рассказ

Перегон (прошу критику в коменты)

Когда привыкаешь ездить по одному и тому же маршруту – неважно куда – на работу, или на учебу – то организм приспосабливается, и подстраивается под монотонный график. Я просыпаюсь за минуту до звонка будильника, еду в одном и том же автобусе, сажусь в один и тот же вагон метро. Даже если я засыпаю, то всегда открываю глаза на нужной станции. Кроме того, разумеется, за несколько лет езды по одному и тому же маршруту, я уже знаю каждую деталь. Фонари, киоски, выбоины в асфальте, где стоят урны, под каким деревом можно укрыться от дождя.

И всегда глаз привлекают детали новые. Новая разметка на дороге, снесенный ларек, новый рекламный стенд в метро. Именно мельком замеченная деталь и привлекла мой взгляд, когда я, в который раз, ехал с работы домой. Отмечая взглядом едва заметные на проносящихся мимо стенах детали, я мысленно вел обратный отсчет. Вот мелькнул зеленый кафель внутреннего помещения станции. Такой грязно-зеленый цвет – только на одной станции в моей ветке. Значит, еще пять минут, и моя остановка. Вот мелькнула резиновая лиана кабеля, выскочившего из своего крепления. Еще две минуты.

И именно тут я заметил то, чего раньше не было – небольшой, плохо освещенный коридор. Мелькнул, и унесся дальше. Но память успела сделать мгновенный снимок – голые серые бетонные стены, забраные в грязные стеклянные плафоны лампы, коричневый кафель на полу. В общем-то я не придал особого значения этому коридору. Мало ли служебных переходов в метро? Видимо, сейчас там велись какие-то работы, вот и включили свет. А до этого коридор пустовал, будучи невостребованным. Выходя из вагона, я уже едва ли помнил про мелькнувшую картинку.

Следующий раз произошел где-то через неделю. Я, как всегда, ехал домой, привычно отмечая ориентиры. Зеленый кафель, выбившийся кабель. И снова мелькнул тот же коридор. Быть может, я бы и не обратил внимания, но что-то не дало мне просто выкинуть его из головы, и внести в список привычных ориентиров. С коридором что-то было не так. Я был уверен в этом. Самое обидное – я не мог вспомнить что именно меня насторожило, однако неприятный холодок пробежал по спине при одной мысли о том проходе.

Последующий месяц я ездил, напряженно всматриваясь в проносящиеся стены туннеля, но коридор словно замуровали. Кабели тянулись ровными линиями – и ни на одно мгновение не уходили куда-то в сторону. Коридора быть тут просто не могло!

В очередной раз я возвращался домой с посиделок с коллегами. Голова была забита всякой ерундой и хмельными мыслями про одну симпатичную девушку, работающую в одном со мной здании. Я уже пару раз с ней пересекался, но знакомство пока не завел – частично из лени, частично потому, что подозревал у нее наличие ухажера, а то и не одного.

Поезд шел неспешно, и потому промелькнувшая в окне картина встала передо мною во всей четкости. Коридор был залит резким белым светом, словно под грязными плафонами скрывались мощные галогенные лампы. А в дальнем конце стояла едва различимая из-за света ламп фигура. Если бы не алкоголь в крови, то быть может, я бы сумел рассмотреть стоявшего там человека повнимательнее, но, как мне показалось, его пропорции были слегка искажены. Чуть более длинные руки и ноги. Короткий, но мощный торс. Лица я не разглядел из-за бившего в глаза света. А еще – я готов был поспорить – изменился коридор. Стены были покрыты каким-то узорным кафелем. Деталей я не разглядел, но я был уверен: там была какая-то мозаика.

Может быть из-за раздумий мне показалось, или поезд в самом деле шел намного тише чем обычно, но перегон между станциями мы проехали медленнее обычного. Я такой мелочи значения не придал, и спокойно проследовал домой – отсыпаться после пьянки.
Прошел еще почти месяц, прежде чем я снова столкнулся с загадочным коридором. В тот вечер я ехал предельно измотанный работой, и мечтал только об одном: добраться до кровати, и, наконец, уснуть. Усевшись поудобнее, я задремал, краем сознания отмечая происходящее вокруг. Я ехал последним поездом. В вагоне я остался один, да и вообще, кажется, во всем составе остались только я и машинист.

Поезд в очередной раз сбавил ход, стараясь подобрать всех оставшийся на платформах. И тут меня словно вытолкнули из сладкой дремы. Я оглянулся, пытаясь понять что меня разбудило, и тут опять на глаза попался этот проклятый коридор. Он плавно проплыл за окном вагона.

На этот раз освещение, скорее, подошло бы терпящему бедствие кораблю. Лампы горели тускло, не столько разгоняя темноту, сколько делая ее гуще. Пол влажно и маслянисто отсвечивал, словно его только что залили нефтью. И еще на стене появился рисунок. Пожалуй, он изображал скелет не то птицы, не то летучей мыши. Однако изображение было, скорее, схематическим, походящим на те, что я видел в передачах про доисторических людей. Черты рисунка были грубые, примитивные, но при том очень четкие. Вокруг скелета был нарисован круг с заключенной в него семиконечной неправильной звездой, на вершины которой опирались отдельные части скелета. Честно говоря, ничего более жуткого я в жизни не видел.

Пока я пытался осмыслить увиденное, поезд резко затормозил. Меня бросило на сиденье, и, застаный врасплох, я чуть было не свалился на пол. Я удивленно озирался по сторонам – мы стояли посреди перегона. По обе стороны вагона вились черные змеи кабелей. Слабо пищали динамики в вагоне.

Мне стало не по себе. Я физически ощущал нарастающую угрозу. В этот момент ожили динамики: «приносим извинения за техническую остановку». От неожиданности я чуть не подпрыгнул, однако поезд тут же тронулся, и я ощутил как схлынул наводнивший мою душу страх.

Когда я выходил из вагона, меня била мелкая дрожь. Ощущение было такое, словно я избежал чего-то... неприятного. Я даже головой тряхнул – но все равно – у меня просто не было слов что бы описать это чувство беспричинной тревоги, нахлынувшее на меня при виде того рисунка.

Дома, едва перекусив, я засел за компьютер, пытаясь найти похожие изображения. Увы, но среди всевозможной кабалистической символики ничего похожего я не нашел. Было ли увиденное мною какой-то галлюцинацией? Едва ли. По крайней мере, я испытывал серьезные сомнения на счет подобного варианта. В конце-концов, просидев за компьютером до утра, я сдался, и лег спать. Однако сон не принес облегчения. Меня преследовали кошмары, в которых я бежал по злополучному коридору, в тщетной попытке спастись от ужаса, наступающего мне на пятки. Проснулся я через несколько часов – измотанный и весь в холодном поту.

После того дня я старался ездить только в оживленное время. По началу я всматривался в темноту туннеля, опасаясь увидеть проклятый коридор, но судьба была милостива ко мне, и он на глаза не попадался. Постепенно я пришел к выводу, что каждый раз когда я его видел я его не искал. Потому я старался внимательно вглядываться в проносящиеся мимо кабели, надеясь, что мне не придется опять пережить тот ужас.

Так прошло почти три месяца. Я по прежнему всматривался в кабели до рези в глазах, коридор старательно избегал моего внимания. Однако я рано праздновал победу. В который раз мне пришлось задержаться на работе, и я опять ехал последним поездом. Памятуя про необходимость всматриваться в стену туннеля. Я сосредоточенно глядел перед собой, опасаясь даже моргнуть случайно.
И снова мелькнул грязно-зеленый кафель, пронесся мимо знакомый выбившийся кабель. Я внутренне сжался, требовательно глядя на стены туннеля. Мелькали провода и боковые ответвления. Я продолжал усердно смотреть перед собой.

Не знаю как быстро до меня дошло, что мы поезд едет слишком долго. По моим ощущениям, мы должны были уже доехать до станции. Я опасливо поглядел по сторонам. Стараясь держать окно в поле зрения. Поезд громыхал вагонами. В соседних вагонах мирно спала пара человек. Однако мы ехали слишком долго. Перегон между станциями явно был намного меньше, а поезд не только не остановился, но и начал набирать скорость.

И тогда включились динамики. То, что я услышал нельзя было назвать шумом. Какофония звуков, словно сотни музыкантов бьются в припадке. Этот хаотичный шум сливался в одну поистине безумную мелодию, от которой на затылке вставали дыбом волосы.

В следующий момент моргнул, и пропал свет. А музыка стала еще пронзительнее, словно этой безумной симфонии не хватало обычного, слышимого диапазона, и она переходила в ультразвук, а затем скатывалась в рокот басов, который заставлял подкатить к горлу тошнотворный комок.

Затем нахлынул запах. Так должна пахнуть скотобойня. Тяжелый, удушающий запах крови заполнил воздух. Я прикрыл лицо воротником куртки, стараясь подавить отвратительный запах, и попытался забиться в угол. Однако моя рука не нащупала холодного металла поручня.Вместо этого я коснулся чего-то липкого и теплого. Едва я поднес руку к глаза что бы посмотреть что я нащупал, как включился свет.

Первую секунду я тупо оглядывался по сторонам. Мое сознание не могло вместить все, что я увидел. Это было невозможно. Невероятно. Неправильно, противоестественно.
Весь вагон был покрыт багровой пульсирующей массой оголенных мышц и костей. Я увидел, как медленно один из этих отвратительных наростов начинает поглощать спящего в соседнем вагоне человека. Но тот, казалось, не замечал происходящее. Он продолжал спать.

Затем до моего оглушенного сознания дошло происходящее. Я издал нечленораздельный звук, и попятился прочь от окна. Край того, что когда-то было сиденьем ткнулся мне под колено, и я с размаху уселся туда. Отвратительные багровые наросты тут же принялись корчится подо мною. Несколько наиболее наглых тут же принялись оплетать мою ногу. Несколько секунд я оторопело смотрел на происходящее, я с воплем вскочил, оборвав несколько отвратительных побегов.
А тем временем безумие продолжалось. Стены туннеля разошлись, и поезд помчался по целой долине, заполненной причудливыми формами, от одного вида которых сердце уходило в пятки, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет наружу. На горизонте высились три исполинские колонны черного мрака. Казалось, они подпирают сам небосвод, заполненный равномерной темной дымкой.
Я стоял, парализованный ужасом открывшегося пейзажа. Звуки диссонансной музыки стали просто нестерпимо громкими. Багровая живая обшивка вагона начала складываться в гротескное подобие лиц. Местами набухали, и тут же вскрывались язвы, сквозь которые на меня смотрели мутные глаза каких-то поистине невероятных тварей.

Я вжался в угол,пытаясь абстрагироваться от увиденного, и тогда я заметил его. Ту самую фигуру, что я видел несколькими месяцами ранее. Он шел прямо ко мне. Неестественной, ужасающе грациозной походкой тень приближалась. Я ощутил на себе его взгляд, и понял, что все пережитое мною – ничто в сравнении с теми ужасами. Что сулила мне эта тварь.
Он подошел близко – совсем в упор. Фигура, сотканная из теней и страха. Ни лица, ни тела. Передо мною стоял оживший сгусток Тьмы. Тварь протянула руку, и коснулась меня. Ощущение было таким, словно руку окунули в жидкий азот. Меня переполнила волна абсолютного, космического ужаса, и того, что стояло за ним. Въяна’т. Имя колоколом отозвалось в моем сознании. Ужаса-что-сокрыт.

