействий. А внутри системы будете только вы. Система - это же и есть вы. И это в ваших собственных интересах оставаться хотя бы чуточку уязвимым... - Дьявол махнул хвостом по ковру. Фенвик встревожился и пристально глядел на него. - Ведь если со временем вы сами решите прекратить свою жизнь, даже я не смогу защитить вас. Подумайте, в самом деле, ведь через несколько миллионов лет вам, может, и захочется умереть...
- Как не вспомнить Титона! - воскликнул Фенвик. - Я сохраню и молодость, и здоровье, и внешность, и все способности... [Титон - в древнегреческой мифологии муж Эос, богини утренней зари; по рождению Титон был человек, а не бог; Эос вымолила для него у Зевса бессмертие, но забыла попросить заодно и вечную молодость, и Титон стал дряхлым неумирающим старцем]
- Конечно, конечно. Я сам не заинтересован в том, чтобы вас обманывать, условия меня устраивают. Я имел в виду, что вас, быть может, одолеет самая обыкновенная скука...
- А вы - вы скучаете?
- Бывало, - признался дьявол.
- Вы бессмертны?
- Естественно.
- Тогда почему же вы себя не убили? Или не смогли?
- Смог, - ответил дьявол уныло, - в том-то и дело, что смог... Давайте лучше поговорим об условиях нашего контракта. Бессмертие, молодость, здоровье... неуязвимость во всем за единственным исключением самоубийства. В обмен я получаю вашу душу после вашей смерти.
- Зачем? - неожиданно полюбопытствовал Фенвик.
Дьявол взглянул на него угрюмо.
- Ваше падение, как и падение каждой новой души, заставляет меня на минутку забыть о своей... - Он сделал нетерпеливое движение. - Однако все это софистика. Вот... - Он выхватил из воздуха свиток пергамента и гусиное
перо. - Вот наше соглашение.
Фенвик прочел весь свиток с полным вниманием. В одном месте он поневоле остановился и поднял глаза на дьявола.
- Это еще что? - спросил он. - Я не знал, что надо оставлять залог...
- Разумеется, мне нужен своего рода залог. Или вы представите поручителя?
- Нет, конечно, - признался Фенвик. - Боюсь, такого не сыщешь даже в камере смертников. Какой же это залог?
- Кое-что из ваших воспоминаний. Все они, к вашему сведению, подсознательные.
Фенвик задумался.
- Стало быть, амнезия... А если мне нужны моя воспоминания?
- Но не эти. Амнезия - это когда исчезают сознательные воспоминания. А отсутствия той их части, которую я хочу, вы даже и не заметите...
- Это душа?
- Нет, - хладнокровно ответил дьявол. - Это лишь часть души, нужная часть, конечно, иначе она не представляла бы для меня никакой ценности. Но основная часть души останется при вас до той поры, пока вы сами не пожелаете передать мне ее посмертно. Вот тогда я соединю все вместе и завладею вашей душой. Однако это, безусловно, будет очень не скоро, а вы
тем временем не испытаете никаких неудобств...
- Если я внесу оговорку такого рода в контракт, вы его подпишете?
Дьявол кивнул. Фенвик сделал на полях небрежную приписку и сразу же, покуда на острие пера не просохла кровь, поставил под договором свое имя.
- Вот, готово...
Дьявол изобразил на лице бесконечное долготерпение и подписался сам.
Потом он взмахнул свитком, и тот растворился в воздухе.
- Ну что ж, - сказал дьявол, - превосходно. Теперь, пожалуйста, встаньте. Нужно произвести некоторые изменения в железах... - Лапы его безболезненно вошли Фенвику в грудь и совершили одно за другим несколько мелких быстрых движений. - Щитовидка... другие эндокринные... все эти железы можно переустроить так, чтобы ваш организм бесконечно
регенерировал. Повернитесь, пожалуйста...
В зеркале над камином Фенвик увидел, как лапа страшного гостя тихонько влезла ему в затылок. На мгновение закружилась голова.
- Зрительный бугор, шишковидное тело... - бормотал дьявол. - Пространственно-временное восприятие субъективно... Так... Вот вы уже и независимы от внешней среды... Нет, еще минуточку. Осталось только...
Он крутанул кистью и быстро выдернул лапу - нет, кулак, плотно сжатый кулак, - из головы Фенвика. В ту же секунду Фенвик ощутил странную приподнятость.
- Что это вы сделали? - спросил он, оборачиваясь.
Рядом никого не было. Дьявол исчез.
А вдруг - а вдруг это был просто-напросто сон? Что ж тут удивительного - после таких событий кто угодно засомневается, не бредит ли он наяву. Галлюцинации редки, но ведь случаются... Выходит, он теперь бессмертен и неуязвим. Однако если верить здравому смыслу, все это психоз, да и только. Доказательства - какие у него доказательства?
Ну а сомнения - какие есть основания для сомнений? Бессмертие - это же не пустяк, это ощутимо. Внутренняя уверенность в безграничном благополучии. Переустройство желез, вот так штука! Мой организм теперь функционирует как никогда раньте, как никогда еще не функционировал ничей организм. Я теперь закрытая, самовосстанавливающаяся система, над которой
ничто не властно, даже время...
Им овладело неведомое, все нарастающее ощущение счастья. Он закрыл глаза и вызвал в памяти самые ранние, самые первые свои впечатления. Солнечный зайчик дрожит на полу веранды... Муха жужжит... А его, утонувшего в тепле, качает, качает... Память не осознавала потери, мысль свободно путешествовала в прошлом. Равномерные взмахи и скрип качелей на детской площадке, а в церкви - гулкая, пугающая тишина. Дощатый ящик сельского клуба. Шершавая мокрая губка, обтирающая ему лицо, и голос матери...
Неуязвимый и бессмертный, он пересек комнату, открыл дверь, прошел по короткому коридору. Каждое движение наполняло его чувством удивительной легкости, полнейшей радости бытия. Он приоткрыл тихонько другую дверь и заглянул за нее. Мать спала, откинувшись на груду подушек.
Фенвик был так счастлив, так счастлив...
Он подошел поближе, обогнул на цыпочках кресло-каталку, постоял у кровати, глядя на мать. Потом осторожно высвободил одну подушку, поднял ее и прижал - сперва легонько - двумя руками к лицу спящей.


Поскольку этот рассказ - отнюдь не хроника грехов Джеймса Фенвика, очевидно, нет и необходимости во всех деталях расписывать, по каким ступеням он прошагал, чтобы за какие-нибудь пять лет добиться звания Худшего Человека на Земле. Желтые газеты упивались им. Были, конечно, люди и похуже его, но все они были смертны, уязвимы, а потому скрытны.
В основе его поведения лежала и крепла с каждым днем уверенность, что он, Фенвик, есть единственная постоянная в этом скоротечном мире. "Дни их как трава", - размышлял он, наблюдая за людьми - своими братьями во сатане, когда те собирались толпами у алтарей, таких отталкивающе-никчемных. Это было еще на заре его карьеры, он тогда исследовал собственные ощущения, следуя традиционным представлениям и предрассудкам; позже он отверг подобное занятие как мальчишество.
Он был свободен в своих поступках, идеально свободен, его наполняла непрестанная и восхитительная уверенность в собственном благополучии, и он экспериментировал со многими сторонами бытия. Путь его был устлан посрамленными присяжными и недоумевающими адвокатами. "Современный Калигула! - восклицала газета "Нью-Йорк ньюс", объясняя своим читателям на примерах, кто такой был Калигула. - Неужели ужасные обвинения, выдвинутые против Джеймса Фенвика, реальны?"
Но по той ли, по другой ли причине осудить его никогда не удавалось. Обвинения проваливались одно за другим. Дьявол не обманывал - Фенвик действительно представлял собой закрытую систему, независимую от окружающей среды, и свою независимость он продемонстрировал на множестве процессов. Сам он так и не сумел понять, каким же образом дьявол всякий раз добивается успеха. Надобность в настоящем чуде если и являлась, то чрезвычайно редко.
Однажды некий разорившийся банкир, полагавший - и на редкость справедливо - что виновник краха Фенвик, выпустил пять пуль прямехонько ему в сердце. Пули срикошетировали. Свидетелей этому было только двое - Фенвик и банкир. Тот решил, наверное, что противник невредим благодаря какой-нибудь стальной жилетке, и последнюю, шестую пулю направил Фенвику в голову. Результат был тот же. Банкир попробовал еще раз, теперь ножом. Фенвика заело любопытство - он решил не защищаться: что получится? Получилось то, что банкир в конце концов сошел с ума.
Прямо и недвусмысленно присвоив подвернувшееся состояние, Фенвик принялся приумножать его. Обвинения, как и прежде, сыпались со всех сторон, но из этого по-прежнему ничего не выходило. Требовались особые усилия, чтобы каждое очередное преступление непременно относилось к разряду караемых смертной казнью, но не так уж сложно оказалось разработать на сей счет свою методику, и богатство Фенвика и власть умножались час от часу.
Слава про него шла самая дурная. Однако вскоре он решил, что славы еще мало, и возжаждал восхищения. Добиться восхищения было несколько труднее - Фенвик не собрал еще таких богатств, которые поставили бы их владельца вне морали, сделали бы его неподсудным общественному мнению. Впрочем, это было поправимо. Через десять лет после сделки с дьяволом Фенвик, может, и не был еще могущественнейшим человеком на Земле, но, безусловно, был могущественнейшим в Соединенных Штатах. Он добился того восхищения и той известности, о которых, как ему казалось, мечтал.
И все-таки чего-то недоставало. Высказывал же дьявол предположение, что через несколько миллионов лет Фенвику самому захочется умереть со скуки. Но прошло всего десять лет, и в один прекрасный летний день Фенвик был слегка шокирован открытием - он не знал, он просто не знал, что же ему делать дальше.
Со всей возможной тщательностью он исследовал свое состояние. "Это и есть скука?" - спросил он себя. Если так, то даже скука не была неприятной. Проступала в ней некая восхитительная расслабленность, словно он лежал на плаву в теплой океанской воде. Пожалуй, расслабленность была даже слишком явной.
"Если это и все, что дает бессмертие, - говорил он себе, - стоило ли копья ломать? Состояние, конечно, приятное, но продать ради него душу?.. Должно же найтись что-нибудь такое, что вывело бы меня из этой дремоты!.."
Он опять экспериментировал. Не прошло и пяти лет, как он опять лишился благосклонности общества, растерял ее оттого, что все более и более судорожно пытался выкарабкаться из удушливой безмятежности. Пытался - и не мог. Самые чудовищные, ужасающие ситуации не производили на него ровно никакого впечатления. Других они обратили бы в камень, повергли бы в
трепет - Фенвик не ощущал ничего, кроме полного безразличия.
С чувством глухого отчаяния - но и оно не могло нарушить его спокойствия - Фенвик обнаруживал, что начинает терять контакт с родом человеческим. Люди были смертны, и они, казалось, уходят от него в какую-то нереальную даль. Ведь даже земля под ногами уже не была для него незыблемой - со временем, думал он, ему придется наблюдать движение
геологических приливов...
Наконец, он обратился к области интеллекта. Он стал рисовать и пописывать и помаленьку заниматься науками. Это было интересно, но лишь до известного предела. Рано или поздно он неизбежно наталкивался на некий барьер, на запертую в сознании дверь, и за ней, за дверью, не было ничего, кроме все того же убаюкивающего спокойствия, и в этом спокойствии растворялся без следа былой интерес. В нем, в нем самом чего-то явно не хватало.
Постепенно зрело подозрение. Оно то всплывало к самой поверхности, то опять, под нажимом нового увлечения, пряталось в глубину. Но в конце концов оно прорвалось из подсознания в сознание.
Однажды утром Фенвик очнулся от сна и сразу же сел в кровати, будто его подтолкнула чья-то невидимая рука.
- Чего-то во мне не хватает, - сказал он про себя. - Это факт. Но чего?..
Он задумался. Как давно не хватает этого - того, чего не хватает? Ответа не было - сперва не было. Глубокая, неодолимая безмятежность не отпускала, укачивала его, не давала сосредоточиться. Эта-то безмятежность и была важной частью его беды. Как давно она овладела им? Очевидно, со дня заключения договора. Чем она вызвана? Ну, все эти годы он считал, что просто-напросто благополучием в каждом уголке, в каждой клеточке его организма, функционирующего идеально и вечно. А если это на самом деле нечто большее? Если его сознание нарочито притуплено, чтобы он и не заподозрил, что совершена кража?..
Кража?.. Сидя в кровати среди тяжелых шелковых простыней, глядя на бледный июньский рассвет за окном, Джеймс Фенвик вдруг узрел всю возмутительную правду. Под одеялом он звонко стукнул себя по колену.
- Моя душа! - крикнул он невозмутимому восходу. - Он обманул меня! Он украл у меня душу!..
Стоило лишь ухватиться за эту мысль, и она показалась Фенвику настолько очевидной, что оставалось диву даваться, как же он не заметил подвоха сразу. Дьявол хитер и бесчестен, он предвосхитил расплату - и отнял у Фенвика душу немедля. Если и не всю, то, по крайней мере, главную ее часть. И Фенвик, стоя перед зеркалом, сам наблюдал за тем, как дьявол это проделал. Тут не могло оставаться, видимо, и тени сомнения. Ибо в нем определенно чего-то недоставало. Сколько раз он будто останавливался перед запертой в сознании дверью, и дверь не могла перед ним открыться потому лишь, что в нем не хватало главного - утраченной, украденной души...
Какой же прок в бессмертии без этого загадочного нечто, которое и придает бессмертию самый смак? Он не в силах вкусить от возможностей вечной жизни по той причине, что у него отобрали самый ключ к бытию...
- Кое-что из воспоминаний, а?.. - усмехнулся он, осмысливая заново, что сказал тогда дьявол и как подчеркнуто небрежен был, когда дошло до залога.
- И я даже не замечу их отсутствия, а?.. А на деле-то это самая что ни на есть сердцевина моей души!..
Он стал припоминать фольклор и мифологию, персонажей, у которых не было души. Маленькая русалочка, девушка-тюлень, кто-то там из "Сна в летнюю ночь" - оказывается, в мифологии это было вполне обыкновенное явление. И те, кто лишился души, страстно желали заполучить ее снова любой ценой. Дело тут, понимал теперь Фенвик, вовсе не в пережитках язычества в сознании ряда авторов. Нынешнее его положение было, что ни говори, уникально - он-то узнал, что по душе можно искренне тосковать.
Теперь он понял, как много потерял, и им завладело мучительное, непереносимое чувство утраты. Такое же, наверное, чувство мучило русалочку и всех остальных. Как и он, все они были бессмертны. Людьми они, правда, не были, но, по-видимому, тоже познали этот странный мир полнейшей свободы, легкомысленной и беспечной; ведь даже сейчас между Фенвиком и его потерей иной раз вырастала стена крайнего ко всему безразличия... Разве боги, по преданию, не проводили дни свои в нескончаемом бездумном веселье? Они смеялись и пели, танцевали и пили - и никогда не ведали ни усталости,
ни тоски...
До каких-то пор это было просто замечательно. Но раз уж заподозрил неладное, то теряешь вкус к олимпийской жизни и жаждешь заполучить свою душу обратно, чего бы это ни стоило. Почему? Дать логичное объяснение Фенвик не смог бы. Он знал, что не ошибается, знал - и все...