Это касание, и знание, что оно несло, на мгновение уничтожило мое «я». Оно разорвало меня на миллиард мелких, дрожащих в приступе первобытного страха, кусочков, и собрало обратно. Опустошенного, выжатого до капли. Кричащего в ужасе вместе со всеми, кто когда-либо жил, или будет жить. Все страхи всех, кто когда-либо ходил по земле. Он питался ими. Взращивал их.
Я всхлипнул, свернулся в комок, и закрыл глаза, чувствуя успокоительную тупую боль в груди. Для меня ужасы этого места останутся позади. Навсегда.

Какое-то время назад запилила опрос касательно идеи для рассказа. Вот, собственно, результат, очень переработанный. Прочитавшим - печенька от меня. А еще вопрос к осилившим: писалось, как подарок к НГ. Стоит дарить? Или таки кг\ам?

"Vita somnium breve"

Тонкое стекло противно поскрипывает под влажной салфеткой, усердно полирующей и без того чистые и прозрачные стаканы до блеска - того и гляди, скоро до дыр протрет . Обычно тихий и осторожный кондиционер, затаившийся под панелями навесного потолка, теперь благодушно шуршит и урчит, подобно довольному коту, на всю кофейню, заполняя собой уютную прохладную тишину. За высокими окнами – только сияющая непроглядная пелена, похоже, кто-то там наверху снова основательно обкорнал ножницами целую отару пушистых облаков – такого густого снегопада город не видел уже давно. В пол глаза наблюдаю за рефлекторными отработанными движениями Его изящных рук, пробужденных вредной привычкой все время что-то делать, бесполезное ли, бестолковое, главное – чтобы ладони при этом не оставались пустыми, а пальцы – без работы. Нервы, не иначе. Привычные будни, почти час дня и в этот рабочий полдень – никого, только пристроившаяся за барной стойкой на высоком стуле я, подобравшая под себя ногу и скучающе болтающая другой в воздухе, да Хозяин напротив. До невозможности, как-то нечеловечески безупречен, от собранных в короткий аккуратный хвостик на затылке светлых волос, до идеально выглаженной белой рубашки с высоким наглухо застегнутым воротом и черной жилетки без единой лишней складки. Когда только оказалась здесь, каждый раз, как смотрела в его сторону, начинала мучиться непреодолимым желанием забиться куда-нибудь в темный уголок и больше не показываться на свет божий со своими обломанными ногтями, вечно растрепанным и неровным каре и прорвой других мелких и не очень недостатков, но потом… Привыкла к тому неоспоримому факту, что рядом с мистером Ди. абсолютно любой человек смотрелся жуткой деревенщиной, только что вылезшей из хлева, где спал в стоге сена вместе с кучкой немытых свиней, при этом еще и уродливым внешне. Поистине дьявольская педантичность и перфекционизм всегда были неотъемлемыми чертами его натуры. Впрочем, я со своей стороны не могу даже сейчас похвастаться тем, что хоть что-то знаю об этом скрытном и непростом человеке… Что-то существенное, а не плавающее на поверхности и заметное невооруженным взглядом с первых секунд знакомства.
- Похоже, в ближайшее время посетителей не предвидится?
Вопросительно покосилась здоровым глазом в сторону как всегда задумчивого Хозяина, наконец-то прекратившего свое насильственное по отношению к хрупкой посуде занятие. Мистер Ди., выудив одним ловким движением длинных пальцев сигарету из-за пазухи – фокус-покус, выжидающе обратил свой колючий взор на меня, придвинувшись несколько ближе, с какой-то барской вальяжностью подставляя ее незажженный конец. Щелчок серебряной крышечки, алый язычок пламени и первый пробный клуб дыма, выпущенный с удовлетворенным едва слышным вздохом. Одна из причуд Хозяина – хотя курил из нас двоих только он, бессменным хранителем единственной зажигалки, которой он пользовался, была с самого начала моей работы в этой Кофейне назначена я. Прежде чем отправить «сокровище» обратно в карман юбки, я в который раз ободряюще потерла пальцами уже полу стершийся от времени узор на ней. Маленькая и на удивление тяжелая, прямоугольная, из старинного потемневшего от времени серебра, украшенная многозначительной витиеватой гравировкой с вензелями: «Memento mori». Не знаю, как мистеру Ди, но мне в этой надписи виделся определенный издевательский сарказм с горькой ноткой мазохизма – зажигать ею сигареты, каждая из которых сокращает жизнь и приближает к неминуемому концу, неизменно помня при этом о смерти. Хозяин, довольно щурясь каждой глубокой затяжке, словно выползший на солнышко сытый удав, наконец-то ответил на мой вопрос в своей обычной отвлеченно-ленивой манере:
- Как знать, быть может, именно сегодня, буквально через пару секунд наш порог переступит тот, кому тут самое место…
Морщусь, едва сдерживая себя от того, чтобы выпустить из себя надувшим грудь шариком с гелием недовольный стон. Да, на первый взгляд эта особенность мистера Ди. - загадочно и туманно изъяснять свои мысли, могла показаться весьма очаровательной, да и на второй взгляд – тоже, но когда с тобой разговаривают так изо дня в день, постоянно… Невольно начинаешь задумываться о теплой и светлой комнате где-нибудь в сумасшедшем доме, где можно прыгать, орать и биться головой о мягкие стены, пытаясь вывернутся из смирительной рубашки сколько твоей душе угодно. О, а еще постоянные живительные укольчики галопередолчика, от которых потом так хорошо не думается и слюнопускается… Не жизнь, а сказка.
Впрочем, Хозяин не был так уж не прав в своем предсказании: дверь хлопнула и, отряхнувшись от снега, словно извалявшаяся в сугробе собака – льдистые капли во все стороны, в маленький уютный зал вошел долгожданный Посетитель. С неохотой сверзившись с насиженного места, я, показав довольно хмыкнувшему Ди. – «Что я говорил!», кончик языка, одернув форму, направилась к угловому диванчику где, как-то почти испуганно и зажато притулившись у самого окна, сгорбился молодой парень от силы лет двадцати, весь какой-то унылый и серый – выцветшая некогда черная толстовка, темные джинсы, нездоровый оттенок бледной кожи и растрепанные мышиные волосы.
****

-Ну, так чего заказывать будете?
Влад, вздрогнув от звуков этого низкого и несколько грубоватого голоса, словно от удара, только тихонько замямлил, исподлобья косясь на застывшую в ожидании ответа официантку. Какая-то не аккуратная и растрепанная, с длинной, на один глаз челкой, наглым веснушчатым личиком и парочкой явно лишних килограммов на талии. Ее не скрытый под рыжими волосами правый серый глаз – пренебрежительно прищурен, красноречиво показывая, что она думает о посетителе в этот момент – вот же убогое ничтожество.
- М-м-мне чашу кофе… Простого.
- И все?
Тонкая бровь стремительно поползла вверх, изгибаясь на манер гусеницы-землемерки. У парня от этого скептического выражения на ее лице в паху все как-то болезненно скукожилось и сжалось, он сам словно стал гораздо меньше, чем был на самом деле, появилось ощущение, что еще секунда – и эта «милая леди», не поперхнувшись, сожрет его с потрохами. Только едва кивнул в ответ, отвернувшись, отчаянно борясь с подступившей к горлу тошнотой – именно таких вот наглых и грубых личностей он, мягко говоря, не любил больше всего, что на фоне его общего неприятия человеческого общества и вовсе смотрелось как приговор к немедленному расстрелу. Если бы он только мог, если бы… Но. Ограничения. Даже теперь.
На улице продолжал мягким птичьим пухом валить почти теплый снег, вызывая в его сознании уютную праздничную ассоциацию со стеклянным сувенирным шариком : поболтал его в руке - и вот уже взвившийся пургой поток белых блесток накрывает игрушечные декорации городка тонким слоем сахарной пудры. Подходящая погода, чтобы зимой торчать на холоде, что ему через сколько? Несколько усталый взгляд на старые, с расколотым циферблатом наручные часы. Ага, через десять минут еще предстоит. Вздохнул во всю грудь, словно пытаясь выдавить из себя вместе с кислородом все внутренности – хлюп-хлюп, на застеленный кружевными салфетками столик шлепаются еще бьющиеся сердце в мешке перикарда, бабочка блестящих от покрывающих их слизи коралловых легких, клубок сизых, с шипением раздувающихся на воздухе кишок… А внутри воцаряется живительная пустота.
Белая чашка на блюдечке, накрытая маленькой резной бумажной салфеточкой, тревожно звякнув, плюхнулась прямо перед его носом.
– Кофе с «личным предсказанием» персонально от Хозяина.
Назойливая официантка, особо не церемонясь, уселась напротив парня и, подперев ладонями подбородок, принялась как-то совершенно по-новому, заинтересованно разглядывать посетителя, с нескрываемым любопытством во взгляде сверля чашку в ожидании: «Ну, что там?». Не уж-то нельзя вести себя более вежливо и просто оставить его в покое?
Влад, сбитый с толку всей этой нелепой ситуацией, недовольно пробурчав себе под нос что-то близкое к: «Я этого не заказывал», от души желая поскорее лишиться общества этой раздражающей и напрягающей его одним своим присутствием девушки, смиренно стянул салфеточку, уставившись на рисунок на молочной пенке с видом барана, приметившего новые ворота.
Какого черта? Лицо его буквально за доли секунд пожрал пунцовый румянец гнева, почти задыхаясь от душившей его злости, парень вскочил с места, и, даже не заплатив, на скорости близкой к звуковой вылетел из кофейни, впрочем, остановить его никто и не пытался.
Официантка, невозмутимо придвинув чашку к себе и с готовностью взявшись за ложку – вкуснее будет сначала медленно пенку скушать, а потом смаковать хорошо сваренный к кофе, только саркастически хмыкнула во весь голос на аккуратно выведенную надпись «неудачник», мотнув носом в сторону барной стойки:
- Вы, мистер Ди., в своем репертуаре, да…
Однако-же, когда она вновь перевела взгляд на содержимое сосуда, на нее с молочно-коричневой шапки взбитых сливок с нескрываемой наглостью глядело уже совсем иное правдивое слово: «сучка».
***
Шумный город, кипя и бурля, подобно котлу на сильном огне, суетливо проживает очередной вторник, резво прогоняя по своим артериям-улицам потоки разобщенных в своем самосознании, но единых в рутинности собственного серого существования людей. Не существует двух одинаковых и абсолютно идентичных друг другу снежинок, и вместе с тем – нет действительно особенных, ибо все они неуловимо похожи, и различия на фоне всех остальных качеств, хранящих неизменное постоянство, оказываются предельно мизерными. Гениальность природной дифференциации в рамках одного вида – там, где все особенные, уникальности просто не существует, как таковой. Вот и еще одна представительница элитарной нормальности мотыльком порхает от одного огонька – намеренной случайности, к другому огоньку, согласно привередливому течению ее собственной жизни.