В тот же миг прохладный летний восход всколыхнулся, и между Фенвиком и окном вырос дьявол. Фенвик поневоле вздрогнул.
- Договор был на вечность, - сказал он.
- Да, был, - сказал дьявол. - Но этот пункт можно и аннулировать...
- Я ничего аннулировать не намерен, - заявил Фенвик резко. - И как это, собственно, получилось, что вы объявились именно здесь и сейчас?
- Мне показалось, вы меня звали, - сказал дьявол. - Вы хотели поговорить со мной? Мне показалось, я уловил в вашем сознании нотку отчаяния. Как вы себя чувствуете? Скука не одолела еще? Не хотите ли разом все прекратить?..
- Конечно, нет. А если бы и хотел, так разве потому, что вы меня обманули. Не откажитесь объяснить: что это вы забрали у меня из головы в день нашего договора?
- Мне не хотелось бы вдаваться в подробности, - ответил дьявол, слегка помахивая хвостом.
- А мне хотелось бы! - вскричал Фенвик. - Вы мне сказали, что это только воспоминания, отсутствия которых я и не замечу...
- Так оно и было, - усмехнулся дьявол.
- Это была душа! Моя душа!.. - Фенвик зло хватил рукой по одеялам. - Вы надули меня. Забрали у меня душу авансом, и я не могу теперь наслаждаться бессмертием, которое я за нее купил. Вопиющее нарушение контракта!..
- Что же вас беспокоит? - спросил дьявол.
- Мне кажется, есть довольно много вещей, которые принесли бы мне удовольствие, заполучи я обратно душу. Будь у меня душа, я мог бы заняться музыкой и стать великим музыкантом. Музыку я всегда любил, а теперь передо мною - вечность... Или, допустим, я мог бы взяться за математику. Или заняться ядерной физикой - с моими-то возможностями в смысле времени и денег, и все ученые мира к моим услугам; пожалуй, нет и предела тому, чего бы я мог достигнуть. Мог бы даже взорвать весь мир и лишить вас всех будущих душ. Как бы вам это понравилось?..
Дьявол хмыкнул и почистил когти о рукав.
- Не смейтесь, - продолжал Фенвик. - Это сущая правда. Я мог бы изучить медицину и продлить человеческую жизнь. Мог бы изучить политику и экономику и положить конец всем войнам и страданиям. Мог бы изучить криминалистику и заполнить ад новообращенными душами. Мог бы сделать все, что угодно, обладай я вновь своей душой. А без нее, без души, ну... все слишком... слишком спокойно. - Он печально опустил плечи. - Словно я отрезан от человечества. Что я ни делаю - ни к чему. А я все равно спокоен и беззаботен. Я даже не несчастлив. И все же не представляю себе, что делать дальше. Я...
- Другими словами, вас одолела скука, - сказал дьявол. - Извините, что не могу вам по этому случаю посочувствовать...
- Другими словами, вы надули меня, - сказал Фенвик. - Отдайте мне мою душу!
- Я ведь сказал вам, что я у вас взял, и сказал совершенно точно...
- Мою душу!
- Вовсе нет, - заверил его дьявол. - Боюсь, что сейчас мне придется вас оставить...
- Мошенник! Отдай мне мою душу!..
- Попробуйте заставьте меня, - осклабился дьявол. Первый луч восходящего солнца ворвался в прохладу спальни, и дьявол, будто того и ждал, растворился в нем и исчез.
- Ну хорошо, - сказал Фенвик в пространство. - Очень хорошо. Я попробую.


Он не стал терять времени. Во всяком случае, потерял его не больше, чем заставляло это нелепое, не признающее забот спокойствие.
"Как же мне на него нажать? - спрашивал себя Фенвик. - Устроить ему обструкцию? Не вижу как. Тогда, быть может, лишить его чего-то, что он ценит? Что же он ценит? Души. Всякие души. Мою вот, в частности. Гм-м... - Он задумчиво нахмурился. - Я бы мог, например, покаяться..."
Фенвик размышлял об этом весь день. Мысль увлекла его, но в то же время она каким-то образом сама себя опровергала. Предсказать последствия подобного поступка было совершенно невозможно. Да и неясно было, как приняться за дело. Уж слишком скучной представлялась идея посвятить всю жизнь свою добрым делам.
Вечером он вышел из дому и бродил один по сумеречным улицам, погруженный в тяжкие раздумья. Прохожие скользили мимо зыбкими тенями, отраженными на экране времени. Воздух был покоен и свеж, и если бы не эта гнетущая несправедливость, если бы не бесцельность, не никчемность бессмертия, за которое он так дорого заплатил, он, наверное, ощутил бы
полное умиротворение.
Но вот звуки музыки вторглись в сознание, он поднял голову и увидел себя у входа в собор. Призрачные люди поднимались и спускались по ступеням. Изнутри накатывались, волна за волной, звуки органа, слышалось пение, и в воздухе носился слабый запах ладана. Все это, бесспорно, производило впечатление.
"Я бы мог зайти туда, пасть перед алтарем и во всеуслышание крикнуть, что каюсь", - подумал Фенвик. Он поставил даже ногу на ступеньку, но затем помедлил, рассудив, что все равно не решится. Собор был слишком уж впечатляющим. Он бы чувствовал себя круглым идиотом. И все же...
В нерешительности он побрел дальше. Он брел и брел, покуда его размышления опять не прервала музыка. На сей раз он оказался у незастроенного участка, где раскинула свои крылья палатка странствующего проповедника. Изнутри доносился изрядный шум. Музыка неистово билась в парусиновые стенки. В нее вплеталось пение, крики мужчин и женщин...
Фенвик остановился, подчиняясь вспыхнувшей вдруг надежде. Здесь его покаяние, надо полагать, не привлечет к себе почти ничьего внимания. Он помедлил секунду и вошел.
В палатке было шумно, тесно и суматошно. Но прямо перед Фенвиком меж скамейками тянулся проход к подобию алтаря, у подножия которого толпились люди, взвинченные, казалось, до предела. Над толпой распростер свои руки оратор, он стоял за импровизированной кафедрой, взвинченный еще сильнее, чем его паства.
Фенвик бросил взгляд вдоль прохода.
"Как же мне это сформулировать? - думал он, потихоньку продвигаясь вперед. - Просто: я каюсь? Или что-нибудь вроде: я продал душу дьяволу и настоящим расторгаю договор? Нужна ли тут какая-нибудь специальная терминология?.."
Он почти уже добрался до алтаря, когда перед ним возникло слабое мерцание и сквозь мерцание проступили красноватые контуры дьявола - этакий трехмерный набросок в пыльном воздухе.
- Я на вашем месте не стал бы этого делать, - вымолвило видение.
Фенвик усмехнулся и прошел сквозь него. Тогда, собравшись с духом, дьявол явился перед Фенвиком в истинном своем обличье и загородил собой дорогу.
- Ну зачем устраивать такие сцены? - сказал он раздраженно. - Не могу вам передать, насколько мне здесь неуютно. Будьте любезны, Фенвик, не валяйте дурака...
Несколько человек в толпе глянули на дьявола с любопытством, но никто из них не выказал чрезмерного интереса. Большинство, вероятно, приняли его за переодетого служителя, а те, кому доводилось видывать его во плоти, то ли попривыкли к зрелищу, то ли посчитали данное явление при данных обстоятельствах вполне уместным. Никого оно в общем-то особенно не
взволновало.
- Прочь с дороги! - сказал Фенвик. - Я решился.
- Вы мухлюете, - жалостно пробормотал дьявол. - Я вам этого позволить не могу.
- Сам смухлевал, - напомнил ему Фенвик. - Попробуй останови меня...
- И остановлю, - заявил дьявол, вытянув свои когтистые лапы.
Фенвик расхохотался.
- Я же теперь закрытая система. Ты мне ничего не можешь сделать. Вспоминаешь?..
Дьявол заскрежетал зубами. Фенвик оттолкнул зловещую фигуру и двинулся вперед. За своей спиной он услышал:
- Ну ладно, Фенвик. Вы победили.
Фенвик обернулся и облегченно вздохнул:
- Так вы вернете мне мою душу?
- Я верну вам то, что взял в качестве залога, только вам это наверняка не понравится...
- Давайте ее сюда, - сказал Фенвик. - Я не верю ни единому вашему слову.
- Я отец лжи, - заметил дьявол, - но на этот раз...
- Нечего, нечего, - перебил его Фенвик. - Отдавайте мою душу!
- Только не здесь. Здесь мне очень неудобно. Следуйте за мной. Да не бойтесь вы, я просто хочу перенести вас в вашу собственную квартиру. Мы должны остаться одни...
Он поднял лапы и очертил вокруг себя и Фенвика коробочку - четыре стены в эскизе. В тот же миг исчезли напирающая толпа, шум, крики и вокруг поднялись стены роскошной квартиры. Слегка запыхавшись, Фенвик пересек знакомую комнату и выглянул в окно. Не оставалось сомнений, он был дома.
- Это ловко, - поздравил он дьявола. - А теперь, отдавайте мою душу...
- Я отдам лишь то, что забрал. Никакого нарушения контракта не было, но раз уж мы условились... Но предупреждаю вас по чести: вам это вовсе не понравится.
- Нечего тут темнить, - отрезал Фенвик. - Вы же нипочем не сознаетесь, что смухлевали...
- Я вас предупредил, - сказал дьявол.
- Давайте ее сюда!
Дьявол пожал плечами. Потом он засунул лапу себе в грудь, пошарил там, приговаривая: "Я эту штуку спрятал, чтоб не испортилась", - вынул плотно сжатый кулак.
- Повернитесь, - приказал дьявол.
Фенвик повернулся. Он почувствовал, будто прохладный ветерок повеял от затылка через голову...
- Стойте спокойно! - прикрикнул дьявол у него за спиной. - Это займет минуту-другую. Знаете, Фенвик, вы дурак. Я рассчитывал на лучшее развлечение, а то ни за что не стал бы тратить время на этот фарс. Мой бедный глупенький друг, не душу я у вас забрал, а, как и говорил вам, лишь некоторые подсознательные воспоминания...
- Тогда почему же, - спросил раздраженно Фенвик, - я не в состоянии наслаждаться своим бессмертием? Что же это за капкан, останавливающий меня на пороге всего, что бы я ни задумал? Мне надоело быть божеством, если бессмертие остается единственным моим достоянием, если я не получаю настоящего от него удовольствия...
- Да не шевелитесь вы! - сказал дьявол. - Ну, так вот. Дорогой мой Фенвик, никакой вы не бог. Вы самый обыкновенный ограниченный человек. Собственная ограниченность - вот и все, что стоит у вас на пути. Да вы и за миллион лет не стали бы ни великим музыкантом, ни великим политиком и никаким другим великим из ваших грез! Нету в вас этого, просто нет, и бессмертие тут совершенно ни при чем. Как ни странно... - Дьявол сокрушенно вздохнул. - Как ни странно, те, кто заключает сделки со мной, никогда не способны воспользоваться тем, что я им даю. Наверное, все дело в том, что это свойство посредственности - надеяться получить что-нибудь за так, задаром. Вы, дорогой мой, совершеннейшая посредственность...
Прохладный ветерок прекратился.
- Ну вот и все, - заметил дьявол. - Вот я и вернул вам все, что взял. По фрейдистской терминологии, это всего лишь ваше супер-эго, ваше "сверх-я"...
- Мое "сверх-я"? - откликнулся Фенвик, оборачиваясь. - Я что-то не...
- Не понимаю? - закончил за него дьявол и вдруг широко осклабился. - Еще поймете. Это структура раннего познания, встроенная в ваше подсознание. Она направляет ваши импульсы по каналам, приемлемым для общества. Другими словами, мой бедный Фенвик, я только что вернул вам вашу совесть. Отчего же, как вы считаете, вам было так легко и беспечно все эти
годы?..
Фенвик сделал вдох, собирался ответить - и не успел.
Дьявол испарился. Он, Фенвик, был в комнате один.
Впрочем, нет, не совсем один. Над камином висело зеркало, и в этом зеркале он увидел свои испуганные глаза. Какое-то мгновение - и "сверх-я" возобновило в его сознании прерванную на многие годы работу.
Подобно карающей деснице, на Фенвика обрушилась, потрясая и сокрушая, память обо всем, что он совершил. Он вспомнил все свои преступления. Все до единого. Каждый свой непростительный шаг, каждый бесчеловечный поступок
за последние двадцать лет.
Ноги под ним подкосились. Мир померк с заунывным воем. Вина свалилась ему на плечи грузом, под которым он еле мог устоять. Все, что он наблюдал, все, что совершил за годы, когда беззаботно сеял зло, собралось в жуткие образы, сокрушало мозг громами, испепеляло молниями. Нестерпимые муки совести клокотали в душе, разрывали ее на части. Он поднял руки к глазам, чтобы отогнать видения, но не мог, не мог отогнать память...
Он повернулся и, шатаясь, ринулся к дверям спальни. Рванул их на себя. Чуть не падая, вбежал в комнату, сунул руку в ящик. Вытащил пистолет. Поднял к виску...
И за его спиной вырос дьявол.

Генри Каттнер. Сим удостоверяется...

Дьявол выжал из себя улыбку.
- Знаете, - сказал он, - это как-то не принято... Я даже и не уверен...
- Короче, нужна вам моя душа или нет? - напрямик спросил Джеймс Фенвик.
- Нужна, конечно, - был ответ. - Но придется еще подумать. При данных
обстоятельствах я что-то не представляю, как я ее получу...
- Ну, разве я так уж много прошу? - заметил Фенвик, потирая руки. -
Всего-навсего бессмертия. Ума не приложу, почему до этого раньше никто не
додумался. По-моему, дело верное. Ну, смелей же, смелей решайтесь. Или
захотелось на попятную?
- Да нет, - поспешил заверить дьявол. - Просто... Знаете, Фенвик, я не
уверен, отдаете ли вы себе отчет... Ведь бессмертие - это довольно
долго...
- Вот именно. И весь вопрос - будет ему конец или нет. Бели да, вы
получаете мою душу. Если нет... - Фенвик легонько махнул рукой. - Тогда
выигрываю я.
- О, конец-то будет, - заявил дьявол мрачно, даже зловеще. - Просто в
настоящее время я как-то не хотел бы брать на себя такое долгосрочное
обязательство. Вам не понравится быть бессмертным, Фенвик, поверьте мне...
- Ха, - сказал Фенвик.
- Не понимаю. И чего вам так приспичило с этим бессмертием?.. - Дьявол
раздраженно постукивал кончикам хвоста по ковру.
- Мне? Ничуть, - изрек Фенвик. - По сути дела, бессмертие - это просто
попутно... Главное, мне хотелось бы кое-что предпринять, не опасаясь
последствий...
- Я мог бы это для вас устроить, - тут же нашелся дьявол.
- Но тогда, - Фенвик поднял руку, чтобы его не перебивали, - договор на
том, естественно, и кончался бы. А так я приобретаю не только запас
всевозможных иммунитетов, но вдобавок еще и бессмертие. Принимаете мои
условия - хорошо, не хотите - не надо...