Цок-цок, слегка приглушенное деловое щелканье шпилек по покрытому слоем свежего хрустящего снега тротуару. Надо поспешить, задерживать начало презентации ради одного, пусть даже весьма компетентного и успешного менеджера по продажам привлекательной наружности никто не будет. И ведь как на зло, этот нерадивый водила - Максик сегодня не смог заехать за ней вовремя : «Ну, Кристина Эдуардовна, тут такие пробки…». Бесхребетный и ленивый мямля. Комфортней пристроила маленькую сумочку на шоколадном норковом плече, бросив пару беглых взглядов по сторонам, прежде чем шагнуть на монохромную зебру перехода. Шаг, два – и в кармане, изрыгая из себя потоки какой-то популярной невыразимо отвратительной слащавой песенки, завибрировал новенький брендовый мобильник, известив свою хозяйку о том, что ее опять кто-то назойливо хочет. Секундная заминка по извлечению орущего устройства – и резко вылетевшая из-за угла легковушка пронеслась перед самым носом успешного менеджера, аккурат по тому участку дороги, на которой должна была находиться девушка, если бы ее не остановил внезапный звонок. Что-ж, дурость тоже иногда вознаграждается по-королевски, нежданно-негаданно сохраненной жизнью, например. С прытью резвой кобылки преодолев оставшиеся метры до тротуара, позабыв о входящем вызове, перешедшем уже в виду безответности в статус пропущенных, она, с почти змеиным шипением изрыгая себе под нос потоки совсем уж не приличествующей хрупкой представительнице слабого пола абсцентной лексики, прошествовала мимо окон неприметной кофейни с маленькой аккуратной вывеской «Raison d'être» .
***
Сквозь монотонную какофонию городского шума прорвался явственный серебряный чистый щелчок откидываемой крышечки карманных часов, сопровождаемый мелодичным позвякиванием тонкой цепочки. Сверкнула ярким алмазным лучом гравировка на ее фронтальной стороне – маленькая пичужка с перетянутыми крыльями. Уверенные пальцы повернули резной ремонтуар в виде птичьей головы на несколько оборотов, заставив стрелки на циферблате поползти назад. И это размеренно тихое тиканье-сердцебиение, сопровождаемое механическим шорохом движущихся шестеренок, в какой-то момент оказалось единственным сиротливым звуком, нарушающим разом опустившуюся на улицу тяжелым бархатным занавесом тишину.
Девушка, еще не до конца осознавая, что происходит, замерла на месте, выставив вперед затянутую в темную перчатку тонкую ладонь - падающие на нее крупные хлопья густо сыплющегося сверху снега почти сливались с цветом лаковой кожи. Угольно-серые, словно пепел. Она запрокинула голову, непонимающим взором уставившись на абсолютно черные небеса, посреди которых, нависнув над пустым городом-декорацией, зияло огромной белой дырой неоновое солнце в окружении плазменного ореола, колеблющегося и извивающегося, словно языки пламени.
- Ч-ч-что это такое?
Собственный дрожащий, неуверенный голос, пронизанный истерическими нотками, только еще больше распалил поднимающуюся внутри дикую панику. Страшно до той степени абсолюта, когда кровь отказывается течь по венам, а волосы припорашивает несвоевременная седина.
- Все хорошо, скоро это закончится.
Незнакомый спокойный голос за спиной. Нет сил даже обернуться, непослушное тело, словно заиндевевшее и покрывшееся тонкой корочкой льда, которая трескается при движении, впиваясь в кожу острыми осколками и раня уязвимую плоть, едва слушается приказов разума. Шаги, не по асфальту – по натянутым до предела нервам, треньк-треньк – какая безупречно исполненная скрипичная сюита, дуновение холодящего ветерка по волосам. Скосила глаза, пытаясь разглядеть его, все еще парализованная собственным смертельным страхом. Стальное тускло поблескивающее серое лезвие охотничьего ножа, приставленное к горлу.
- Ш-ш-ш-ш…
Ладонь, накрывшая рот, подавляет даже самый слабый писк отчаяния, рвущийся из груди. Время медленно распрямляется, словно ослабленная пружина, чудовищно замедляется до выцветших кадров диафильма. Между моментом вспышки абсолютной боли, когда метал только-только вгрызается в кожу, и секундой, когда широкое лезвие, перерезав сухожилия и вместе с ними – тонкую ниточку жизни, полностью погружается в хлюпающую алым рану, пролегает целая бездна безмолвной бессильной агонии. Бездыханное тело выскальзывает из его ослабевших от сильного напряжения рук, падая в черный снег. Не будет больше шутливого «Кристина Эдуардовна, ваш экипаж ждет-с», виски с содовой до поросячьего визга по воскресениям в компании вечно несчастной дурочки Неточки из соседнего отдела. Редких вымученных звонков раз в месяц: «Нет, мама, у меня все хорошо. Какие дети, какой муж – у меня карьера!». Не будет ничего, кроме жирной точки в конце предложения и черного-черного снега, липнущего к ресницам. А еще – звенящего щелчка захлопываемой крышки серебряных часов.
***
Машина, резко вылетев из-за угла, на полной скорости врезается в мирно идущую по белым полосам перехода девушку в черной норковой шубке. Глухой, влажно-хлюпающий звук столкновения, тело, неестественно выгнувшись, отлетает на несколько метров вперед, по стремительно краснеющему мокрому снегу катится золотистым клубком голова с копной русых длинных волос. Испуганные крики прохожих, давка растущей вокруг места ДТП толпы.
«Вызовите скорую»… Как будто голову можно приставить обратно. «Да нет, милицию, милицию надо». «Такая молодая с виду». Но никто не сдвинется с места еще ближайшие минут пять, никто никуда не позвонит, поддавшись общему бездеятельному волнению. Галдящее стоглазое стадо, голодно облизывающее любопытным пустым взглядом бесстыдно изувеченное тело.
И только один человек в замызганных отсыревших кроссовках, посильнее натянув капюшон на лицо, устало сгорбившись, спешно проследовал мимо, никем не замеченный. Непослушными ватными пальцами спешно запихнул в карман блестящий гравированный кругляшок на цепочке, успокаивающе погладив другой ладонью рукоятку ножа на поясе, липкую от чужой крови, смешанной с его собственным потом. Вот такая вот работа. Чистильщики – они ведь везде нужны, верно?
***
Вальяжно расползшись на манер турецкого шейха в глубоком бархатном кресле – мое любимое место в этой маленькой холостяцкой квартирке, уютно расположенной прямо над кофейней, вполуха слушаю какую-то джазовую мелодию – Эллингтон , ты ли это? - с характерными пощелкиваниями и мягким шуршанием льющуюся из раструба древнего, как первая виниловая пластинка, граммофона. Господин Плесневелый Старьевщик, как я иногда его называю за глаза, чопорно попивал кофе из фарфоровой чашки – даже мизинец показательно отставил, хоть в рамочку и на стеночку, прямо таки эталон салонного этикета и пыльный образец дворянского высокомерия, в нем словно само время обернулось вспять и отмоталось на столетие назад, совершенно не заботясь о том, что на дворе давно уже царит двадцать первый век. Глаза… Глаз бы мой не глядел.
- Молчание – не всегда золото.
Невозмутимый и непроницаемый взгляд в мою сторону, сопровождаемый задумчивым поджатием губ, отчего их уголки слегка опустились вниз, придавая его бледному лицу благородно скорбное выражение. Очень знакомое мне, ибо эти пятничные посиделки в конце месяца ближе к ночи повторялись уже почти год. Словно ты не знаешь, что я скажу тебе сейчас. Как будто я не знаю, что ты мне ответишь в итоге на все мои притязания… Эдакий маленький секретный ритуал лишь для нас двоих.
- Убейте меня, мистер Ди.
Белый лоб морщит паутинка глубоких складок, пасмурно смотришь сквозь, словно я сделана из прозрачного стекла, и за этим импровизированным окном в неизвестность находятся какие-то известные и видимые лишь тебе смутные образы и картины. Все верно, моя реплика еще не окончена, пьеске просто была необходима драматичная пауза перед вторым выдохом.
- Вы ведь… Обязаны…
Прерываешь мою речь, почти лишенную каких либо интонаций – мне уже смертельно надоело повторять это каждый раз в надежде, что ответ будет иным.
- Я не хочу разрывать эту последнюю нить.
Хозяин достает из кармана серебристую зажигалку и, повертев ее в пальцах, слабо иронично улыбается сам себе, вглядываясь в резную надпись:
- Пусть это будет трусость, если тебе угодно… Да, трусость – вполне подходит по меркам людей.
Хмыкаю и, демонстративно выхватив из его руки теплый кусочек драгоценного металла, пару раз пренебрежительно подкинув его в воздух и поймав, изрекаю, противно коверкая голос и перевирая извечное пристрастие Мистера Ди. к пространным изречениям:
- Время никогда не останавливается, mon ami, оно бежит себе, бежит, и тут бац!. Все проходит, все меняется, а мы ждем у моря погоды, ведь однажды обязательно выдастся солнечный день, йо-хо-хо, по шхунам и вперед!
Уже совсем не по сценарию, вся тщательно отрепетированная драма катится в тартарары с этой импульсивной импровизацией, и… И ведь ни один мускул в его лице так не дрогнул, Господин Плесневелый Старьевщик даже не оскалился или не нахмурился в ответ на все мои издевки, словно меня и вовсе не существовало в этот момент. Или словно я не вызывала в нем вообще никаких чувств, кроме глубокой пустоты. Абсолютный эмоциональный вакуум. Бесит.
Гулять - так гулять. Элегантным движением слона в посудной лавке смахиваю чашку со стола, наслаждаясь звуком дребезжащего, разлетевшегося на куски старинного тонкого фарфора. Укоризненно покачав головой, как седой старикашка, читающий нашкодившему ребенку нотации, деревянным болванчиком поднимаешься с дивана и, наклонившись, степенно и неторопливо собираешь осколки с персидского ковра, не обращая внимания на меня, пышущую гневом и ставшую за последние пару месяцев окончательной истеричкой, пусть даже еще чуть-чуть, и через мои уши точно пойдет пар из-за стремительно выкипающих мозгов.
Злобно сжимаю пальцы на твоих запястьях, пялясь прямо в темные, как всегда почти ничего не выражающие глаза. Посмотри на меня, на меня, а не через, наконец. А ты… Смотришь, и словно полная мрака бездна разверзлась передо мной, я с любопытством заглядываю в нее, и пусть даже падать вниз и умирать в полной тьме, изломано корчась на острых камнях совсем не страшно – все равно внутри холодеет от этого глубокого немигающего взора.
- А может быть, я просто хочу… Побыть с тобой чуточку дольше.
Вы, Мистер Ди., первоклассно умеете приводить людей в катотонический ступор, сказав всего пару слов, правда. Паралич при этом будет настолько сильный, что человек еще пару секунд не сдвинется с места, даже когда вы, высвободив из обмякших влажных пальцев руки и собрав жалкие остатки чашки, невозмутимо покинете комнату. А Дюк, если это был он, уже давно прекратил играть, и пыльную тишину нарушает только ровное шипение вхолостую бегущей граммофонной иглы. А, нет, вот еще кое-что новое: где-то в прихожей запело мужским голосом: «…I could follow you forever, in this room we can’t touch the floor…», остро обозначив тот факт, что меня внезапно кто-то очень захотел услышать. А может, и просто захотел – всякое бывает. Вскочив с ковра, пулей пронеслась прямо к куртке, и, выудив после некоторой возни орущий телефон из кармана, поднесла к уху с тривиальным:
- Кто это?
***
Клак-клак-клак вверх по лестнице. Хотя, конечно, звук шагов был несколько иной, в его мозгу он представлялся именно таким – глухое бряканье сухих костей в прохудившемся мешке из гнилой плоти. Противный заунывный скрип двери, напоминающий визгливый скрежет старых чугунных ворот на кладбище – петли не смазаны. Темнота квартиры пахнула сырым земляным дыханием старого склепа, во всяком случае, таково было его видение ситуации. Влад, захлопнув за собой дверь, на ходу и весьма нетерпеливо стягивая с себя верхнюю одежду, прошел в спальню, где его дожидалась табуретка и заранее заботливо заготовленная петля. Вздохнув, словно перед прыжком с вышки, почти что дрожа от переполнявшего его волнения и почти сладкого предвкушения, вскарабкался на стул, и, особо не церемонясь, затянул веревку на шее. Никаких пафосных предсмертных речей в пустоту и особых размышлений – с лаконичностью настоящего аскета он шагнул вперед в пустоту и, задыхаясь, задергался в предсмертных конвульсиях. Почти предсмертных, да. Побултыхавшись в воздухе рыбкой на крючке какое-то время, парень, недовольно скукожившись, словно избалованное дите, у которого отобрали вкусную конфетку или любимую игрушку, повис в воздухе, мерно, на манер маятника часов, покачиваясь из стороны в сторону. Дикий хохот из-за спины привел и без того недовольного Влада в полнейшее уныние. Мало того, что спокойно умереть не позволили, так еще и этого мерзкого субъекта придется терпеть еще какое-то время…
- Знаешь, не стоит унывать: может, на сотый или тысячный раз у тебя все-таки получится…
Нащупав пятками табуретку и с грацией акробата – не в первой уже, с ее помощью вернув себе равновесие, парень принялся ослаблять неприятно давящую на шею петлю, стараясь из нее выбраться. А каркающий хриплый голос все не унимался, то и дело перемежая свой монолог гаденьким хихиканьем:
- Смерти ты пока не дождешься, хе-хе, ее еще надо заслужить… Не беспокойся, когда дело дойдет до последней чистки – я тебе с радостью сообщу об этом, хех… Лет через двадцать – тридцать.
Высвободившись из орудия неудавшегося самоубийства, Влад, плюхнувшись на постель мешком с картошкой, ненавидяще покосился в сторону сидящего на подоконнике существа, с наслаждением рисуя в своем воображении манящие картины того, как он будет с особой жестокостью расправляться с этим болтливым комком перьев. Помесь какой-то птицы с человеком, покрытая куцыми островками грязно - серого пуха, с одной когтистой рукой в кожистых чешуйках и одним облезлым длинным крылом, довольно клацающая крупным черным изогнутым клювом на исключительно безобразном лице, которое в общей совокупности черт очень напоминало маски средневековых докторов-борцов с Чумой. Оно называло себя Римидалв, а если коротко, для самых близких друзей – просто Далв. Появилась эта тварь в тот самый в высшей степени неприятный день, когда Влад, перерезав себе вены в полной теплой воды ванной (вдоль, а не поперек, как и полагается), надеялся отправиться в мир лучший и Иной, но… В конечном счете только ощутимо добавил себе проблем. Теперь, пока он не отработает свою попытку нарушить ход собственной судьбы местным чистильщиком душ на полставки, упокоя в мире ему не видать. Даже тут, даже в этом, как Владу казалось раньше, свободном изъявлении его собственной воли ему было отказано. Жалкая размалеванная грубо вырезанная марионетка, бессмысленно болтающаяся на ниточках в ожидании, когда кто-то сверху начнет за них дергать.
Вороно-карлик, заметив крайне кислую мину своего подопечного, добавил уже чуточку более спокойней и почти – дружелюбней, чтобы хоть немного подсластить ужасно горькую пилюлю:
- Думай о том, что ты, как-никак, делаешь хорошее дело. Восстанавливаешь порядок мироздания, устраняя мелкие ошибки в общем круговороте жизни. Кто должен жить – живет, кто должен уходить – уходит, благодаря тебе… Невзирая на досадные случайности, не вписанные в ход судьбы – ведь именно ты их исправляешь. Повод гордиться своей важностью, разве нет?
Человек, ужасно усталый от бесконечно ничтожного себя самого и своего существования, ощущаемого непрерывной вечностью, только вяло отмахнулся от таких аргументов, отчетливо ощущая себя ничем иным, как маленькой песчинкой в огромной сухой пустыне несовершенства. Какая тут гордость, если все изначально было за него решено, рамки дозволенного только сузились, окончательно развеяв иллюзию самостоятельности, жалкую, но все равно - ценную альтернативу хоть какого-то выбора. Впрочем…
Пальцы зашелестели маленькой бумажкой в пятнах кофе, на одной стороне которой красовалась надпись: «Когда надумаешь почувствовать себя неудачником – обязательно позвони, поржу и поглумлюсь. Яра. Славна». И номер той беспардонной официантки. Довольно ухмыляясь своей сумасбродной затее, не обращая внимания на вопросительное покаркивание ворона, он, широко улыбаясь – вот-вот мордочка треснет, набрал ее телефон.
***
...Хриплый вздох, подобный в своей какофонии взрывам сотни ядерных боеголовок в этой звенящей, давящей на барабанные перепонки идеальной тишине. Рваный и булькающий - рот наполнен соленой кровью, она смешивается со слюной и розоватыми липкими пузырящимися в уголках губ струйками течет по подбородку вниз. Боль и ощущения при этом таковы, что кажется, будто грудь стянули стальными обручами, переломав все ребра и сдавив нежные легкие, в которые при этом впились осколки костей. Зашелся в приступе удушающего кашля, отхаркивая густые сгустки темной крови, сгибаясь в три погибели от каждого невыносимо болезненного спазма, сжимающего грудную клетку. Дрожащие в лихорадке пальцы, липкие от пота, бессильно загребают пепельно-серый песок. Вокруг - лишь ровное пустынное пространство, лишенное растительности. Он здесь представляет собой лишь жалкий искривленный обломок концентрированного уродства, вносящий своим существованием хаос в совершенный порядок этого мира. Подлежащий уничтожению случайный элемент. Голова немилосердно кружиться от нехватки кислорода, все плывет перед глазами, устремленными вверх, к иссиня-черному, словно покрытому слоем глянцевого лака, небу. Неоновое огромное белое солнце зияет в нем сияющей дырой, притягивая магнитом к себе мутный взгляд… Пульсирующее, дышащее... Словно наглые сокращения сердца во вскрытой грудной клетке – вся подноготная наружу, как не стыдно... Или это только обман зрения? Удушье плотнее смыкает ледяные ладони на шее, опустошая голову, ставшую легкой, словно воздушный шарик, наполненный гелием, вот, еще чуть-чуть, перерезать последнюю ниточку - она улетит в небо. Боль исчезает и плотной волной дурмана накатывает эйфория. Вот, значит, что чувствует человек, умирая от недостатка кислорода? Забавно... Солнце, плавясь и искривляясь, тускнея, тянет к нему свои горячие ладони, и за секунду до того, как вокруг все потемнеет окончательно, он почти может разглядеть лицо...