Дьявол встал и принялся, нахмурившись, мерить комнату шагами. Прошло
какое-то время, прежде чем он поднял голову.
- Ладно, - сказал он деловым тоном. - Я согласен.
- Правда?.. - Фенвик вдруг почувствовал известное разочарование. Час
пробил, пора ставить точку, но, может статься... Он посмотрел неуверенно
на зашторенное окно. - А как... как же вы это сделаете?..
- Биохимия, - сказал дьявол. Теперь он решился и, казалось, был
совершенно уверен в себе. - И квантовая механика. Ваш организм получит
способность к регенерации, а, кроме того, придется осуществить кое-какие
пространственно-временные изменения. Вы приобретете полную независимость
от внешней среды. Среда - нередко самый фатальный фактор...
- А я? Я останусь таким же, как был, видимым, осязаемым, без обмана?
- Какой еще обман! - дьявол принял оскорбленный вид. - Если уж говорить
об обмане, так, мне сдается, это вы пытаетесь надуть меня, а не наоборот.
Нет, нет, Фенвик! Обещаю вам, вы получите по договору сполна. Станете
закрытой системой, как Ахилл. Совсем закрытой, за исключением пятки.
Понимаете сами, должна же быть какая-то уязвимая точка...
- Нет, - быстро вставил Фенвик, - так я не согласен.
- Боюсь, тут уж ничего не попишешь. Закрытая система обезопасит вас от
любых внешних воздействий. А внутри системы будете только вы. Система -
это же и есть вы. И это в ваших собственных интересах оставаться хотя бы
чуточку уязвимым... - Дьявол махнул хвостом по ковру. Фенвик встревожился
и пристально глядел на него. - Ведь если со временем вы сами решите
прекратить свою жизнь, даже я не смогу защитить вас. Подумайте, в самом
деле, ведь через несколько миллионов лет вам, может, и захочется
умереть...
- Как не вспомнить Титона! - воскликнул Фенвик. - Я сохраню и
молодость, и здоровье, и внешность, и все способности... [Титон - в
древнегреческой мифологии муж Эос, богини утренней зари; по рождению Титон
был человек, а не бог; Эос вымолила для него у Зевса бессмертие, но забыла
попросить заодно и вечную молодость, и Титон стал дряхлым неумирающим
старцем]
- Конечно, конечно. Я сам не заинтересован в том, чтобы вас обманывать,
условия меня устраивают. Я имел в виду, что вас, быть может, одолеет самая
обыкновенная скука...
- А вы - вы скучаете?
- Бывало, - признался дьявол.
- Вы бессмертны?
- Естественно.
- Тогда почему же вы себя не убили? Или не смогли?
- Смог, - ответил дьявол уныло, - в том-то и дело, что смог... Давайте
лучше поговорим об условиях нашего контракта. Бессмертие, молодость,
здоровье... неуязвимость во всем за единственным исключением самоубийства.
В обмен я получаю вашу душу после вашей смерти.
- Зачем? - неожиданно полюбопытствовал Фенвик.
Дьявол взглянул на него угрюмо.
- Ваше падение, как и падение каждой новой души, заставляет меня на
минутку забыть о своей... - Он сделал нетерпеливое движение. - Однако все
это софистика. Вот... - Он выхватил из воздуха свиток пергамента и гусиное
перо. - Вот наше соглашение.
Фенвик прочел весь свиток с полным вниманием. В одном месте он поневоле
остановился и поднял глаза на дьявола.
- Это еще что? - спросил он. - Я не знал, что надо оставлять залог...
- Разумеется, мне нужен своего рода залог. Или вы представите
поручителя?
- Нет, конечно, - признался Фенвик. - Боюсь, такого не сыщешь даже в
камере смертников. Какой же это залог?
- Кое-что из ваших воспоминаний. Все они, к вашему сведению,
подсознательные.
Фенвик задумался.
- Стало быть, амнезия... А если мне нужны моя воспоминания?
- Но не эти. Амнезия - это когда исчезают сознательные воспоминания. А
отсутствия той их части, которую я хочу, вы даже и не заметите...
- Это душа?
- Нет, - хладнокровно ответил дьявол. - Это лишь часть души, нужная
часть, конечно, иначе она не представляла бы для меня никакой ценности. Но
основная часть души останется при вас до той поры, пока вы сами не
пожелаете передать мне ее посмертно. Вот тогда я соединю все вместе и
завладею вашей душой. Однако это, безусловно, будет очень не скоро, а вы
тем временем не испытаете никаких неудобств...
- Если я внесу оговорку такого рода в контракт, вы его подпишете?
Дьявол кивнул. Фенвик сделал на полях небрежную приписку и сразу же,
покуда на острие пера не просохла кровь, поставил под договором свое имя.
- Вот, готово...
Дьявол изобразил на лице бесконечное долготерпение и подписался сам.
Потом он взмахнул свитком, и тот растворился в воздухе.
- Ну что ж, - сказал дьявол, - превосходно. Теперь, пожалуйста,
встаньте. Нужно произвести некоторые изменения в железах... - Лапы его
безболезненно вошли Фенвику в грудь и совершили одно за другим несколько
мелких быстрых движений. - Щитовидка... другие эндокринные... все эти
железы можно переустроить так, чтобы ваш организм бесконечно
регенерировал. Повернитесь, пожалуйста...
В зеркале над камином Фенвик увидел, как лапа страшного гостя тихонько
влезла ему в затылок. На мгновение закружилась голова.
- Зрительный бугор, шишковидное тело... - бормотал дьявол. -
Пространственно-временное восприятие субъективно... Так... Вот вы уже и
независимы от внешней среды... Нет, еще минуточку. Осталось только...
Он крутанул кистью и быстро выдернул лапу - нет, кулак, плотно сжатый
кулак, - из головы Фенвика. В ту же секунду Фенвик ощутил странную
приподнятость.
- Что это вы сделали? - спросил он, оборачиваясь.
Рядом никого не было. Дьявол исчез.
А вдруг - а вдруг это был просто-напросто сон? Что ж тут удивительного
- после таких событий кто угодно засомневается, не бредит ли он наяву.
Галлюцинации редки, но ведь случаются... Выходит, он теперь бессмертен и
неуязвим. Однако если верить здравому смыслу, все это психоз, да и только.
Доказательства - какие у него доказательства?
Ну а сомнения - какие есть основания для сомнений? Бессмертие - это же
не пустяк, это ощутимо. Внутренняя уверенность в безграничном
благополучии. Переустройство желез, вот так штука! Мой организм теперь
функционирует как никогда раньте, как никогда еще не функционировал ничей
организм. Я теперь закрытая, самовосстанавливающаяся система, над которой
ничто не властно, даже время...
Им овладело неведомое, все нарастающее ощущение счастья. Он закрыл
глаза и вызвал в памяти самые ранние, самые первые свои впечатления.
Солнечный зайчик дрожит на полу веранды... Муха жужжит... А его,
утонувшего в тепле, качает, качает... Память не осознавала потери, мысль
свободно путешествовала в прошлом. Равномерные взмахи и скрип качелей на
детской площадке, а в церкви - гулкая, пугающая тишина. Дощатый ящик
сельского клуба. Шершавая мокрая губка, обтирающая ему лицо, и голос
матери...
Неуязвимый и бессмертный, он пересек комнату, открыл дверь, прошел по
короткому коридору. Каждое движение наполняло его чувством удивительной
легкости, полнейшей радости бытия. Он приоткрыл тихонько другую дверь и
заглянул за нее. Мать спала, откинувшись на груду подушек.
Фенвик был так счастлив, так счастлив...
Он подошел поближе, обогнул на цыпочках кресло-каталку, постоял у
кровати, глядя на мать. Потом осторожно высвободил одну подушку, поднял ее
и прижал - сперва легонько - двумя руками к лицу спящей.