Мистер Ди. вскакивает, до влажного кашля и тошноты давясь рвущимся из груди наружу криком и остатками кошмара, застрявшего в горле склизкими горькими сгустками темноты. У всего есть свои последствия, особенно у таких решений. Шлеп-шлеп босыми пятками до ванной, успокаивающий шум воды, ровной струей бьющей из крана. Бегло ополоснуть горящее лицо, обреченно поднять глаза и встретиться взглядом со своим скалящимся отражением в зеркале. Там его собственные губы двигаются, произнося совсем не его слова:
- Может, ты прекратишь это фарс, наконец?
Лиахим всегда крайне разговорчив и прямолинеен, в отличие от своего брата-близнеца. Полная противоположность, в конце концов.
- У тебя нет выбора. Нам пора уходить, ты ведь понимаешь? Это ПОСЛЕДНЯЯ жизнь для вас обоих.
Старьевщик продолжает хранить молчание, позволяя этому чудовищу внутри и одновременно – вне себя, рвать и метать, беситься от злобного отчаянья, пытаясь подобрать аргументы по красноречивей, ведь хозяином ситуации все равно оставался он.
-Она всего лишь девчонка, простая… Сс-сука! Ты раз за разом, раз за разом делал все хорошо, так что тебе душа какой-то… И что с того, что она обратится в не мыслящее ничто, став частью энергии Вселенной? Таково решение Изначальных. А кто ты? Кар-р… Кто ты такой, чтобы… Кар-р…
Тварь, облачившись в черные перья и обзаведшись хищно клацающим клювом, явив свою истинную личину, сорвалась на яростное нечленораздельное клеканье, вылетев из зеркала и больно царапнув крылом по его левой щеке. Задумчиво смазав с кожи крупные горячие кровавые капли, Мистер Ди. от слова «Death», всматриваясь в вновь неукоснительно подчиняющееся ему отражение, осторожно проведя пальцами по коже под левым глазом, тихо выдохнул:
- Прости.
Все это и в правду было фарсом, на что он надеялся, опуская руку с пистолетом в тот момент, когда следовало стрелять? Найти иной выход, или быть может, просто посмотреть на результат его отказа выполнять свою работу, предписанную, так сказать, свыше. Что их ждет, несостоявшихся палача и жертву? Существование в этих телах до скончания мира без возможности умереть обычными способами, ибо в их случае колесо Судьбы было остановлено в самый последний момент? Кто знает… Вполне вероятно, эти сверху обязательно придумают очередную пакость, голь на выдумку хитра, особенно когда у них в запасе прорва свободного времени. Но пока что ему действительно просто хотелось побыть здесь подольше, еще немного понаблюдать за ней, ничего не объясняя и не нарушая «нормального» хотя бы внешне течения жизни. Помечтать о том, что было бы, если… Но она уже добровольно поплатилась своим глазом для того, чтобы, смешно сказать – защитить Мистера Ди. Где это видано, чтобы приговоренный спасал своего палача? Однако-же кошмары и приставания этой твари с той стороны тени возобновились уже почти неделю, как, о чем он уже точно не собирался оповещать Яру. Одной нежданной жертвы с него точно хватит.
***
… И с тех пор я вынужден время от времени… Добивать уже мертвых, так сказать.
Влад, окончив свой длинный рассказ, облегченно вздохнул, в ожидании какой-либо реакции напряженно уставившись на с удовольствием лопающую кусок пиццы за куском девушку напротив. Волшебная фраза «бесплатный хавчик» сразу перевело официантку на его сторону, она даже не стала задавать вопросов на его просьбу приехать к нему. Святая простота или глупая безрассудность? Кто знает. Та, словно специально откладывая момент своего ответа, растягивая время, словно мягкую тянучку, неторопливо принялась слизывать с пальцев сыр, абсолютно не меняясь при этом в лице, хранившем все то же благостное довольное выражение налопавшегося свежей рыбки кошака. Наконец, решив, видимо, что пауза была выдержанна до необходимого градуса драматизма, Ярославна, лаконично изрекла, пожав плечами:
- Я тебе верю.
Сполна насладившись зрелищем того, как парень бесшумно, по-рыбьи, то открывает, то закрывает рот в немом удивлении, она любопытствующее поинтересовалась:
- А почему ты хотел покончить с собой, м-м-м?
Тот, только неопределенно пожав плечами – отчасти ему было стыдно теперь вспоминать и говорить об этом, выдавил из себя некое подобие трагического монолога, тщательно подбирая слова:
- Я просто в какой-то момент… Потерял всякий смысл к существованию. Просто осознал свою ничтожность по сравнению с этим огромным миром, и вся эта воспеваемая свобода выбора лишь… Фикция. Ни жить, ни умереть нормально. Я ведь… Даже просто для Земли, я - лишь бесполезный и никчемный таракан, что уж говорить о Вселенной. И чем больше она расширяется, тем мельче становлюсь я в сравнении с ней. Меня никто никогда не замечал, я даже для обычных людей вокруг – пустое место. Дырка от бублика…
-Никто не замечает, говоришь?
Девушка поднялась со стула и без лишних слов опрокинула стакан с еще довольно таки горячим чаем ему прямо на голову, удовлетворенно наблюдая за тем, как вниз по его ошарашенному лицу струятся потоки сладковатой коричневой жидкости.
- Я вот заметила и отреагировала тем, чего ты сейчас больше всего достоин. Нравится?
Влад отрицательно покачал головой, утираясь кухонным полотенцем, отчетливо понимая в этот момент, что даже это все-таки лучше, чем совсем ничего, пусть даже и… Неприятно.
-А покажи мне… Свои часы. Пожалуйста.
***
Да уж, как я и думала. И тут латинская надпись, пусть даже другая… «Жизнь коротка», забавно. Видимо, у всех чистильщиков есть вещицы наподобие этой, принесенные в клюве Гостя-из-тени – так его всегда называл Мистер Ди. Нажал рычажок, повернул колесико, взвел курок… И вот ты уже между сейчас и вчера, в том месте, где нет ни времени, ни пространства кроме краткого мига на границе этой жизни и той. Символ Чистильщика, знак готовящегося перехода к чему-то большему, чем просто человеческая жизнь. Самоубийц много, а вот подобных Старьевщику или вот этому парню, пусть даже он крайне жалок – довольно мало. Так всегда рассказывал Мистер Ди. Чудесные сказочки на сон грядущий… Все из которых выкладывать сейчас точно не следовало. Влад, внимательно наблюдающий за моими манипуляциями с его карманными часами, то сжимал губы в тонкую напряженную ниточку до дрожи в подбородке, то словно бы выговаривал какие-то слова про себя, видимо, от души желая но все еще не решаясь что-то сказать. Такой страдальчески убогий, право слово, но… Почему-то мне сейчас очень хотелось… Помочь ему. Исключительно из-за Хозяина, не иначе, их ведь роднила одна судьба, пусть даже очень… Отдаленно.
- Знаешь, не так уж ты и ничтожен, все мы…
Было трудно подобрать правильные слова, да и когда ты предполагаешь заранее, что твоя речь улетит в пустую, быть красноречивым не очень хорошо получается.
- Мы бесконечно малы и бесконечно необъятны одновременно, даже в рамках вселенной. Мысль порождает движение, и созидая, мы сами делаем ее больше, но не уменьшаясь, а… Вырастая вместе с ней, потому что мы и есть – ее часть. И, возможно, ты станешь даже большим Творцом, чем многие из тех, кто сейчас топчет землю этого мира.
Влад неопределенно хмыкнул, принимая из моей ладони свой символ Чистильщика, видимо не понимая до конца, ни того, что значат мои слова, ни того, что его ждет впереди.
-Я… Подумаю над этим.