Поскольку этот рассказ - отнюдь не хроника грехов Джеймса Фенвика,
очевидно, нет и необходимости во всех деталях расписывать, по каким
ступеням он прошагал, чтобы за какие-нибудь пять лет добиться звания
Худшего Человека на Земле. Желтые газеты упивались им. Были, конечно, люди
и похуже его, но все они были смертны, уязвимы, а потому скрытны.
В основе его поведения лежала и крепла с каждым днем уверенность, что
он, Фенвик, есть единственная постоянная в этом скоротечном мире. "Дни их
как трава", - размышлял он, наблюдая за людьми - своими братьями во
сатане, когда те собирались толпами у алтарей, таких
отталкивающе-никчемных. Это было еще на заре его карьеры, он тогда
исследовал собственные ощущения, следуя традиционным представлениям и
предрассудкам; позже он отверг подобное занятие как мальчишество.
Он был свободен в своих поступках, идеально свободен, его наполняла
непрестанная и восхитительная уверенность в собственном благополучии, и он
экспериментировал со многими сторонами бытия. Путь его был устлан
посрамленными присяжными и недоумевающими адвокатами. "Современный
Калигула! - восклицала газета "Нью-Йорк ньюс", объясняя своим читателям на
примерах, кто такой был Калигула. - Неужели ужасные обвинения, выдвинутые
против Джеймса Фенвика, реальны?"
Но по той ли, по другой ли причине осудить его никогда не удавалось.
Обвинения проваливались одно за другим. Дьявол не обманывал - Фенвик
действительно представлял собой закрытую систему, независимую от
окружающей среды, и свою независимость он продемонстрировал на множестве
процессов. Сам он так и не сумел понять, каким же образом дьявол всякий
раз добивается успеха. Надобность в настоящем чуде если и являлась, то
чрезвычайно редко.
Однажды некий разорившийся банкир, полагавший - и на редкость
справедливо - что виновник краха Фенвик, выпустил пять пуль прямехонько
ему в сердце. Пули срикошетировали. Свидетелей этому было только двое -
Фенвик и банкир. Тот решил, наверное, что противник невредим благодаря
какой-нибудь стальной жилетке, и последнюю, шестую пулю направил Фенвику в
голову. Результат был тот же. Банкир попробовал еще раз, теперь ножом.
Фенвика заело любопытство - он решил не защищаться: что получится?
Получилось то, что банкир в конце концов сошел с ума.
Прямо и недвусмысленно присвоив подвернувшееся состояние, Фенвик
принялся приумножать его. Обвинения, как и прежде, сыпались со всех
сторон, но из этого по-прежнему ничего не выходило. Требовались особые
усилия, чтобы каждое очередное преступление непременно относилось к
разряду караемых смертной казнью, но не так уж сложно оказалось
разработать на сей счет свою методику, и богатство Фенвика и власть
умножались час от часу.
Слава про него шла самая дурная. Однако вскоре он решил, что славы еще
мало, и возжаждал восхищения. Добиться восхищения было несколько труднее -
Фенвик не собрал еще таких богатств, которые поставили бы их владельца вне
морали, сделали бы его неподсудным общественному мнению. Впрочем, это было
поправимо. Через десять лет после сделки с дьяволом Фенвик, может, и не
был еще могущественнейшим человеком на Земле, но, безусловно, был
могущественнейшим в Соединенных Штатах. Он добился того восхищения и той
известности, о которых, как ему казалось, мечтал.
И все-таки чего-то недоставало. Высказывал же дьявол предположение, что
через несколько миллионов лет Фенвику самому захочется умереть со скуки.
Но прошло всего десять лет, и в один прекрасный летний день Фенвик был
слегка шокирован открытием - он не знал, он просто не знал, что же ему
делать дальше.
Со всей возможной тщательностью он исследовал свое состояние. "Это и
есть скука?" - спросил он себя. Если так, то даже скука не была
неприятной. Проступала в ней некая восхитительная расслабленность, словно
он лежал на плаву в теплой океанской воде. Пожалуй, расслабленность была
даже слишком явной.
"Если это и все, что дает бессмертие, - говорил он себе, - стоило ли
копья ломать? Состояние, конечно, приятное, но продать ради него душу?..
Должно же найтись что-нибудь такое, что вывело бы меня из этой дремоты!.."
Он опять экспериментировал. Не прошло и пяти лет, как он опять лишился
благосклонности общества, растерял ее оттого, что все более и более
судорожно пытался выкарабкаться из удушливой безмятежности. Пытался - и не
мог. Самые чудовищные, ужасающие ситуации не производили на него ровно
никакого впечатления. Других они обратили бы в камень, повергли бы в
трепет - Фенвик не ощущал ничего, кроме полного безразличия.
С чувством глухого отчаяния - но и оно не могло нарушить его
спокойствия - Фенвик обнаруживал, что начинает терять контакт с родом
человеческим. Люди были смертны, и они, казалось, уходят от него в
какую-то нереальную даль. Ведь даже земля под ногами уже не была для него
незыблемой - со временем, думал он, ему придется наблюдать движение
геологических приливов...
Наконец, он обратился к области интеллекта. Он стал рисовать и
пописывать и помаленьку заниматься науками. Это было интересно, но лишь до
известного предела. Рано или поздно он неизбежно наталкивался на некий
барьер, на запертую в сознании дверь, и за ней, за дверью, не было ничего,
кроме все того же убаюкивающего спокойствия, и в этом спокойствии
растворялся без следа былой интерес. В нем, в нем самом чего-то явно не
хватало.
Постепенно зрело подозрение. Оно то всплывало к самой поверхности, то
опять, под нажимом нового увлечения, пряталось в глубину. Но в конце
концов оно прорвалось из подсознания в сознание.
Однажды утром Фенвик очнулся от сна и сразу же сел в кровати, будто его
подтолкнула чья-то невидимая рука.
- Чего-то во мне не хватает, - сказал он про себя. - Это факт. Но
чего?..
Он задумался. Как давно не хватает этого - того, чего не хватает?
Ответа не было - сперва не было. Глубокая, неодолимая безмятежность не
отпускала, укачивала его, не давала сосредоточиться. Эта-то безмятежность
и была важной частью его беды. Как давно она овладела им? Очевидно, со дня
заключения договора. Чем она вызвана? Ну, все эти годы он считал, что
просто-напросто благополучием в каждом уголке, в каждой клеточке его
организма, функционирующего идеально и вечно. А если это на самом деле
нечто большее? Если его сознание нарочито притуплено, чтобы он и не
заподозрил, что совершена кража?..
Кража?.. Сидя в кровати среди тяжелых шелковых простыней, глядя на
бледный июньский рассвет за окном, Джеймс Фенвик вдруг узрел всю
возмутительную правду. Под одеялом он звонко стукнул себя по колену.
- Моя душа! - крикнул он невозмутимому восходу. - Он обманул меня! Он
украл у меня душу!..
Стоило лишь ухватиться за эту мысль, и она показалась Фенвику настолько
очевидной, что оставалось диву даваться, как же он не заметил подвоха
сразу. Дьявол хитер и бесчестен, он предвосхитил расплату - и отнял у
Фенвика душу немедля. Если и не всю, то, по крайней мере, главную ее
часть. И Фенвик, стоя перед зеркалом, сам наблюдал за тем, как дьявол это
проделал. Тут не могло оставаться, видимо, и тени сомнения. Ибо в нем
определенно чего-то недоставало. Сколько раз он будто останавливался перед
запертой в сознании дверью, и дверь не могла перед ним открыться потому
лишь, что в нем не хватало главного - утраченной, украденной души...