Эпилог.
Яра стоит в пол оборота, косясь на него озорным серым глазом и улыбаясь как никогда открыто. Длинная коса отросших рыжих волос болтается почти у самого копчика, являясь единственным внешним признаком того, что время все-таки имеет над ней власть.
- Покинуть это место… Думаешь, там тебе будет лучше?
Девушка кивает, заправляя огненную прядку за ухо, удобней устраивая в руке объемистую сумку с вещами.
- Я думаю, мы уже сполна надоели друг другу. Разве нет? Да и кофейни тоже больше…
Мимолетно хмуриться. Он не скажет ни слова против, не остановит точно также, как и не скажет позорного: «Я тебя…». Они абсолютно разные, из тех самых «несчастных влюбленных» - «star-cros

Космическая петля
«Привет, Мам. Мы не виделись столько лет, хотя для меня прошло не больше месяца. Жизнь сильно изменилась, и я едва теперь поспеваю за ее течением. Все вокруг стало не просто другим, а абсолютно другим.
Помнишь ли ты тот день, когда я радостный вбежал на кухню и обнял тебя так неожиданно, что ты расплескала чай? Тогда все было иначе...»

- Мама, мама, ты не поверишь! Меня приняли!
Я ворвался в дом, как сквозняк, как только открывается дверь или окно. Я знал, что она стоит сейчас на кухне, и потому бросился сразу туда. Она разливала по чашкам чай. Я подбежал к ней и обнял крепко-крепко. Моей радости не было границ.
- Куда тебя приняли, Джо? – спокойно спросила она, вытирая расплесканный чай. Она всегда была спокойна и рассудительна. Из эмоций она позволяла себе лишь теплую улыбку и крепкие объятия перед тем, как пойти спать.
- Неделю назад я подал заявление в программу исследования космоса, сегодня я получил подтверждение о зачислении меня в ряды добровольцев.
Лишь на секунду ее взгляд стал задумчивым и грустным. Потом все снова стало как всегда.
- Ты принял такое решение и ничего не сказал мне? Не подумай, я не виню тебя, и я не говорю, что я против твоего решения. Но не кажется ли тебе, что меня стоило бы поставить в известность чуть раньше, чем через неделю после осуществления своих задумок?
- Ну, Мам! - самым страшным наказанием для меня всегда было огорчить ее. А подобные расклады означали, что если она и не огорчена, то, во всяком случае, близка к этому. – Мам, там же конкурс один к пятнадцати тысячам. Я и подал-то заявление, не сильно веря в успех... А тебе не сказал, чтоб не сглазить. Ну, ты же знаешь, что есть такая примета. Ну, прости меня...
- Я не злюсь и не обижаюсь, чтобы прощать тебя. Ты взрослый мальчик и можешь сам принимать решения. Просто я надеялась, что ты меня предупредишь о подобном не в день отъезда.
- День отъезда через неделю, так что эта неделя в полном нашем распоряжении. Но и после моего отъезда я буду тебе регулярно писать.
- Через неделю? Странно, я слышала, что ребята из программы уезжают в тот же день...
- Мам, это обычные лаборанты и технари...
Язык, как говорила мне мама, мой враг. Я даже не договорил последнюю фразу, когда понял, что огорчил ее не на шутку. Ее глаза остановились в одной точке, а руки задрожали. Потом я заметил, как слезы стали собираться в уголках ее глаз и растекаться по векам. Капельки набухали, пока не набрали критическую массу, а потом низверглись вниз по лицу.
Я обнял ее и начал шептать что-то бессвязное и маловразумительное...

«Я только дважды за всю жизнь видел, как ты плачешь. Тогда был первый раз. А второй раз был перед запуском моего корабля. Ты тогда пришла в своем розовом костюме. А я был в синем мундире. Мы стояли друг рядом с другом и молчали. Я не знал, что тебе сказать, а ты пыталась улыбаться и боролась со слезами. Я поцеловал тебя на прощанье и сказал: «Я люблю тебя». А ты расплакалась и обняла меня...»

Ветер развевал мою челку. Я стоял на плацу, смотрел, как ветер треплет флаг. Флаг страны, которая первой открыла двигатели, способные совершить межзвездный перелет за короткое время. Флаг страны, которая осуществляла мечты человечества о путешествии к другим солнцам. Звездно-полосатый флаг моей Родины.
- Сержант Раш, - раздался за спиной голос рядового Хамерсворта. – Ваша мать приехала, сержант Раш.
- Спасибо, рядовой.
Я быстро пошел к проходным. Уже совсем скоро вылет, и мне хотелось бы больше времени провести с мамой. Она стояла в своем праздничном розовом костюме. Это был Костюм Особых Случаев. Только на самые ответственные мероприятия он доставался из шкафа.
- Привет, Мам!
Она улыбнулась и взяла меня за руку.
- Волнуешься? – спросила она.
- Только за тебя. Я ведь оставляю тебя на целый месяц.
Мама попыталась улыбнуться, но нижняя губа предательски дрожала. Я замолчал, не зная, что сказать, а она прижала мою ладонь к своей щеке. Я почувствовал влажные дорожки своей кожей. Так мы и простояли, казалось, целую вечность. А потом пришел Хамерсворт, чтобы проводить маму в зрительскую ложу. Я сказал: «Я люблю тебя». В этот момент слезы хлынули потоком, она обняла меня, потом развернулась и пошла за своим провожатым.
Я проводил ее взглядом и пошел к кораблю. До запуска оставалось каких-то двадцать минут. Обслуживающий персонал торопился покинуть площадку, собственно, перед кораблем уже никого не было, и я почувствовал себя как одинокий ковбой посреди опустевшего города, выходящий на дуэль. Для полной картины не хватало перекати-поля пролетающего через дорогу. Вместо противника в конце улицы стоял мой звездолет. И я пошел ему навстречу.
В корабле тоже было пусто и тихо. На мостике горел экран связи с командным пунктом, который по совместительству играл роль зрительской ложи. Мама уже была там. Рядом с ней я заметил президента. Он что-то говорил ей, а она, казалось, была в другом месте. Отсчет пошел.

«Два месяца подготовки и две недели своего разведывательного полета я верил, что мне повезло больше всех на свете. Из сотен тысяч претендентов именно мне выпала честь лететь в первый полет к ближайшей планетарной системе со схожими с солнечной системой параметрами. Я должен был стать первым, кто откроет и разведает планету, пригодную для колонизации. Я был горд собой. И надеялся, что ты разделяешь мою гордость.»

Где-то в середине 15 дня полета звук эйонных двигателей изменился. Это значило, что корабль перешел в маневровый режим. Мы на околопланетарной орбите! Я побежал на мостик. Компьютер уже включил сканирование планеты. Ошеломляюще! Планета так была похожа на Землю! Конечно, это была не Земля. Судя по картинке на этой планете было 4 материка, которые занимали около половины всей поверхности. Остальную площадь покрывал океан. Атмосфера по газовому анализу тоже была очень похожа на земную. Удивительно похожа. Биосканнер показал, что планета густозаселена различными организмами разных размеров.
Мы облетели планету несколько раз, но следов вмешательства в природу так и не обнаружил. Это была девственная планета, неоскверненная техногенной рукой. Вдоль берегов не было видно городов, а на орбите сканнер не обнаружил посторонних тел. Лишь небольшое количество астероидов, указывающих на то, что некогда у этой планеты был один или несколько естественных спутников. Тогда я выбрал место и отдал приказ на посадку.
Корабль сел около берега реки в лесистой местности. Здесь все было под рукой: и пробы почвы, и пробы воды. Мне надо было провести все анализы и возвращаться обратно. Меня ждали еще пятнадцать дней полета домой. Но когда все пробы были собраны, я не удержался от соблазна прогуляться по берегу реки, подышать свежим воздухом.
Я прошел где-то около километра, когда странные кусты привлекли мое внимание. Их ветви как-то странно и замысловато переплетались. Я никогда не видел подобного и потому пошел посмотреть поближе. Неожиданно заросли зашевелились и из них вышел странный зверь. У него была странная синяя с желтым шерсть, а голова была как глаз у стрекозы. Еще более неожиданным для меня стало то, что зверь поднял передние лапы и начал дергать себя за фасеточную голову.

«Помнишь, Мам, как мы ходили с тобой на пчелиную ферму? Там у всех работников были странные костюмы со странными сетчатыми головными уборами. По крайней мере тогда мне они показались странными. Это потом дяденька-экскурсовод, объяснил нам, что эти шляпы защищают людей от укусов пчел...»

Зверь оказался вполне себе человеком. Это было настолько шокирующим, что я стоял и не мог пошевелиться. Значит, планета заселена! Более того, заселена людьми!
- Добрый день, - обратился ко мне этот человек. Зря он так. После того, как я услышал, что он говорит на одном со мной языке, мой шок только углубился.
Видя, мое недоумение, и что я не отвечаю, таинственный пчеловод пробормотал что-то вроде: "Ох, ты ж горюшко..." Потом поклонился в пояс, показал на себя пальцем и раздельно произнес: "Джор-джи-о". Это выглядело столь нелепо, что я расхохотался.

«Ох, Мам, в ту минуту я поверил во все истории одновременно: и в то, что мы созданы, и в то, что мы прилетели с другой планеты, и в то, что история человечества развивается по спирали, и человек уже однажды открывал путь к звездам. Я никак не мог придумать, с чего начать.»

- Меня зовут, Джо Раш, - сказал я, оклемавшись от шока. – Я прилетел к вам с другой планеты.
Джорджио фыркнул от смеха, но тут же взял себя в руки и уже серьезно сказал:
- Успокойся парень, с какой «другой планеты»? Посмотри на меня, посмотри на себя. Оглянись вокруг. Земля – единственная обитаемая планета в пространстве.
Я начал было спорить с ним, но он повернулся и пошел обратно в свои кусты. А через минуту вернулся обратно с обручем диаметром сантиметров в пятнадцать-двадцать. Я не успел ничего сделать, как он надел этот обруч мне на голову.
- Общая информация о Пространстве, - сказал он.
И тут же все вокруг меня потемнело, а в голове возник голос, которого там отродясь не бывало.

«Я не успел испугаться, Мам. Обруч оказался каким-то подобием компьютера. И он начал мне рассказывать об устройстве Мира.»

«Пространство состоит из Солнечной системы, которая включает 7 планет: Венеру, Землю, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун. Пространство вокруг Солнечной системы замкнуто само на себя, образуя замкнутую систему, конец которой является ее же началом…»
Я снял с головы обруч и попытался расспросить Джорджио, что все это значит. Но парень явно не был ученым и все время отсылал меня к обручу, дескать, у него спроси.
Я снова надел обруч на голову и спросил, как может быть только одна звездная система, когда на небе невооруженным глазом видно столько звезд, не говоря уже о телескопах.
- Солнечная система не представляет собой геометрическую фигуру с четко обозначенными границами. По большому счету, ее можно сравнить с окружностью на плоскости, у которой нет ни начала, ни конца. Свет от звезд, которые, якобы, видит человек на небе, на самом деле, является светом Солнца, которое преломляется в Пространстве. Эти преломления света так же могут изменять цветовую температуру и размеры Солнца, как изменяются размеры и цвет объектов в стекле с неравномерной плотностью и окраской. По сути, все эти эффекты – не что иное, как оптическая иллюзия.
- История открытия описанных свойств Пространства – потребовал я.
- В 2050 году нашей эры Питер Хофбург и Йозеф Кассински изобрели эйонные двигатели, которые могли развивать сверхсветовую скорость. После нескольких успешных околоорбитальных, беспилотных испытаний, был построен первый корабль, рассчитанный на полет с человеком на борту. Первым летчиком-испытателем стал Джо Раш. Он должен был совершить полет к ближайшей звездной системе, в которой человеческие ученые надеялись найти планету, похожую на Землю. Во время полета корабль исчез. Последующие 30 лет ученые проводили изыскания, которые должны были пролить свет на исчезновение корабля. В ходе этих исследований ученые выявили зацикленость пространства, когда некоторые из запускаемых объектов через некоторое время возникали в других участках Солнечной системы. Некоторые объекты появлялись практически сразу, другие через некоторое время. Отдельная часть не появлялась вовсе. Все эти эксперименты показывают, что время в преломленном пространстве идет иначе, нежели в Солнечной системе.
- 30 лет??!! Какой же сейчас год? – вырвалось у меня.
- 211 год новой эры.
- Когда началась новая эра?
- В 2082 году, когда стало понятно, что Земля – единственная пригодная для жизни человека планета, США развязало Третью Мировую Войну в попытке подчинить себе все население Земли и захвата контроля над всеми ресурсами. Военные действия с переменным успехом длились 11 лет. 22 июня 2093 года Коалиционный Союз в составе стран Европы, Азии и Африки победил Североамериканский Союз, в состав которого входили Канада, Мексика и США. В результате этой войны погибло три с половиной миллиарда человек, по большей части со стороны Коалиционного Союза. Множество крупных городов было стерто с лица Земли. Мировая общественность увидела во всем этом знак свыше. 14 августа 2095 года в Мировом Конгрессе было принято решение избавления от технологий, наносящих ущерб экологии. Избавление от вредных технологий и переход на новые занял 72 года. В 2167 году на Земле не осталось ни одного завода, фабрики или иного предприятия, отравляющего окружающую среду. 2168 год нашей эры стал первым годом новой эры.

«До этого момента я даже на секунду не мог подумать, что больше никогда не увижу тебя. А после этого краткого экскурса в историю внутри стало так пусто. Я и сейчас чувствую эту пустоту в себе, Мам. Прости, что бросил тебя. Я всю жизнь ненавидел отца, за то, что он оставил тебя, а потом взял и сделал это сам. Едва ли я когда-нибудь смогу себя простить за это. Но ты прости меня…»

Я еще немного посмотрел на белый, каменный столбик, в очередной раз пробежал глазами по надписи: «Меган Раш. 2010 – 2057». Это был виртуальный тур по миру образца 2080 года. В нем был весь мир. Тот мир, который был так хорошо известен мне. И я собирался остаться в нем, до тех пор, пока живо мое физическое тело. Мне нет места в реальном мире. В нем не осталось ничего, что я любил и что было бы мне знакомо. Города на деревьях, звезды ненастоящие... Даже Луна, и та была взорвана силами Коалиции во время третьей мировой.
Я отвернулся от могилы матери и отправился в свое последнее путешествие.

Человек без души

Я не помню, что было со мной в последнее время. Я не помню, сколько своего времени я не помню. Собственно, последние воспоминания, которые мне удается ухватить за хвост – моя учеба в университете. Но, судя по скудности и туманности этих воспоминаний, это было давно.

Сейчас же я стою, вспоминая себя, в каком-то помещении. Передо мной стекло. Огромное, во всю стену. А за ним стоит парень лет двадцати пяти. Стоит, смотрит в то же стекло, поправляет прическу. Меня совершенно не замечает. Понятно, значит, с той стороны поверхность зеркальная. Я начинаю разглядывать лицо этого молодого человека и понимаю, что оно мне очень знакомо. Я его знаю. Может, мы с ним работаем? Или, может, он мой сосед? Если так, то он может помочь мне вспомнить, что было со мной, и почему я забыл обо всем. Тут меня посещает новая мысль, а что, если именно он виноват в том, что случилось? Тогда, пожалуй, не стоит преждевременно показываться ему на глаза. Я должен проследить за ним, узнать, где он живет, чем он занимается.

Парень за стеклом проходит в комнату по соседству. Я следую за ним и заглядываю за дверь. Это фотостудия. Если можно назвать фотостудией комнатку со стулом, двумя вспышками и фотографом. Больше в ней ничего не поместится. Парень сидит на стуле с очень серьезным лицом. Понятно, фото на документ. Парень поднимается. Пока он не вышел из комнаты прячусь за зеркалом. Но, по всей видимости, этого можно и не делать, он выходит из фотостудии и идет на улицу, не обращая внимания ни на кого и ни на что вокруг.

Собственно, как я позже выясняю, он вообще ни на кого и ни на что не обращает внимания. Две недели я слежу за ним и понимаю, что это самое простое занятие. Он не обратил бы на меня внимания, даже если бы я наступил ему на ногу. Он бы только буркнул что-нибудь невразумительное и пошел бы дальше (пару дней назад именно так и произошло, только на ногу ему наступил не я). За это время я понял, что он не может быть замешан в том, что произошло со мной. Ему просто некогда было бы этим заняться. Утром он просыпается, кушает и едет на работу. Работает он на заводе с восьми до пяти часов. С часовым перерывом на обед в час дня. Работает на конвейере – следит за процессом. После работы идет в местную кафешку, пьет пиво с сотрудниками, смотрит футбол и говорит о женщинах. В восемь часов вечера он выходит из кафе и едет домой. Дома ужинает и ложится спать. Раз в неделю занимается сексом с женой. По нему можно сверять часы и календарь. За эти две недели произошло только одно отклонение от графика – он споткнулся по дороге на завод.

Я по-прежнему не вспомнил ничего о своей жизни. Пора форсировать события. Возможно, пришло время вновь познакомиться с этим парнем. Я говорю «вновь», потому что я все больше и больше уверяюсь в том, что мы все-таки были знакомы. Уж очень знакомо мне его лицо. Сегодня я как бы случайно столкнусь с ним на улице.

Вот он идет. Я двигаюсь ему навстречу. Он смотрит на меня своими пустыми глазами. Они всегда пустые. За две недели я ни разу не заметил, чтоб в них проскользнула хотя бы искра. Мы приближаемся друг к другу, подходим вплотную, я чуть останавливаюсь в предчувствии столкновения. Что?! Что это только что было???? ОН ПРОШЕЛ СКВОЗЬ МЕНЯ. Я догоняю его, пытаюсь схватить за плечо, но рука проваливается в него. Что это такое? Что это значит? Я обескуражен. Я подбегаю к прохожему и пробую обратить его внимание на себя. Но он тоже меня не замечает и проходит насквозь. Теперь понятно, почему мне так легко было следить за моим незнакомым знакомым. Меня вообще никто не видит.