Какой же прок в бессмертии без этого загадочного нечто, которое и
придает бессмертию самый смак? Он не в силах вкусить от возможностей
вечной жизни по той причине, что у него отобрали самый ключ к бытию...
- Кое-что из воспоминаний, а?.. - усмехнулся он, осмысливая заново, что
сказал тогда дьявол и как подчеркнуто небрежен был, когда дошло до залога.
- И я даже не замечу их отсутствия, а?.. А на деле-то это самая что ни на
есть сердцевина моей души!..
Он стал припоминать фольклор и мифологию, персонажей, у которых не было
души. Маленькая русалочка, девушка-тюлень, кто-то там из "Сна в летнюю
ночь" - оказывается, в мифологии это было вполне обыкновенное явление. И
те, кто лишился души, страстно желали заполучить ее снова любой ценой.
Дело тут, понимал теперь Фенвик, вовсе не в пережитках язычества в
сознании ряда авторов. Нынешнее его положение было, что ни говори,
уникально - он-то узнал, что по душе можно искренне тосковать.
Теперь он понял, как много потерял, и им завладело мучительное,
непереносимое чувство утраты. Такое же, наверное, чувство мучило русалочку
и всех остальных. Как и он, все они были бессмертны. Людьми они, правда,
не были, но, по-видимому, тоже познали этот странный мир полнейшей
свободы, легкомысленной и беспечной; ведь даже сейчас между Фенвиком и его
потерей иной раз вырастала стена крайнего ко всему безразличия... Разве
боги, по преданию, не проводили дни свои в нескончаемом бездумном веселье?
Они смеялись и пели, танцевали и пили - и никогда не ведали ни усталости,
ни тоски...
До каких-то пор это было просто замечательно. Но раз уж заподозрил
неладное, то теряешь вкус к олимпийской жизни и жаждешь заполучить свою
душу обратно, чего бы это ни стоило. Почему? Дать логичное объяснение
Фенвик не смог бы. Он знал, что не ошибается, знал - и все...
В тот же миг прохладный летний восход всколыхнулся, и между Фенвиком и
окном вырос дьявол. Фенвик поневоле вздрогнул.
- Договор был на вечность, - сказал он.
- Да, был, - сказал дьявол. - Но этот пункт можно и аннулировать...
- Я ничего аннулировать не намерен, - заявил Фенвик резко. - И как это,
собственно, получилось, что вы объявились именно здесь и сейчас?
- Мне показалось, вы меня звали, - сказал дьявол. - Вы хотели
поговорить со мной? Мне показалось, я уловил в вашем сознании нотку
отчаяния. Как вы себя чувствуете? Скука не одолела еще? Не хотите ли разом
все прекратить?..
- Конечно, нет. А если бы и хотел, так разве потому, что вы меня
обманули. Не откажитесь объяснить: что это вы забрали у меня из головы в
день нашего договора?
- Мне не хотелось бы вдаваться в подробности, - ответил дьявол, слегка
помахивая хвостом.
- А мне хотелось бы! - вскричал Фенвик. - Вы мне сказали, что это
только воспоминания, отсутствия которых я и не замечу...
- Так оно и было, - усмехнулся дьявол.
- Это была душа! Моя душа!.. - Фенвик зло хватил рукой по одеялам. - Вы
надули меня. Забрали у меня душу авансом, и я не могу теперь наслаждаться
бессмертием, которое я за нее купил. Вопиющее нарушение контракта!..
- Что же вас беспокоит? - спросил дьявол.
- Мне кажется, есть довольно много вещей, которые принесли бы мне
удовольствие, заполучи я обратно душу. Будь у меня душа, я мог бы заняться
музыкой и стать великим музыкантом. Музыку я всегда любил, а теперь передо
мною - вечность... Или, допустим, я мог бы взяться за математику. Или
заняться ядерной физикой - с моими-то возможностями в смысле времени и
денег, и все ученые мира к моим услугам; пожалуй, нет и предела тому, чего
бы я мог достигнуть. Мог бы даже взорвать весь мир и лишить вас всех
будущих душ. Как бы вам это понравилось?..
Дьявол хмыкнул и почистил когти о рукав.
- Не смейтесь, - продолжал Фенвик. - Это сущая правда. Я мог бы изучить
медицину и продлить человеческую жизнь. Мог бы изучить политику и
экономику и положить конец всем войнам и страданиям. Мог бы изучить
криминалистику и заполнить ад новообращенными душами. Мог бы сделать все,
что угодно, обладай я вновь своей душой. А без нее, без души, ну... все
слишком... слишком спокойно. - Он печально опустил плечи. - Словно я
отрезан от человечества. Что я ни делаю - ни к чему. А я все равно спокоен
и беззаботен. Я даже не несчастлив. И все же не представляю себе, что
делать дальше. Я...
- Другими словами, вас одолела скука, - сказал дьявол. - Извините, что
не могу вам по этому случаю посочувствовать...
- Другими словами, вы надули меня, - сказал Фенвик. - Отдайте мне мою
душу!
- Я ведь сказал вам, что я у вас взял, и сказал совершенно точно...
- Мою душу!
- Вовсе нет, - заверил его дьявол. - Боюсь, что сейчас мне придется вас
оставить...
- Мошенник! Отдай мне мою душу!..
- Попробуйте заставьте меня, - осклабился дьявол. Первый луч
восходящего солнца ворвался в прохладу спальни, и дьявол, будто того и
ждал, растворился в нем и исчез.
- Ну хорошо, - сказал Фенвик в пространство. - Очень хорошо. Я
попробую.


Он не стал терять времени. Во всяком случае, потерял его не больше, чем
заставляло это нелепое, не признающее забот спокойствие.
"Как же мне на него нажать? - спрашивал себя Фенвик. - Устроить ему
обструкцию? Не вижу как. Тогда, быть может, лишить его чего-то, что он
ценит? Что же он ценит? Души. Всякие души. Мою вот, в частности. Гм-м... -
Он задумчиво нахмурился. - Я бы мог, например, покаяться..."
Фенвик размышлял об этом весь день. Мысль увлекла его, но в то же время
она каким-то образом сама себя опровергала. Предсказать последствия
подобного поступка было совершенно невозможно. Да и неясно было, как
приняться за дело. Уж слишком скучной представлялась идея посвятить всю
жизнь свою добрым делам.
Вечером он вышел из дому и бродил один по сумеречным улицам,
погруженный в тяжкие раздумья. Прохожие скользили мимо зыбкими тенями,
отраженными на экране времени. Воздух был покоен и свеж, и если бы не эта
гнетущая несправедливость, если бы не бесцельность, не никчемность
бессмертия, за которое он так дорого заплатил, он, наверное, ощутил бы
полное умиротворение.
Но вот звуки музыки вторглись в сознание, он поднял голову и увидел
себя у входа в собор. Призрачные люди поднимались и спускались по
ступеням. Изнутри накатывались, волна за волной, звуки органа, слышалось
пение, и в воздухе носился слабый запах ладана. Все это, бесспорно,
производило впечатление.
"Я бы мог зайти туда, пасть перед алтарем и во всеуслышание крикнуть,
что каюсь", - подумал Фенвик. Он поставил даже ногу на ступеньку, но затем
помедлил, рассудив, что все равно не решится. Собор был слишком уж
впечатляющим. Он бы чувствовал себя круглым идиотом. И все же...
В нерешительности он побрел дальше. Он брел и брел, покуда его
размышления опять не прервала музыка. На сей раз он оказался у
незастроенного участка, где раскинула свои крылья палатка странствующего
проповедника. Изнутри доносился изрядный шум. Музыка неистово билась в
парусиновые стенки. В нее вплеталось пение, крики мужчин и женщин...
Фенвик остановился, подчиняясь вспыхнувшей вдруг надежде. Здесь его
покаяние, надо полагать, не привлечет к себе почти ничьего внимания. Он
помедлил секунду и вошел.
В палатке было шумно, тесно и суматошно. Но прямо перед Фенвиком меж
скамейками тянулся проход к подобию алтаря, у подножия которого толпились
люди, взвинченные, казалось, до предела. Над толпой распростер свои руки
оратор, он стоял за импровизированной кафедрой, взвинченный еще сильнее,
чем его паства.
Фенвик бросил взгляд вдоль прохода.
"Как же мне это сформулировать? - думал он, потихоньку продвигаясь
вперед. - Просто: я каюсь? Или что-нибудь вроде: я продал душу дьяволу и
настоящим расторгаю договор? Нужна ли тут какая-нибудь специальная
терминология?.."
Он почти уже добрался до алтаря, когда перед ним возникло слабое
мерцание и сквозь мерцание проступили красноватые контуры дьявола - этакий
трехмерный набросок в пыльном воздухе.
- Я на вашем месте не стал бы этого делать, - вымолвило видение.
Фенвик усмехнулся и прошел сквозь него. Тогда, собравшись с духом,
дьявол явился перед Фенвиком в истинном своем обличье и загородил собой
дорогу.
- Ну зачем устраивать такие сцены? - сказал он раздраженно. - Не могу
вам передать, насколько мне здесь неуютно. Будьте любезны, Фенвик, не
валяйте дурака...
Несколько человек в толпе глянули на дьявола с любопытством, но никто
из них не выказал чрезмерного интереса. Большинство, вероятно, приняли его
за переодетого служителя, а те, кому доводилось видывать его во плоти, то
ли попривыкли к зрелищу, то ли посчитали данное явление при данных
обстоятельствах вполне уместным. Никого оно в общем-то особенно не
взволновало.
- Прочь с дороги! - сказал Фенвик. - Я решился.
- Вы мухлюете, - жалостно пробормотал дьявол. - Я вам этого позволить
не могу.
- Сам смухлевал, - напомнил ему Фенвик. - Попробуй останови меня...
- И остановлю, - заявил дьявол, вытянув свои когтистые лапы.
Фенвик расхохотался.
- Я же теперь закрытая система. Ты мне ничего не можешь сделать.
Вспоминаешь?..
Дьявол заскрежетал зубами. Фенвик оттолкнул зловещую фигуру и двинулся
вперед. За своей спиной он услышал:
- Ну ладно, Фенвик. Вы победили.
Фенвик обернулся и облегченно вздохнул:
- Так вы вернете мне мою душу?
- Я верну вам то, что взял в качестве залога, только вам это наверняка
не понравится...
- Давайте ее сюда, - сказал Фенвик. - Я не верю ни единому вашему
слову.
- Я отец лжи, - заметил дьявол, - но на этот раз...
- Нечего, нечего, - перебил его Фенвик. - Отдавайте мою душу!
- Только не здесь. Здесь мне очень неудобно. Следуйте за мной. Да не
бойтесь вы, я просто хочу перенести вас в вашу собственную квартиру. Мы
должны остаться одни...
Он поднял лапы и очертил вокруг себя и Фенвика коробочку - четыре стены
в эскизе. В тот же миг исчезли напирающая толпа, шум, крики и вокруг
поднялись стены роскошной квартиры. Слегка запыхавшись, Фенвик пересек
знакомую комнату и выглянул в окно. Не оставалось сомнений, он был дома.
- Это ловко, - поздравил он дьявола. - А теперь, отдавайте мою душу...
- Я отдам лишь то, что забрал. Никакого нарушения контракта не было, но
раз уж мы условились... Но предупреждаю вас по чести: вам это вовсе не
понравится.
- Нечего тут темнить, - отрезал Фенвик. - Вы же нипочем не сознаетесь,
что смухлевали...
- Я вас предупредил, - сказал дьявол.
- Давайте ее сюда!
Дьявол пожал плечами. Потом он засунул лапу себе в грудь, пошарил там,
приговаривая: "Я эту штуку спрятал, чтоб не испортилась", - вынул плотно
сжатый кулак.
- Повернитесь, - приказал дьявол.
Фенвик повернулся. Он почувствовал, будто прохладный ветерок повеял от
затылка через голову...
- Стойте спокойно! - прикрикнул дьявол у него за спиной. - Это займет
минуту-другую. Знаете, Фенвик, вы дурак. Я рассчитывал на лучшее
развлечение, а то ни за что не стал бы тратить время на этот фарс. Мой
бедный глупенький друг, не душу я у вас забрал, а, как и говорил вам, лишь
некоторые подсознательные воспоминания...
- Тогда почему же, - спросил раздраженно Фенвик, - я не в состоянии
наслаждаться своим бессмертием? Что же это за капкан, останавливающий меня
на пороге всего, что бы я ни задумал? Мне надоело быть божеством, если
бессмертие остается единственным моим достоянием, если я не получаю
настоящего от него удовольствия...
- Да не шевелитесь вы! - сказал дьявол. - Ну, так вот. Дорогой мой
Фенвик, никакой вы не бог. Вы самый обыкновенный ограниченный человек.
Собственная ограниченность - вот и все, что стоит у вас на пути. Да вы и
за миллион лет не стали бы ни великим музыкантом, ни великим политиком и
никаким другим великим из ваших грез! Нету в вас этого, просто нет, и
бессмертие тут совершенно ни при чем. Как ни странно... - Дьявол
сокрушенно вздохнул. - Как ни странно, те, кто заключает сделки со мной,
никогда не способны воспользоваться тем, что я им даю. Наверное, все дело
в том, что это свойство посредственности - надеяться получить что-нибудь
за так, задаром. Вы, дорогой мой, совершеннейшая посредственность...
Прохладный ветерок прекратился.
- Ну вот и все, - заметил дьявол. - Вот я и вернул вам все, что взял.
По фрейдистской терминологии, это всего лишь ваше супер-эго, ваше
"сверх-я"...
- Мое "сверх-я"? - откликнулся Фенвик, оборачиваясь. - Я что-то не...
- Не понимаю? - закончил за него дьявол и вдруг широко осклабился. -
Еще поймете. Это структура раннего познания, встроенная в ваше
подсознание. Она направляет ваши импульсы по каналам, приемлемым для
общества. Другими словами, мой бедный Фенвик, я только что вернул вам вашу
совесть. Отчего же, как вы считаете, вам было так легко и беспечно все эти
годы?..
Фенвик сделал вдох, собирался ответить - и не успел.
Дьявол испарился. Он, Фенвик, был в комнате один.
Впрочем, нет, не совсем один. Над камином висело зеркало, и в этом
зеркале он увидел свои испуганные глаза. Какое-то мгновение - и "сверх-я"
возобновило в его сознании прерванную на многие годы работу.
Подобно карающей деснице, на Фенвика обрушилась, потрясая и сокрушая,
память обо всем, что он совершил. Он вспомнил все свои преступления. Все
до единого. Каждый свой непростительный шаг, каждый бесчеловечный поступок
за последние двадцать лет.
Ноги под ним подкосились. Мир померк с заунывным воем. Вина свалилась
ему на плечи грузом, под которым он еле мог устоять. Все, что он наблюдал,
все, что совершил за годы, когда беззаботно сеял зло, собралось в жуткие
образы, сокрушало мозг громами, испепеляло молниями. Нестерпимые муки
совести клокотали в душе, разрывали ее на части. Он поднял руки к глазам,
чтобы отогнать видения, но не мог, не мог отогнать память...
Он повернулся и, шатаясь, ринулся к дверям спальни. Рванул их на себя.
Чуть не падая, вбежал в комнату, сунул руку в ящик. Вытащил пистолет.
Поднял к виску...
И за его спиной вырос дьявол.