Я догоняю парня и иду с ним домой. Пришла пора зайти к нему домой. До этого я довольствовался наблюдением через окна, благо дело, живет он на первом этаже и никогда не закрывает занавески. В квартире я впервые с момента своего «пробуждения» вижу календарь. Мой провал в памяти стер четыре года воспоминаний. Мне сейчас двадцать пять лет. Рядом с календарем висят фотографии парня в разные периоды жизни. Вот фотография с завода. Он стоит на своем рабочем месте у конвейера. Вот фотография со свадьбы. Он стоит со своей женой на пирсе. Оба очень нарядные. Но нет счастья в глазах. Они такие же пустые, как всегда. А вот фотография времен учебы. Он стоит со своими друзьями на лестнице моего универа. И лица друзей мне знакомы. Так вот, откуда я его помню. Мы учились вместе. Ну или на параллельных потоках. Но я, хоть убей, не могу вспомнить, как его зовут. А помню ли я, как зовут меня? Мммм... Да, помню. Максим.

Хлопнула входная дверь. Видимо, с работы вернулась жена. «Максим, ты дома?» - раздался ее голос. МАКСИМ? Его тоже зовут Максим??? В моей голове начинает кружиться вихрь. И тут меня накрывает воспоминаниями. Это я стою на ступенях университета со своими друзьями. Мы только что получили дипломы об успешном окончании ВУЗа. Это я со своей женой Леной стою на пирсе. Мы встречались три года, потом она забеременела, и мы поженились. Это я стою около конвейера. На руководящих должностях не нужен только что окончивший ВУЗ парень, еще не видавший производства. Единственная должность, на которую меня могут взять – оператор конвейера. Это я каждый день после работы хожу в кафе пить пиво и болтать с друзьями. Почему я забыл все это? А что здесь помнить?! Все мои воспоминания последних лет можно свести до пяти-десяти различных событий. В моей жизни ничего не происходит. Моя жизнь не происходит. Я просто не живу. Почему я вижу себя со стороны? Это тело работает по определенным алгоритмам, и ему абсолютно не нужна душа. Я волен идти, куда хочу. Но именно этого я сделать и не могу. Потому что я не знаю, чего хочу. Я привык к этой жизни, и я не хочу ничего менять. А значит, в моей жизни ничего не произойдет. А значит, я снова могу засыпать... Засыпать... Засыпать...

Некоторые реквестировали перевод рассказа Макнилла, недавно выложенного здесь. Народ с нашего русского оффсайта его перевёл, да пребудет с ними свет Императора.


Космодесант, спуск на Архону.

Короткий рассказ Грема МакНилла.

Мы падали вниз, как пылающие слезы Архоны, рассекая небеса. Пять огненных слез в шахматном порядке формировали эшелон. Слишком регулярные, чтобы быть естественными, слишком быстрые, чтобы падать случайно. Они вошли в нижние слои вопящей атмосферы, извергая огонь на своем пути.

Безобразные существа, копошившиеся на вершине горы близ форпоста, обратили свои выпуклые лысые головы к небу. Темные глаза, сверкающие, как отполированный гранат, отражали агонию неба и огненные следы.

Распиливающие взрывы от стрельбы из турелей форпоста разрывали рой на части, взрывая существ изнутри, или разрывая странным образом их сочленения от глянцевых панцирей. Тело шестичленистых существ было покрыто хитиновым панцирем, из пасти каждого стекала смертоносная слизь. Они зашипели и обнажили клыки на приближающиеся фигуры, не зная, кем они были, единственное, что влекло их - был совокупный разум улья, делавший существ враждебными.

С неестественной синхронностью рой был разделен на две части. Половина продолжила наступление на форпост, царапая стены и ворота, словно охваченная чудовищным голодом. Огромные воины стояли против них, бронированные в боевые доспехи малинового и синего кобальта, зеленого нефрита и зимних морозов. Их наплечники рождали многочисленные иконы, олицетворяющие легендарные Ордена. Они сражались, держа в руках ревущие цепные мечи и громоздкое огнестрельное оружие, извергающее из себя взрывную смерть.



Остальная часть рассеянного роя, маневрировала с поразительной точностью, чтобы встретить врага клыками и когтями, напоминающими серп.

Первая огненная слеза прорвала низ облака, с ревом вытесненного пространства. Темные следы от входа в атмосферу скрывали отличительные знаки, но было видно, что броня капсул выкрашена в цвета перламутровой Ультимы.

Второй огненный дроппод оглушающе ударил по склону, по которому тут же побежали трещины. Звук был, как-будто массивный тягач на большой скорости врезался в скалу. Третий приземлился. Четвертый, а за ним остальные. Каждый ударился о гору, словно копье света, посланное с небес.

Нет, не разгневанный бог швырнул их.

Но они несли в себе ангелов.

*

Болтеры взрывались металлическим кашлем. Бортовые трапы дроппода откинулись на землю, обнажив утробу капсулы. Внутрь ворвался сухой и грязный воздух, вперемешку с кровью.

Грави-жгуты отпускают брата сержанта Кэстора, и он шагает вперед, выхватывая пистолет и меч. Он делает первый шаг и перепрыгивает через выступ, охваченный паром после посадки.

Он тяжело приземлился, почва под ногами была черной из-за огня от посадочного двигателя дроппода. Его могучий доспех, окрашенный в синий, давал понять, что его обладатель не кто иной, как Космодесантник. Ему навстречу прыгали жуткие существа, вместо рук у них были когти, хитиновые мечи, две пары клешен и даже винтовки, стреляющие кислотой. Через мгновение на космодесантника была направлена дюжина голов, шипящих и готовящих свои острые, как бритва клыки.

Хормагаунты. Гладиус-гаунты. Быстрые и ловкие. Невиданные создания, превращенные в орудия убийства.

Сержант Кэстор выпустил болтерную очередь. Продолговатые головы тварей взорвались, расплескав черный ихор. Сделав шаг вперед, он наклонился и резко взмахнул рукой, описав мечом дугу. Ревущий цепной меч разорвал монстра напополам.

Девять воинов его отряда рассредоточились подле командира и выдвинулись на точку сбора, собираясь с остальными братьями. С каждым выстрелом падал еще один тиранид, даже хитиновая броня не могла спасти их от мощных зарядов болтера.

Сколько бы их не умирало, на место павших товарищей вставало вдвое больше мерзких тварей.

Сотни инопланетных монстров окружили их. Но количество не играло роли, когда речь шла о них. Они Адептус Астартес, Ангелы Смерти бога-Императора.

Они Космические Десантники, не ведающие страха.

Брат Хеллар занял позицию справа от Кэстора и поднял тяжелый болтер, ствол которого исчез под снопом огненных вспышек.

Дюжина гаунтов исчезла под вихрем из огненных болтов, которые вгрызались им под кожу и взрывали изнутри. В воздухе стоял туман из инопланетной крови. Хеллар водил тяжелый болтер слева направо по всей площади.

«Они лишь корм для нашего оружия»

«Лишь внезапная высадка дала нам преимущество», сказал Кэстор, парируя выпады острых когтей-мечей, рассекая врагов на части, «Скоро они сообразят, что к чему».

«И правда», согласился Хеллар. «Любой другой враг бежал, при виде пятерых ультрамаринов, вышедших из дроппода».

«Только не тираниды», подытожил Кэстор. «У этих животных нет своей воли, как и способности к страху или панике».

«Еще увидим», пообещал Хеллар. Тяжелый болтер скользнул вниз, готовясь к новому залпу.

Этими внегалактическими хищниками движет сильнейшая воля, называемая совокупным разумом, который подавляет все инстинкты. Он слышал об этом от капеллана Кассия.

Но знать – одно.

Видеть это своими глазами уже совсем другое.

Кэстор связался по вокс-каналу с братом сержантом Протеем, командиром сил форпоста. Застава – ключевая точка, позволяющая наземным силам Космодесанта оставаться на связи. Ее потеря будет сильным ударом по коммуникативным связям Ордена.

Отряд Ультрамаринов противостоял тиранидам последние шесть часов.

Посмотрев вверх, Кэстор видит, что с углового бастиона форпоста идет интенсивный огонь. Стена в той области частично разрушена, а виновником является существо огромных размеров с массивным хитиновым панцирем, защищавшим его голову и плечи. Его руки напоминали кувалды, которые царапали и разбивали стену подобно экскаватору. Он рвал стену на части, проламывая проход внутрь.

Карнифекс. Машина, способная разбивать вражеские линии, как экскаватор.

Болты только царапают его плотную шкуру. Осколки от гранат лишь оставляют на нем небольшие порезы. Но со стены открыли огонь из плазменных пушек, которые своим изумрудно-зеленым пламенем сбивают чудище с толку. Видя это, сердце Кэстора наливается гордостью.

«Хеллар!», закричал он. «Привлеки внимание этой твари!»

Тяжелый болтер зашатался из стороны в сторону, кроша толстый панцирь существа. Выстрелы из тяжелых орудий, наконец, пробивают толстый хитин, позволив задеть нежные мускулы.

Существо бьется в конвульсиях, но продолжает атаковать, подчиняясь воле неумолимого совокупного разума, который заставляет его игнорировать боль.

«Сержант Юсебиан! Открыть огонь из лазерной пушки!»

Юсебиан положил тяжелое орудие себе на плечо, прицелился и выстрелил. Даже сквозь крик роя и шум битвы, Кэстор смог услышать грохот, пророкотавший после выстрела из лазерной пушки.

Сверкающий луч пронзил карнифекса, правая часть которого скрылась под взрывом из ихора и плоти. Чудовище пошатывается и падает на одно колено, из-за чего из раны начинают вываливаться внутренности.

Тем не менее, он до сих пор не умер.

Теперь карнифекс не может игнорировать боль, он кренится вдоль стены, вопя от боли и ярости

"Вы заслужили их внимание, сержант", сказал Хеллар.

"Группа Кэстора, со мной", сказал он, проталкиваясь в толпу существ. "Группа Фьюрины - на левый фланг, группа Дракена - на правый".

Кэстор расчищал себе пусть пистолетом и мечом. Делая шаг, он давил тела падших ксеносов. Одолеть карнифекса было не первостепенной задачей. Каждый отряд продвигался вперед, синхронно обрушивая на врага стену из огня и болтерных залпов. Пришельцы видели, что он является командиром ударных сил. Быть может они это поняли из-за его отличительных знаков, поперечном гребне на шлеме, или с помощью каких-то других темных знаний.

Гаунты топтались перед ним, безумно прыгая, и давя друг друга, лишь бы достать лидера продвижения. Кровавые убийцы подходили все ближе. Отряды открыли плотный огонь по нападавшим, защищая сержанта всеми силами, проложив себе кровавый путь к форпосту. Теперь они могли отчетливо слышать глухие болтерные выстрелы, доносившиеся со стены.

Повсюду шла невероятная кровавая бойня. Праведный гнев охватывал все поле битвы.

Боковым зрением Кэстор видит воинов из отряда Вэскро, которые сражались с более крупными тварями, у которых хвост заканчивался лезвием, способным вскрыть броню и раздробить кости. Их черепа были защищены хитиновым гребнем, а ростом они были втрое выше остальных.

Это был тиран улья. Свирепый противник и лидер тиранидов, отличающийся сообразительностью.

Если убить этого вожака, то сверхразум будет отключен от остальных тиранид, делая их легкой добычей.

У сержанта Вэскро на правой руке потрескивал силовой кулак, отдавая зарядами тока. С таким оружие он может переломить танк. Поэтому толстая броня карнифекса не сможет ничем ответить против этого грозного оружия.

К несчастью у Кэстора нет времени, чтобы сообщить об этом сержанту Вэскро.

Потрепанный карнифекс сам нашел его.

Чудище возвышалось над сержантом и злобно рычало, ослепленное гневом и болью. Его огромные руки-клешни напоминали косы. Едкая слизь и ядовитые органические кислоты капали с его неестественно острых краев.

Из пасти монстра начинает виднеться свечение, собирающегося био-огня.

Кэстор стреляет, но болт лишь застревает в плотной коже. Все боевые браться сконцентрировали огонь по карнифексу, сдирая с него куски хитина и плоти. Вэскро, воспользовавшись моментом, бьет по клешням, из которых полилась ядовитая слизь, как из шланга.

Сержант Кэстор не думая ни секунды ринулся к монстру. Вонзив меч в его горло, он повел его в вертикальном направлении, рубя и дробя зубы, кишечный тракт и другие органы, о назначении которых можно было только догадываться. Сержант попытался вытащить меч, но плоть карнифекса не позволяла этого сделать.

Бросив меч, Кэстор увернулся от удара оставшейся клешни, которая могла разрезать его напополам. Он перекатывается, избегая частых ударов клешни, которая все еще пыталась его раздавить.

Он забирается монстру на спину, используя раны, как уступы. Карнифекс брыкается, в попытках сбросить его.

Сержант достает крак-гранату со своего ремня и забивает ее в глубокую рану монсра, из-за чего тот начинает брыкаться, как дикий бык во время родео. Если Кэстор выживет после этой битвы, то ремесленникам придется постараться над ремонтом его наплечников.

Кэстор отталкивает от затылка монстра и повисает прямо над головой монстра. Их взгляды пересеклись, и сержант понял, что существо уже давно мертво. Чаши глаз были наполнены пустотой, что свидетельствовало об ужасах синоптического разума.

Его челюсть напоминала пасть акулы и крокодила одновременно, наполненная заостренными, как бритва зубами.

Граната взорвалась, повалив монстра на землю. Из брюшной раны хлынула едкая бело-зеленая жидкость, которая стала разъедать пищевод карнифекса.

Существо заворчало, почувствовав, что биоплазма проедает броню и внутренности.

Кэстор удаляется от умирающего карнифекса, по пути вырезая пачку гаунтов, которые тут же набросились на него. Сержант оставил за собой искореженные тела пришельцев, которые бились в конвульсиях, окропляя почву темным ихором. Однако их место заняли другие. Тогда отряд Кэстора образует вокруг своего командира круг и открывает плотный огонь по приближающимся тиранидам.

Но сержант не видит в этом необходимости.

Теперь гаунты прекратили атаку. Они метались из стороны в сторону, визжа от страха и неуверенности. Кэстор посмотрел направо и увидел сержанта Вэскро, стоящего на телах убитых воинов тиранид. Он держал череп павшего ксеноса в своем непропорционально большом силовом кулаке.

«Убейте их всех», приказал Кэстор. «Пока какая-то другая тварь не установила контроль над ними».

Космодесант был беспощаден. Каждый тиранид был загнан в угол и расстрелян. Лишенные покровительства разума улья они были не такими опасными. Но пока они жили: они представляли угрозу.

Когда последний гаунт пал воины ультрамаринов образовали отряды, чтобы оценить потери и перегруппироваться. На первый взгляд показалось, что они потеряли двенадцать воинов.

Но пока рано говорить, кто будет жить и сражаться, а кто умрет. Лишь апотекарии и воля Император будут решать судьбу раненых.

Кэстор вернулся к карнифексу, чтобы извлечь свой меч. Он был покрыт липким ихором и кусочками костей. Он приведет его в порядок, когда вернется на Архону Ультиму.

Ворота форпоста открылись и оттуда вышло четверо окровавленных космодесантника, во главе которых шел другой сержант, который был покрыт инопланетной плотью с ног до головы. Сержант ультрамаринов Протей. Гордый воин, возможно даже слишком гордый.

Была ли это гордость того, что их заперли здесь в ловушке?

К Кэстору подходят трое других. Космический Волк с силовым топором. Кровавый ангел, оденый в темно-красную броню. Последним подшел Темный Ангел, броня которого лишь в местах была зеленой на фоне черной ихорной какофонии, царившей на его доспехе.

«За мной», сказал Кэстор, направившись к сержанту Протею. Все космодесантники последовали его примеру.

*

Они встретили ультрамаринов, как боевых братьев.

«Вот мы и встретились, сержант Протей», сказал Кэстор, бросая взгляд на десантников, стоявших позади товарища Ультрамарина. «Необычных друзей вы себе нашли».

«Это интересное время, сержант Кэстор», ответил Протей. «Добро пожаловать на Архону».



Перевод подготовлен администрацией eternal-crusade.ru.

«Страшнее всего – наша фантазия»

Эпизод I
«Йети»

Обычная для Зоны погода – льют проливные дожди, тучи зависли в небе, словно, свинцовый купол, который не пропускал ни единого солнечного луча. Осыпались клены, листья которых летели по сильному ветру, падая то вдаль, то в близь деревьев и наполняли рощи большими барханами своеобразных желто-красных листьев. Грязные лужи ещё больше омрачали этот осенний пейзаж. Казалось, Зона очень уныла в этот сезон, но настоящий сталкер знал, что этот «эксперимент» по-своему красив и прекрасен. Его звуки, запах, свет – всё это то, что породила сама Зона. Такое, глазами сталкера, не увидишь нигде.
И вот в один из таких дней, а точнее дело уже подходило к вечеру, когда густой с желто-зеленым оттенком туман окутал леса и непроходимые болота с чуть заметными «воронками», где особенно часто встречалась «золотая рыбка».
Сквозь редкие леса, пораженные частыми выбросами в области Лиманска, пробирался сталкер. Он торопливо бежал из леса и что-то бормотал себе под нос. А вслед за ним бежали ещё, их было не видно, но лучи света от фонарей, всё же, пробивались сквозь туман.
«Стой, сталкер» – раздался голос преследователей.
Сталкер всё бежал и бежал, чуть оглядываясь по сторонам. Хруст веток под его ногами перебивался жутким воем слепых псов.
Эта гонка длилась полчаса, пока сталкер не наткнулся на бункер ученых, который стоял среди леса, окутанный туманом.
Стой! Кто идет? – раздался голос часового, стоящего на небольшом полке, освещенным бледно-белой лампой, которая озаряла желтыми лучами.
Погоди, не стреляй! Я свой – чуть слышно проговорил сталкер, — мне нужен профессор Островский. Часовой что-то передал по рации и махнул ему рукой.
—Проходи, не задерживайся. Сталкер обернулся, постоял чуток и пошел.

Совершать невозможное. Простая фраза из двух слов. Мы слышим её чуть ли не каждый день. Но действительно ли обычное человеческое существо способно совершить нечто невозможное, нечто такое, что выходит за рамки определений, выраженных словами?
На самом деле, для этого даже не требуется прилагать много усилий. Несмотря на повсеместные лозунги aka «Знай своё место!», «Всяк сверчок...», вы продолжите этот список из без моих примеров, каждый человек способен на чудо. На Невозможное Событие. Достаточно прийти на море, взять камень и бросить его в воду, как можно дальше. Обычно? Конечно, каждый на это способен. Но бросая этот самый камень в воду, мы совершаем нечто такое, что совершенно не укладывается в понятие «существования» этого самого камня – нечто невозможное. Что-то( в нашем случае – Кто-то) приходит и полностью, кардинально меняет точку отсчёта, меняет представление о незыблемом и погружает в пучину новой жизни.
Ты лежишь на берегу. Буквально в двух метрах от прилива, ты очень хочешь окунуть свои ноги в благостную прохладу морской воды, но всё вокруг тебя кричит на ухо дурным голосом: «Нет, не делай Этого, стоит лишь намочить ступню и всё – ты захочешь плыть». Ты соглашаешься. Действительно, что может быть лучше чем твоё беззаботное существование в мире твоих собственных ценностей, привычных событий и вечно не доходящего до тебя прилива. В этот самый момент в тебя врывается музыка. Сначала ты слышишь только лёгкие мотивчики, занятные, но чаще – скучные мелодии, которые никак тебя не касаются и играют где-то Там, Там, в той вселенной, до которой тебе нет никакого дела. Ты занят. Спустя пару вечностей ты начинаешь прислушиваться, тебе начинает нравится, что твоё существование связано с этой неизвестной мелодией, которая…действительно – стала ближе. Именно в момент этого понимания тебя что-то поднимает… или кто-то? И бросает. В пучину. Смерти.
Первые секунды погружения в бездну – самые страшные, ты не понимаешь, что происходит, твоя точка отсчёта постоянно меняется. Музыка становится оглушительно громкой и каждую секунду встряхивает тебя, заставляя менять положение в новоприобретенной системе жизни. Теперь нет той самой незыблемости и уверенности, что спустя час – ты будешь лежать здесь, но ты получил нечто большее – способность менять краски, и кто знает, может через пару мгновений ты сможешь увидеть такие глубины, которые никто, там на берегу, не способен себе даже вообразить.
Именно. Роль и смысл музыки – давать встряску. Каждый раз, когда тебе кажется, что ты лежишь на берегу – включи любимую песню и станет ясно, что это просто был штиль, а сейчас – ты отправляешься дальше. В своё Невозможное путешествие.

В общем давным давно, пробовал писать рассказики короткие, и вот один из них тут привел, а недавно вдруг наткнулся на вот эту картинку(ниже). хотя в моем представлении антураж был совершенно другим.
в общем не судите строго, прежде этого никто не читал.


Она слышала приближающиеся шаги,паника начинала подбираться по горлу ко рту,но крик был подавлен.
Но ребенок,он все плакал. Не в силах успокоить его,она крепко зажала младенцу рот ладонью.
Шаги уже были настолько близки,что *** могла чувствовать вибрацию тяжелой поступи по полу.
Закрыв глаза,она мысленно молила всех святых о помощи,что бы он прошел мимо,чтобы ничто
не выдало ее с дочкой. Слезы катились и смешиваясь на щеках с потом градом падали с ее подбородка.
Падали,как ей казалось,настолько громко,что она начала бояться как бы эти звуки не выдали их.
Но шаги приблизившись,не останавливаясь,начали удаляться... *** словно выпустили из цепких лап,
она отпустила руку от рта ребенка,и в бессилии начала глубоко дышать. Но ее дыхание было единственным
в этой пустой,темной комнате. Младенец уже не дышал. В этой паники мать не заметила,как,зажав лицо ребенка,задушила его.